Его лицо надвигалось, закрывало собою мир: то ли я тянулась к нему, то ли он ко мне, однако его дыхание уже тлело на моих губах, его тепло смешивалось с моим теплом, и, кажется, мое сердце начинало слышать его сердце.
– Такие слова, – прошептала я, – не говорят священники.
– Но, дочь моя, – выдохнул он почти мне в губы, – вы же просили вам не лгать.
И на краткий миг – большего мне не было отмерено – я увидела в его лице ту самую красоту, о которой он говорил. Мою красоту. Он отразил меня, как зеркало, снова, он взял мою душу в горсть. И, не в силах вынести этого, я закрыла глаза, зная, что должно последовать, и желая этого больше всего на свете.
Ничего не случилось.
Глаза пришлось открыть.
Отодвинувшись, отец Реми как ни в чем не бывало надел маску и улыбнулся мне из-под торчащего носа.
– Еще один танец, прекрасная Коломбина? Не отказывайте, уважьте старика Грациано!
– У меня голова кружится, – сказала я чистую правду.
– Тогда я просто провожу вас к вашему жениху и, пожалуй, буду заканчивать с маскарадом.
– Пожалуйста, отец Реми. Будут неприятности, если вас узнают.
– Надеюсь их избежать. Обопритесь на мою руку. Вот так, хорошо.
Он аккуратно вывел меня из ниши в хохочущий зал и вел мимо запрокинутых лиц, мимо скрещенных взглядов, протянутых рук и пропотевших тел. И в этом путешествии, в плавном шаге отца Реми мне чудилась музыка. Не пение церковного органа, нет, – вольта.
Виконта мы отыскали довольно скоро. Он стоял и беседовал с двумя дамами в масках, при виде меня шагнул вперед, быстро и радостно. Отец Реми выпустил мою руку и поклонился хозяину дома.
– Возвращаю вам прекрасную Коломбину, виконт. Простите, что так надолго украл ее у вас.
– Ничего, ничего, Доктор, – виконт пытался понять, кто скрывается под маской, и не угадывал, я смертельно боялась, что он догадается сейчас.
– Мне хотелось бы немного отдохнуть, Бенуа, – пропела я милым голоском, слыша который мужчины обычно не могут отказать. – Мы можем пойти в гостиную? А затем я подарю вам танец, и не один.
– О, разумеется, – виконт подал мне руку.
Отец Реми поклонился снова и исчез в толпе.
– Кто этот Доктор? – спросил мой жених.
– Не знаю, – сказала я как можно равнодушнее. – Просто какой-то дворянин, и все. У вас есть бисквиты, Бенуа? Ужасно хочется бисквитов.
– В моем доме есть все, что вы пожелаете, дорогая.
Мы не успели уйти далеко: наперерез виконту бросился слуга с перекошенным от волнения лицом, и я тут же, сбившись с легкого шага, поняла: вот они, те неприятности, которые предчувствовал отец Реми.
– Ваша светлость! Ваша светлость, пожар!
– Не ори, идиот! – Виконт сгреб слугу за воротник, разом растеряв всю свою вальяжность. – Где горит, что?
– Часовня, – выдохнул полузадушенный слуга, – часовня горит…
– Прошу прощения, Мари, – не дожидаясь моего ответа, виконт двинулся прочь, волоча за собой слугу. Я подобрала юбку и заторопилась следом, и тут меня бесцеремонно ухватили за локоть – в который раз за вечер.
– Нечего вам там делать.
– Отпустите меня! – Я вырвалась из рук отца Реми. – Хватит уже!
И побежала следом за женихом.
Где находится часовня, я знаю: Бенуа показывал мне дом, и не раз. Ведь я должна войти сюда хозяйкой, а потому неторопливо изучала коридоры, комнаты, лестницы. И сейчас бежала, не сомневаясь, чувствуя за спиной тяжелый топот – священник, как видно, решил не отставать.
Двери в маленькую домашнюю капеллу были распахнуты, оттуда несло сухим жаром. Я остановилась, ухватившись за створку, и шагнула внутрь, отец Реми сгреб меня, не давая идти дальше.
Виконт и слуга стояли неподалеку от нас, замершие в ужасе. И было от чего.
Пылал алтарь, пылала стена над ним, и огонь танцевал вокруг огромного распятия. Эту семейную реликвию привез из крестового похода дальний предок виконта де Мальмера; с тех пор она украшала домашнюю часовню – крест высотой в сажень, красного дерева, с инкрустацией золотом, с гладким золотым Христом. Огонь вился, подкрадывался к нему и все никак не мог подобраться, хотя вокруг уже все пылало.
Но не это оказалось самым страшным.
С тернового венца Христа падали крупные алые капли. Лицо Иисуса было залито кровью.
Глава 9
Nosce te ipsum
[16]Отец Реми строго-настрого велел мне выбросить из головы глупости и даже не думать о предстоящей ему дуэли. Мы говорили позже, дома. Пожар в часовне потушили, хотя драгоценное распятие, конечно, обгорело, а на заляпанное запекшейся кровью кроткое лицо Христа смотреть было невыносимо. Отец Реми под шумок исчез, а когда возник рядом, то был уже в привычной сутане и конвоировал растерянную мачеху. Виконт побыстрее отправил нас всех домой: ему не терпелось найти виновников безобразия или выяснить, отчего так произошло. В часовне постоянно горели свечи, это верно, только свечи не падают ни с того ни с сего.
– Лишь по воле Господа, – сказал отец Реми, глядя в потолок кареты.
Тут уж в его словах сомневаться не приходилось: в освященную часовню дьявол не войдет. Хотя, может, это очень сильный дьявол. Мне было плохо, голова раскалывалась, а еще меня душила страшная злость.
Священник прав: что-то происходит. Если это действительно знак Господень – о чем Он пытается сказать? Что я должна сделать – или не делать?
Одно я знала точно: дуэль я не пропущу.
– Может, вам просто не ходить туда? – сказала я, когда мачеха ушла, ненадолго оставив нас с отцом Реми наедине в своей гостиной.
– Это недостойно чести дворянина – избегать дуэли, – сообщил он мне невозмутимо.
– Может быть, и они не придут. Они были пьяны и могут наутро не вспомнить.
– Тогда это на их совести и чести.
– Ненавижу вас, мужчин, – сказала я с плохо скрываемым презрением. – Вы никогда не думаете о нас. Вам лишь бы драться, лишь бы себя показать.
– Это говорите вы, дочь моя, поехавшая на бал, куда – я вас предупреждал! – не стоило бы являться.
– Ваши предчувствия начинают меня угнетать.
– Три знака уже было, – он воздел указательный палец к потолку. – Три!
– И что?
– Следует подумать.
Я застонала и собиралась сказать, что вечно он меня путает, когда вернулась мачеха.
В итоге все отправились спать. Я легла в постель, думая, что глаз не сомкну, и уснула в ту же секунду. Во снах меня преследовал гигантский скорпион, я убегала, убегала, а когда он меня настиг, то превратился в отца Реми и аккуратно взял за горло.
