Мое дыхание сбивается. Я не заметила раньше, потому что она ехала позади меня. Но теперь, когда Мануэла приближается к фонарям, освещающим шахту, я отчетливо вижу. На ее кроссовках по бокам нашиты кремово-белые свуши Найк
[17]. Это предназначено для того, чтобы, когда ты едешь на велосипеде в ночное время суток, люди точно могли тебя заметить.
Они были разработаны, чтобы отражать свет.
Я прикусила губу, чтобы сдержать ругательство. Надо было тщательнее проверять, во что она одета. Надо было надеть все черное. Надо было лучше планировать.
Мы не должны были приходить.
– Мануэла, – шепчу я, но она уже не слышит. Она продолжает красться вперед, не обращая ни на что внимания, останавливаясь только тогда, когда оказывается в опасной зоне видимости, низко пригибаясь за пустынными растениями. Белый свуш на кроссовках светится при каждом ее движении, отражая освещение, расставленное вокруг места, где копают люди.
Мой пульс учащается. Перед глазами начинает расплываться. У меня появляется внезапное ощущение, будто я падаю, все проносится мимо и тает. Вспышка боли пронзает голову.
Большая Медведица. Руки впиваются мне в спину. Рука, полная песка, чтобы помочь мне вспомнить.
Я чувствую, как моя рука тянется в карман, словно пытаясь что-то схватить, но там ничего нет.
К чему я только что тянулась?
Я кладу руку на землю, чтобы успокоить в голове это ощущение качающегося маятника.
И тут мимо меня проносится картинка кармана полного песка. Должно быть, это Эхо прошлого раза, когда я была здесь. Мои мысли бешено проносятся, меня охватывает паника. Как будто мое тело говорит мне повернуть назад, а мой разум хочет остаться.
Я моргаю раз, два, пока наконец картинка передо мной не застывает, и я не осознаю, где я. Мануэла находится так близко к месту работ, что эти люди, вероятно, могли бы услышать ее дыхание, если бы хорошо прислушались. Нет никаких шансов, что мэр ее не увидит. Ему достаточно взглянуть направо, чтобы заметить белый след на ее кроссовках, и она попалась. Мы попались.
Мэр что-то говорит тем, кто копает. Он стоит ко мне спиной, поэтому я не могу разобрать, но Мануэла, должно быть, слышит каждое слово.
Один человек встает с места работ и поднимает один из ящиков. Мэр направляется мимо них к светящемуся устью шахты. Один из охранников делает шаг вперед, оружие сверкает в тусклом свете.
Человек, держащий ящик, идет вперед очень осторожно: может быть, из-за веса ящика, а может быть, потому что на него направлено оружие. Он держит его так, словно он может разбиться вдребезги, если его уронить. Когда он подходит ко входу в шахты, он колеблется, широко раскрытые глаза блестят на свету.
Мэр жестом приглашает его вперед.
– В шахты, пожалуйста. До самого конца.
Мужчина округляет глаза, когда видит, что охранник делает шаг, и затем он идет вперед, пока не исчезает в зияющей пустоте. Когда он выходит через несколько минут, ящика уже нет. Мэр хлопает его по плечу, что-то говорит ему на ухо, а затем кричит рабочим.
– Пошевеливайтесь, народ! Мы же не собираемся тут торчать всю ночь.
Мужчина, шаркающей походкой, возвращается к своему рабочему месту и поднимает лопату. Другой человек встает, поднимает один из ящиков и несет его к шахтам, за ним следует еще один и еще один. Все они медленно бредут ко входу, где исчезают в шахтах, чтобы сложить свои ящики, а затем возвращаются к своему рабочему месту и продолжают копать.
Я сразу узнаю маму Мануэлы: у нее такие же темные волосы и волевой подбородок. Она запинается, когда подходит ко входу в шахты. Мэр тянется к ней, поддерживая ее обеими руками.
Белые кроссовки Мануэлы мерцают. Она больше не ползет на животе – она уже выпрямилась. Похоже, она готова бежать к маме.
Мэр, должно быть, заметил движение краем глаза, а может быть, увидел вспышку белого цвета. Потому что внезапно его голова поворачивается, а солнечные очки сверкают в нашем направлении.
Мои ладони покрываются капельками пота.
Я замечаю, как он идет прямо в сторону Мануэлы, и падаю на живот.
26
– Кто там? – гулом разносится по пустыне голос мэра. Я не осмеливаюсь поднять голову. Вместо этого я вжимаюсь животом в землю так, что ощущаю каждую песчинку на своей коже.
Я слышу, как хрустят ботинки мэра Вормана, медленно и уверенно, словно он преследует добычу.
– Не пытайся спрятаться, я видел тебя. Лучше выходи из своего укрытия. Иначе мне придется послать за тобой Арчи.
Арчи. Разве не так звали мастера, которого мэр прислал для установки сигнализации? И тем же именем Марко называл бородатого мужчину в кондитерской «Пэттис Пай».
Меня трясет так сильно, что я едва могу подтянуть под себя руки, но мне удается приподняться настолько, чтобы видеть происходящее.
Рабочие перестают копать и таскать ящики, их лица повернуты в нашу сторону. Среди них и мама Мануэлы, губы плотно сжаты, взгляд обеспокоенный. Мэр стоит в нескольких метрах от Мануэлы, которая теперь поднимается и выходит на самое видное место. Позади мэра охранник держит оружие наготове.
Мануэла поднимает руку в знак приветствия и улыбается мэру. Она выглядит так, будто они только что столкнулись в бакалее.
– Здравствуйте, мистер Ворман. Не хотела вас напугать. Я просто искала свою маму.
– Мануэла, что ты здесь делаешь? – Ее мама выглядит такой же удивленной, как и мэр. Она приподнимает свой груз, пытаясь удержать ящик в руках.
– Мануэла. – Мэр протягивает ее имя, как будто его все это забавляет. – Это закрытая рабочая зона. Ты же знаешь, что здесь лучше не находиться. Не говоря уже о том, что сейчас глубокая ночь. Молодой девушке небезопасно бродить по пустыне в темноте.
– Я знаю, и мне очень жаль. Просто моя мама оставила дома таблетки. Я не могла уснуть, потому что волновалась, что они ей понадобится, и решила быстренько заскочить и отдать ей их. Я старалась не мешать, но… ну, простите. Вы не против, если я быстро ей их отдам? Потом я пойду домой, а вы, ребята, можете вернуться к работе.
Мэр потирает бороду и дает знак охраннику, чтобы тот опустил оружие.
Мануэла делает шаг вперед, но он поднимает руку, чтобы она остановилась.
– Подожди, Мануэла. Как я уже сказал, это закрытая рабочая зона. Не хотелось бы, чтобы ты получила травму или что-то в этом роде. – Медленная улыбка расплывается по его лицу. – Роза, почему бы тебе не спуститься сюда и не забрать таблетки? Арчи, иди туда и помоги ей.
Охранник засовывает пистолет за пояс, но держит руку на нем, пока идет к маме Мануэлы. Он берет у нее из рук ящик и аккуратно ставит его на землю. Роза идет к своей дочери, на ее лице полная растерянность.
