– Только не говори мне, что он тебя тоже отвезет домой. – Она захлопывает козырек и скрещивает руки на груди.
– В чем конкретно заключается твоя проблема касаемо меня?
– Моя проблема, – Мануэла поворачивается ко мне лицом и тыкает пальцем в мою сторону, – в том, что ты не должна быть здесь. Тебя больше не должно быть в его жизни.
У меня внезапно пересыхает во рту. Я тянусь к кулону со звездой на шее, и меня охватывает волна головокружения.
Большой палец Марко на моей ладони…
Звук моего имени, когда Марко шепчет его…
Чувствую дыхание Марко на моей щеке…
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – слышу я свой голос, но слова звучат так, будто исходят из чужих уст.
Потому что я действительно все знаю. Так же, как Марко знает о моей карте. И как мне знакомо чувство, когда его рука касается моей.
Мы – две разветвленные дороги, которые наконец-то слились воедино.
Снова.
Я наклоняюсь вперед и хватаюсь за подголовник, как раз когда Марко открывает багажную часть «Юкона» и затаскивает мой велосипед внутрь.
– Что произошло между мной и Марко? Пожалуйста, ты должна мне рассказать. Я… я не могу вспомнить.
Мануэла изучает меня так же пристально, как и отец, когда забирает воспоминания. Ее ярко-красные губы сжимаются в тонкую линию.
– Пожалуйста, – добавляю я еще раз. – Что ты знаешь?
Дверь рывком открывается, и Марко заскакивает на переднее сиденье. Звяканье ключей прорезает тишину, повисшую в машине. Ее взгляд скользит между нами.
– Что я пропустил?
Мануэла опускает взгляд на свои руки, изучая синий потрескавшийся лак на ногтях. Ее ногти покусаны.
Молчание затягивается.
Взгляд Марко поймал мой, но я не знаю, как реагировать.
– Хорошо. Ты действительно хочешь знать, что случилось? – Мануэла смотрит прямо на меня. – Вы стерли друг друга из памяти. После того, как вы, ребята, расстались. Отец Люси заставил вас забыть, что вы вообще были знакомы.
Я не могу дышать.
Тьма вытягивает руки. Они смыкаются вокруг моего горла, моей груди, моего сердца.
– Откуда ты это знаешь? – Марко сжимает черный виниловый руль так сильно, что костяшки пальцев бледнеют.
Мануэла смотрит в окно, изучая деревья, которые выстроились вдоль задней части парковки. Они похожи на узловатые пальцы, устремленные в ночное небо.
– Мэр сказал мне. Он рассказал всем нам. Однажды он появился на Миракл-Лейк и сказал нам всем, что вы расстались и стерли друг друга из памяти. Он сказал, что мы не должны упоминать Люси при тебе. Что это все слишком печально. Что будет лучше, если мы позволим вам обоим идти разными путями. Он сказал, что это то, чего вы хотели.
Она смотрит на Марко, ее глаза большие и круглые.
– Я думала, что ты не мог ее вспомнить, что ты этого не хотел. Я думала, что ты забыл ее, а я… – Она прерывается, качая головой. Ее нижняя губа подрагивает. – Неважно. Просто отвези меня домой.
14
Поездка к дому Мануэлы проходит в тишине. Как будто весь воздух был высосан из машины. Или из всего мира.
Я стараюсь избегать глаз Марко в зеркале и отражения залитого слезами лица Мануэлы в окне. Вместо этого я смотрю, как мимо проносятся разной высоты деревья; как высоко в небе улыбается луна; как вдали, где соединяются Техас и Мексика, темнеет линия горизонта пустыни.
Вы стерли друг друга из памяти.
Это не редкость, когда ребята из моей школы приходят в Дом Воспоминаний с просьбой стереть кого-то, кто причинил им боль, но правила отца незыблемы – он не стирает воспоминания тем, кому меньше восемнадцати. Почему он сделал исключение для нас с Марко?
Дороги пусты, и через несколько минут мы подъезжаем к тупиковому переулку, где расположен дом Мануэлы. Машина едва успевает остановиться, как она распахивает дверь и выскакивает наружу.
– Мануэла, подожди. Может, ты просто дашь мне… – Марко наклоняется через сиденье, как будто хочет схватить ее, но она быстро уходит. Дверь захлопывается, завершая вечер холодным восклицанием.
Мы наблюдаем, как она исчезает в ночи, практически бежит к аккуратному двухэтажному дому, на пыльном переднем дворе которого стоит радужная вертушка. Мануэла не оборачивается.
Наконец-то Марко нарушает молчание.
– Хочешь сесть впереди? – Он наклоняется, чтобы посмотреть на меня.
– Наверное, не стоит. Что если твой дядя все еще патрулирует? – Это логичный ответ, но мне нравится, что между нами есть расстояние в виде сиденья и тот факт, что ему меня плохо видно. Я боюсь, что он сможет увидеть, как дрожат мои руки. Что он услышит, как колотится мое сердце.
– Верно, хорошая мысль. – Он кивает, как будто соглашаясь со мной, но в его голосе звучит что-то еще. Разочарование?
Он разворачивается и выводит машину на дорогу, стараясь смотреть в обе стороны, несмотря на то что Тамбл-Три – город-призрак. Его взгляд на секунду задерживаются в зеркале заднего вида, ловя мой.
Я чувствую, как краснеет мое лицо, и опускаю стекло, чтобы впустить внутрь ночной воздух. Теплый ветерок приятно обдувает мою липкую кожу.
Неужели я действительно могла попросить папу стереть Марко из памяти? Я закрываю глаза и вспоминаю, как горит моя кожа, когда он рядом. Трудно представить, что мне хотелось забыть об этом. Но я не могу отрицать зияющие дыры в моих воспоминаниях или вспышки необъяснимых моментов, которые я видела в тот день, когда столкнулась с Марко и Мануэлой в парке. Обломки эхо и пропавшие воспоминания имеют место – и их слишком много, чтобы это игнорировать.
Пусть Мануэла говорит правду, но это все равно не объясняет того, почему именно это было сделано. Папа говорит, что нам нельзя забирать воспоминания, которые не были отданы по своей воле. Так почему же он забрал так много моих?
– Просто чтобы ты знала, я бы этого не сделал, – говорит Марко, как будто мои мысли транслируются. Я встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида. Его темные глаза серьезны. – Я бы не стал стирать тебя. Мне все равно, что говорит Мануэла, она ошибается.
В моем рту словно песок. Как только я скажу следующие слова, то уже не смогу взять их обратно.
– Марко, я видела вспышки воспоминаний… о нас. На днях ты спросил, есть ли карта на моем потолке. Ты даже нарисовал ее внизу записки, которую оставил мне.
– Да…
– Эта карта есть. И она выглядит именно так, как ты ее нарисовал – потому что ты ее видел, не так ли? Ты был в моей комнате. – Это не вопрос. Мы были связаны друг с другом.
Он смотрит на меня с самым грустным выражением лица.
