Рабы подняли паланкины и пошли по воде, обходя черные маслянистые водоросли.
С корабля нам бросили трап, и Белфиг, жалобно кряхтя, стал карабкаться по нему вверх. Я последовал за ним. Мы поднялись на борт и оказались у подножия пирамиды, а затем стали подниматься снова, пока не добрались, наконец, до верхней палубы. Здесь мы остановились, поджидая свиту и членов экипажа. На носу корабля была еще одна палуба, огражденная перилами, выточенными в стиле рококо. С нее в воду спускались длинные тросы, прикрепленные к столбам, и я решил, что это якорные канаты.
У меня было чувство, будто мы находимся не на борту морского судна, а на огромной телеге. Скорее всего, это объясняется тем, что гребные колеса располагались на оси попарно и не было видно механизма, приводившего их в движение.
Раб принес копье и секиру. Я поблагодарил его и прикрепил оружие к крючкам на поручне.
Белфиг посмотрел на небо взглядом опытного моряка. На небе были все те же плотные коричневые облака, почти не пропускающие тусклого солнечного света. Укутавшись в плащ, я с нетерпением ждал, когда епископ Белфиг даст команду отчаливать.
Честно говоря, я уже раскаивался, что отправился в это путешествие. Я не имел понятия, на кого предстоит охотиться. Чувство внутреннего дискомфорта нарастало во мне, и одновременно внутренний голос говорил, что епископ пригласил на охоту вовсе не для того, чтобы развеять мою скуку, а с какой-то другой, более серьезной целью.
Моржег, оказавшийся капитаном этого корабля, вскарабкался на верхнюю палубу и предстал перед хозяином.
— Мы готовы к отплытию, господин епископ.
— Отлично.
Белфиг доверительно положил свою бледную ладонь мне на плечо.
— Сейчас вы увидите наши «двигатели», граф Урлик, — сказал он, загадочно улыбнувшись Моржегу. — Командуйте, сэр Моржег!
Моржег перегнулся через перила и посмотрел на вооруженных людей в носовой части корабля. Они были привязаны к сиденьям, а в руках, обвитых веревками, держали кнуты. Рядом с каждым лежал длинный гарпун.
— Приготовиться! — прокричал Моржег, сложив рупором руки.
Люди подтянулись и подняли кнуты.
— Начали!
Кнуты одновременно со свистом ударили по воде. Это повторилось трижды, и вдруг вода перед носом корабля пришла в движение. К моему великому удивлению, со дна начало подниматься что-то огромное и непонятное. Четыре громадные рычащие головы с длинными прямыми клыками вынырнули из глубины и с ненавистью посмотрели на людей с кнутами. Из надсаженных глоток раздались странные лающие звуки. Чудовищные извивающиеся тела метались в воде. С помощью упряжи и поводьев, надетых на животных, их заставили повернуться в сторону моря.
Снова ударили кнуты, и звери поплыли вперед. Судно тяжело тронулось с места, и меня удивило, что весла-колеса не погружаются в воду, а держат корабль на поверхности, как карету.
Собственно говоря, корабль и был огромной каретой, предназначенной для прогулок по поверхности воды, а запряжены в эту карету были уродливые чудовища — помесь сказочных морских змеев с морскими львами из мира Джона Дакера, для пущей свирепости дополненная чертами саблезубого тигра.
Кошмарные чудовища плыли в кошмарный океан, увлекая за собой наше невообразимое судно. Кнуты свистели все громче, погонщики погоняли зверей, и те плыли все быстрее. Закрутились колеса, и вскоре жуткий берег Ровернарка скрылся во мраке. Мы остались одни среди адского моря.
Епископ Белфиг оживился. Он надел шлем и поднял забрало. В стальном обрамлении его лицо выглядело еще более отталкивающим.
— Ну как вам, граф Урлик, наши двигатели?
— Я никогда не мог вообразить ничего подобного. Как вам удалось выдрессировать этих зверей?
— О, они специально были выведены для такой работы. Это домашние животные. Когда-то в Ровернарке жило много ученых. Они построили дома, которые отапливались огнем, еще горевшим в недрах нашей планеты. Они придумали и построили необыкновенные корабли. Они вывели породы животных-тяжеловозов. Но это было тысячу лет назад. Теперь мы уже не нуждаемся ни в каких ученых…
Мне показалось, что он просто хочет произвести впечатление, и я ничего не возразил в ответ. Вместо этого спросил:
— А на кого мы будем охотиться, господин епископ?
Белфиг вздохнул:
— Ни больше, ни меньше, чем на самого морского оленя. Это очень опасно, и мы можем погибнуть.
— Погибнуть в этом жутком океане — не самая заманчивая перспектива, сказал я.
Он усмехнулся:
— Скверная смерть. Может быть, даже самая худшая из всех возможных. Но ведь это возбуждает, не правда ли?
— Возможно. Но не меня.
— Послушайте, граф Урлик. Мне казалось, что вам уже начала нравиться наша жизнь.
— Я благодарен вам за гостеприимство! Если бы не вы, я наверное бы погиб. Но в отношении вашей жизни слово «нравится» я бы не употреблял.
Он облизал губы, и глаза его насмешливо сверкнули.
— А рабыня, которую вам прислал?
Я глотнул холодный соленый воздух:
— Мне снились кошмары, и она показалась мне частью этих кошмаров.
Белфиг захохотал и похлопал меня по спине:
— А ты, оказывается, здоровый кобель, девчонка мне все рассказала. В Ровернарке нет нужды прикидываться застенчивым!
Я отвернулся и стал рассматривать темную воду.
Морские животные с лаем бросились вперед, колеса шлепали по воде, епископ Белфиг усмехался, то и дело переглядываясь с мертвенно-бледным Моржегом. Иногда в коричневых облаках образовывался просвет, сквозь который был виден резко очерченный круг красноватого тусклого солнца. Оно было похоже на подвешенный к своду пещеры драгоценный камень. Иногда облака сгущались настолько, что мы плыли в кромешной тьме, и лишь искусственный свет факелов освещал наш путь. Подул легкий ветерок, но на вязкой поверхности воды не появилось даже ряби.
Отчаяние вновь охватило меня. Я прошептал имя Эрмижад и тут же пожалел об этом. Даже беззвучно произносить это имя здесь значило пачкать его.
Корабль продвигался вперед. Команда слонялась без дела по палубам, сидела на ступеньках и поручнях.
Время от времени раздавался непристойный смех епископа Белфига, и его жирные щеки колыхались.
Мне уже стало казаться, что погибнуть в волнах этого соленого моря не так уж и страшно.
7. ЧАША И КОЛОКОЛ
Через некоторое время Белфиг в сопровождении рабов отправился к себе в каюту, а девушка, приходившая ночью, поднялась на палубу и положила мне на руку теплую ладонь.
— Хозяин, ты хочешь меня?
— Предложи себя Моржегу или кому-нибудь другому, — ответил я, — и забудь все, что было ночью.
