– Я тоже не знаю, – продолжает он, наблюдая за моим выражением лица. – Каждый раз, когда я пытаюсь найти ответ, мой мозг будто замирает, и я не могу подобрать слово. Как будто его вырвали прямо из моей головы. А потом я начал думать о том, как другие люди говорят об этом. Никто никогда не говорит, чем они занимаются, так ведь? Они просто говорят: «Они собираются поработать на шахтах» или «Мой папа работает на шахтах». Тебе не кажется это странным? Как будто весь город понятия не имеет, что за чертовщина здесь происходит. Как будто им всем промыли мозги.
Волоски на моей шее становятся дыбом. Достаточно трудно переварить тот факт, что отец забрал мои воспоминания, воспоминания Марко и воспоминания всех, кто работал на шахтах той ночью. Но весь город?
– Послушай. Я понимаю, о чем ты говоришь, но я знаю своего отца. У него должна была быть веская причина сделать то, что он сделал. Ты сам сказал, что его держали под дулом. Они заставили его забрать мои воспоминания. Он не ворует воспоминания, Марко.
Парень сжимает губы в тонкую линию. Мы какое-то время молчим и просто смотрим друг на друга. Но я могу точно сказать, что в этот момент в его голове бушует война. Есть что-то, чего он мне не говорит.
– Что? – наконец спрашиваю я. – Что ты умалчиваешь?
Он открывает рот. Закрывает его. Качает головой.
– Уже поздно. Может быть, нам стоит поговорить об этом завтра, когда мы оба немного отдохнем и сможем все это осмыслить.
– Ни за что. Что бы это ни было, я смогу это принять. Ведь это не может быть хуже, чем все остальное, что ты мне сегодня рассказал, верно?
Я говорю это в шутку, но лицо Марко становится мрачным.
– Просто скажи это, – шепчу я. Внезапно воздух в машине вдруг кажется слишком плотным.
– Это то, что сказал мой дядя прямо перед тем, как твой отец забрал у тебя память. – Он делает паузу. – Я даже не знаю, как спросить тебя об этом.
– Просто скажи это, Марко. – На этот раз я не шепчу.
– Это касалось твоей мамы.
– Моей мамы? Что ты имеешь в виду?
Мамино лицо вспыхивает красным; холодное, тяжелое чувство вины пронзает меня насквозь…
Марко проводит руками по волосам и медленно выдыхает.
– Люси, как умерла твоя мама?
Я вздрагиваю и сглатываю знакомый комок в горле, который образуется, когда кто-то заговаривает о ней.
– Она попала в аварию. – Я поворачиваю голову в сторону нашего парка. Деревья, растущие там, загораживают обзор, и уже слишком темно, но кажется, будто я вижу живую тень своей матери.
Божья коровка, я люблю тебя больше, чем Техас. Больше, чем все звезды на небе.
– Что за авария? – Марко говорит это мягко, но я все равно чувствую себя так, будто мне залепили пощечину.
– Почему ты спрашиваешь меня об этом?
– Просто постарайся ответить на этот вопрос. Это важно. Что это был за авария?
Внезапно мои руки начинают трястись так сильно, что мне приходится ухватиться за край сиденья. Перед глазами все начинает расплываться, но я продолжаю видеть лицо Марко в тени. Мои виски пульсируют.
– Она попала в аварию, – повторяю я снова, а затем закрываю глаза, и я уже не вижу тревогу на лице Марко. – Она… Она была в… У нее был… Она… это была… авар…
Пот стекает по моей шее от усилий. Все мое тело трясет. Я бью кулаками по сиденью, пытаясь заставить себя ответить.
– Она попала в аварию! – Я выплевываю слова одной непрерывной строкой, мой голос повышается до крика.
Потому что это единственное, что я могу сказать.
Потому что я не могу ответить на вопрос.
Потому что я понятия не имею, как умерла моя мама.
15
По воскресеньям Дом Воспоминаний не открывается до полудня, так что у меня в распоряжении блаженно свободное утро. Папа возится на кухне, пока Виви нет рядом, чтобы покормить его, поэтому я пользуюсь моментом.
– Я ненадолго отлучусь, пап. Я вернусь до открытия!
Я заставляю себя улыбнуться и избегаю зрительного контакта, затем пробегаю мимо него через входную дверь и запрыгиваю на велосипед, прежде чем он успевает меня остановить.
Я не могу сейчас смотреть ему в глаза. Я понятия не имею, что сказать. Всю прошлую ночь я ворочалась, мамино лицо то появлялось, то исчезало из фокуса. Я имею право знать, что с ней случилось. Мне нужно знать, что с ней случилось. Но сейчас я просто хочу встретиться с Марко.
Кондитерская «Пэттис Пай» больше напоминает дом, чем ресторан: с хлопковыми занавесками в клетку и креслами-качалками на витиеватой веранде. К полудню здесь будет полно народу после церкви, но пока кресла-качалки пусты, а большинство машин на стоянке принадлежат сотрудникам. Я замечаю «Юкон» Марко на парковке у входа, и мой желудок сжимается. Я тянусь к кулону со звездой, прижимая его края к пальцам, словно это как-то успокоит мои нервы.
Колокольчик над дверью звенит, когда я открываю ее, и на меня обрушивается аромат жарящихся панкейков, яиц и бекона.
– Люси! – Пэтти улыбается мне со своего обычного места за стойкой администратора, на ее лице широкая гостеприимная улыбка. – Какой приятный сюрприз. Я не видела тебя здесь уже несколько недель. Ты где пряталась?
– О, да просто этим летом я работаю больше часов в Доме Воспоминаний. Надеюсь накопить денег, чтобы купить машину.
Пэтти смотрит на меня так, будто я только что сказала ей, что высадилась на Луне, морщинки вокруг ее рта становятся все глубже от удивления.
– Ну, посмотрите-ка на нее, мисс Независимость. – Она достает два пластиковых меню (как будто весь город уже не выучил его наизусть). – Кажется, только вчера ты ходила в подгузниках, а уже говоришь о машинах. Время и правда летит, да? Твой папа паркуется? – Она выжидающе смотрит позади меня.
– Вообще-то я сегодня одна. Мне безумно захотелось черничных панкейков, а папа уже поел, так что я здесь. – Я пожимаю плечами, осматривая ресторан в поисках Марко. – Я займу свободное место у бара, ладно? Не буду занимать целый столик, так как я сегодня одна.
– Конечно. Иди назад, Мисси скоро подойдет к тебе. Так рада тебя увидеть!
– И я, Пэтти.
Я отмахиваюсь от меню, которое она предлагает, и направляюсь к барной стойке, где сидит Марко. Он поднимает взгляд как раз в тот момент, когда я отодвигаю стул рядом с ним.
– Не здесь. – Он показывает на следующее место, оставляя между нами большое расстояние. – На случай, если зайдет кто-то из людей моего дяди, я не хочу, чтобы это выглядело так, будто мы здесь вместе.
Я киваю и пересаживаюсь через место, чувствуя легкое разочарование. Виви, его дядя и бо́льшая часть города сейчас на воскресной службе, так что риск быть замеченными невелик. Но все же он прав, что проявляет осторожность. Для того чтобы уйти из церкви, он притворился, что у него болит голова. По крайней мере, так он сказал вчера ночью, когда мы договорились встретиться здесь.
