Я подбегаю к окну и выглядываю наружу. Папа стоит во дворе с зажатым в руке фонариком. Луч света блуждает по двору, освещая пустую стоянку и идущую за ней пустыню. Он хаотично мечется, словно что-то ищет. Или кого-то.
Он направляется к боковому двору, направляя луч на кусты под моим окном. У меня учащается пульс.
Пожалуйста, пусть Марко будет не настолько глуп, чтобы спрятаться в кустах.
Отец продолжает идти вдоль дома, луч света перемещается из стороны в сторону, пока не скрывается из виду. В ожидании я затаила дыхание.
Через несколько минут входная дверь закрывается и щелкает замок. Затем доносятся шаги в сторону кухни и слышится низкий тембр папиного голоса. Он что-то нашел?
Я пробираюсь к двери своей спальни, но слышу, как папа поднимается по лестнице. Я запрыгиваю обратно в кровать, стараясь выглядеть так, словно ждала здесь все это время. Пальцами перебираю смятые одеяла.
У отца измученный вид. Его халат распахнут, под ним виднеется старая белая майка, боксеры и бледные, худые ноги. Он подходит к окну, выглядывает наружу, затем захлопывает его.
– Папа, что…
– Зачем ты вздумала открыть окно посреди ночи? – произносит он хрипло, в голосе слышатся нотки обвинения.
Мне не хочется лгать. Поэтому я не отвечаю на вопрос.
– А с каких пор у нас установлена сигнализация? – парирую я.
Папа потирает переносицу, смотрит на меня так, словно не может сообразить, что сказать дальше. Возможно, он просто устал, но он выглядит… сердитым. Как будто он знает, что я открыла окно, потому что под окном кто-то стоял. Но он, должно быть, не видел Марко, иначе он бы что-нибудь сказал.
– Там… – Он прочищает горло и снова потирает переносицу. – В этом районе было зафиксировано несколько взломов, поэтому сегодня вечером нам установили сигнализацию. На ночь нужно закрывать окна. На улице слишком жарко.
– Взломы? В Тамбл-Три? Обычно мы даже не запираем заднюю дверь на ночь, и я даже готова поспорить на деньги, что никто в Тамбл-Три этого не делает. Что здесь вообще можно украсть? – Если кто-то хочет взять барахло, которым расплачиваются с отцом, то пусть забирают.
Так вот что сегодня днем в нашем доме делал мастер, которого прислал мэр, получается, он устанавливал сигнализацию?
– Папа, что происходит? – спрашиваю я, внимательно изучая его лицо. – С кем ты говорил по телефону?
– Ни с кем, это была охранная фирма. Все в порядке. Просто… закрывай это окно, хорошо? – Его взгляд блуждает по моей комнате, он смотрит повсюду, только не на меня. – Тебе нужно поспать. Нам обоим. Увидимся утром. – Он кивает, как будто больше нечего обсуждать и закрывает за собой дверь с громким щелчком.
Я слушаю звук его удаляющихся шагов, затем возвращаюсь к окну.
Снаружи нет ничего, кроме темноты.
10
На следующее утро работа идет как обычно. Я обслуживаю многочисленных посетителей, ожидающих встречи с папой.
– Воды? – говорю я хмурому мужчине в конце очереди. Веранда скрипит под тяжестью.
Он переводит взгляд с меня на пустой стакан, словно не может понять, что он здесь делает, затем протягивает его мне, чтобы я налила воды. Он приехал сегодня рано утром, солнце едва выглянуло из-за горизонта, когда его белая «Хонда» с шумом проехала по выбоине и въехала на уже заполненную парковку. Номерной знак штата Нью-Мексико, что означает, ему должна быть знакома жара пустынь. Надеюсь, он не будет жаловаться так же сильно, как остальные.
Но сутулость его плеч и тени под глазами выделяются на фоне большинства ожидающих. Челюсть плотно сжата, а темные глаза прикованы к земле.
Вина.
Я изучаю глубокие морщины на его лице. Он похож на человека, который хочет забыть то, что не дает ему покоя уже много ночей. Вероятно, он совершил то, что хотел бы никогда не совершать.
– Как вы думаете, сколько времени это займет?
Я наполняю его стакан водой, изучая извилистую очередь, тянущуюся к двери: азиатка в платье, слишком стильном для пыльного Тамбл-Три; худощавый белый мужчина с бородкой, в узких джинсах с протертыми коленами, темнокожий мужчина в бейсболке «Филлис» лет двадцати, который постоянно смотрит на часы, и многие другие. Передний двор заставлен машинами – если кто-нибудь еще приедет, им придется парковаться на дороге.
В начале очереди женщина из Оклахомы сидит на металлическом складном стуле, интенсивно обмахивая себя веером. Если бы отец вчера не заболел, она бы уже, наверное, была на пути домой, чувствуя себя легкой, как облачко.
Мужчина из Нью-Мексико нервно покусывает губу, ожидая услышать от меня что-то обнадеживающее.
– Трудно точно сказать, сколько это займет времени, – наконец отвечаю я, перемещая кувшин в другую руку. В подобные моменты я обычно говорю, что то, что делает мой отец, – прекрасно. Я успокаиваю, обещая, что все будет хорошо, и если просто терпеливо подождать вместе со всеми, то подойдет очередь, и бремя будет снято.
Но сегодня все, что я могу сказать, – это:
– Прошу меня извинить.
Затем я иду обратно к входной двери. Я чуть не врезаюсь в Виви, выходящую из дома, крепко прижимающую к груди планшет с зажимом.
– Ой!
Ярко накрашенные губы сжимаются в тонкую линию. Все признаки вчерашней жизнерадостности уступили место ее неизменному пучку и вызывающему внешнему виду. Сегодня на ней надето облегающее красное платье с леопардовой отделкой и леопардовые туфли на каблуках в тон. Это уже перебор, даже для нее. Она переводит взгляд с меня на ожидающих посетителей, и по ее хмурому лицу я понимаю, что она проверяет, хорошо ли я обслужила всех гостей.
Позади меня слышится скрип металла и скрип половиц, когда люди поднимаются со своих складных стульев. Кажется, что вся веранда поднимается и словно вытягивается. Появление Виви означает, что отец готов принять первого посетителя.
Виви изучает свои записи, потом бросает взгляд на женщину из Оклахомы. Она выглядит настолько переполненной воодушевлением, что вот-вот взорвется, и по всему крыльцу разлетятся кусочки «Штата проворных»
[9].
– Регина Тук? Мистер Миллер сейчас вас примет. Пожалуйста, следуйте за мной.
Посетительница из Оклахомы произносит беззвучное «О», когда делает шаг вперед. Оставшиеся ждать в очереди смиренно опускают плечи, вновь принимая выжидательные позы. Виви указывает на дверь, приглашая Регину войти внутрь, а затем снова поворачивается ко мне.
– Ты привела в порядок уборную утром?
– Да, Виви. – Удивлена, что она не проверила мою работу, прежде чем спросить. Не то чтобы это имеет значение – я оттерла все до блеска, так что теперь уборная блестит как закат в пустыне. Если я хочу, чтобы сегодня у меня осталось время на себя, я не могу дать Виви повод заставить меня переделывать работу.
