Это не помощь. Это предательство.
Как я раньше этого не замечала?
– Люс.
Голос Марко возвращает меня в настоящее. То, как он произносит мое имя, звучит так же, как чувствовались цвета в его воспоминаниях. Я хочу утонуть в этом звуке. Я хочу погрузиться в него и никогда не всплывать.
Он сокращает расстояние между нами так быстро, что я подпрыгиваю от неожиданности. На этот раз, когда наши руки соединяются, касание становится другим – он прикасается ко мне так, будто знает все дороги и пути, которые ведут ко мне. Как будто мы никогда не были потеряны друг для друга.
– Люс. – Его пальцы скользят между моими, его большой палец проводит по моей линии жизни до запястья так же, как он делал это в своих воспоминаниях. В его глазах блестят слезы. – Как я мог забыть? Как я мог позволить им забрать тебя у меня?
Он подходит ближе, практически не оставляя пространство между нами. Он так близко, что я вижу, как дрожит его нижняя губа; чувствую тепло его дыхания; вижу светло-коричневые крапинки, плавающие между темно-коричневыми радужками его глаз.
Когда он целует меня, я чувствую, что он помнит. Он целует меня так, как будто мы делали это уже сотни раз. Может быть, тысячи раз. Поцелуй с ним – это как возвращение домой, словно каждая дорога ведет к нему.
– Мне жаль, – шепчет он между вдохами. – Мне так жаль, что я забыл тебя.
– Это не твоя вина, – шепчу я в ответ, так отчаянно желая, чтобы у меня были свои собственные воспоминания о нем. Он может вспомнить, какими мы были до этого. А у меня осталось только «после».
Когда он наконец отстраняется, его темные глаза становятся серьезнее. Я рада этой паузе, потому что мне нужен воздух.
– Как ты это сделала?
– Я точно не знаю. Одна женщина пришла сегодня с Эхо. Виви или папа обычно занимаются ними: разговаривают и слушают, пока они не успокоятся, но сегодня была только я. Я не знала, что еще делать, поэтому взяла ее за руки и попросила рассказать, что она помнит, и тут – взрыв! Я могла видеть воспоминания, которые мой отец забрал у нее, как будто я была ею, и каким-то образом вернула их ей обратно. Полагаю, это то, что мой отец делает для людей, но только наоборот. Я пришла сюда сразу, как только поняла. Я боялась, что они снова забрали твои воспоминания. Что ты забыл меня.
– Так и было. Арчи – один из людей моего дяди, увидел нас у Пэтти и заподозрил. Мой дядя не хотел рисковать, поэтому он заставил твоего отца снова забрать мои воспоминания. Потом дядя сказал мне, что я заболел, что у меня была очень высокая температура, и поэтому я чувствовала себя туманно и не мог вспомнить последние несколько дней. Он практически запер меня в доме с мамой на страже, сказав, что я все еще заразен. – Он сцепляет свой мизинец с моим.
– Ну, пока ты была заперт дома, я накопала много информации. – Я делаю глубокий вдох, и слова вырываются из меня, одно за другим в быстром ритме. – После того, как мы увидели у Пэтти, что Мисси ведет себя странно, и поняли, что на шахтах что-то происходит, я знала, что мы должны были там что-то обнаружить, когда ты не появился у меня дома. Поэтому я пошла в библиотеку. Оказалось, что шахты – это никакие уже не шахты, они закрылись много лет назад. Мы с Мануэлой думаем, что мэр продает воспоминания из Дома Воспоминаний: он выяснил, что счастливые и печальные части воспоминания разделяются после того, как они были зарыты в пустыне. Поэтому он заставляет людей из города выкапывать их и переливать хорошие части. Затем он разбавляет их водой и делает эликсир, который продает. И мы думаем, что темная жидкость, которую мистер Льюис пил в шахтах, сделана из грустной части воспоминаний – это как осадок. Он использует его для контроля над людьми, но у него, должно быть, есть какие-то странные побочные эффекты, потому что такие люди, как Мисси и бабушка Мануэла, полностью забывают себя и…
– Подожди, притормози. Вы с Мануэлой догадались об этом? – Брови Марко взлетели вверх.
– Это долгая история. – Я сдерживаю улыбку. – Она… не такая уж и плохая.
Я вижу, как он обрабатывает этот прелюбопытный факт вместе со всем остальным, что я сейчас вывалила на него.
– Итак, что нам теперь делать? – спрашивает Марко.
– Я еще не уверена. Мы не можем больше рисковать тем, чтобы нас снова поймали на шахтах. В прошлый раз они забрали мои воспоминания, но что, если в следующий раз они заставят меня выпить этот осадок? Я не хочу закончить как Мисси или мистер Льюис. Я не хочу забыть себя. Мне и так плохо, что я не могу вспомнить многое из того, что со мной произошло.
– Подожди, почему ты не можешь заставить себя вспомнить? Если ты можешь вернуть обратно другим людям их воспоминания, разве ты не можешь восстановить свои собственные?
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что так не бывает, но потом останавливаюсь. Потому что, на самом деле, я понятия не имею, как это работает. И он прав – никогда в жизни я не могла себе представить, что смогу вернуть людям их воспоминания после того, как они были изъяты. Почему я не могу сделать то же самое для себя?
– Я не знаю как, – говорю я наконец, но мой разум плывет от возможностей, плывет от малейшего шанса, что я тоже смогу вернуть недостающие части моей жизни.
Я вспоминаю те несколько уроков, которые у меня были с отцом.
Зрительный контакт – самая важная часть. Это то, что помогает воспоминанию найти тебя.
Идея поражает меня как молния.
– Где ближайшее зеркало?
33
Марко ведет меня вниз по коридору, где огромное зеркало во весь рост занимает большую часть стены.
– Подойдет? – спрашивает он, изучая мое отражение. Я удивляюсь размеру зеркала. Если это когда-нибудь и сработает, то именно в этом зеркале.
Девушка, смотрящая на меня в отражении, едва узнаваема. Ее губы красные и припухшие от поцелуев, щеки раскраснелись. Глаза покрасневшие и уставшие от того, что она почти не спала прошлой ночью. Несмотря на усталость, я вижу маму в чертах своего лица: изгибе бровей, непослушных волосах. Тот же прямой нос. Те же серые глаза. Почему я не замечала этого раньше?
– Ты в порядке? – Марко ободряюще сжимает мою руку. У меня миллион вопросов, которые я хочу ему задать: сколько раз я была у него дома; сколько раз мы вот так держались за руки; сколько раз мы смотрели на мою карту на потолке, обсуждая места, куда мы вместе поедем. Но если я смогу заставить себя вспомнить, мне не придется спрашивать его. Я смогу все вернуть: маму, Марко… Я могу заставить себя вспомнить каждый кусочек моей жизни, который у меня отняли.
В груди становится тесно. Мои ладони начинают потеть. Пальцы дрожат, когда я протягиваю руку, чтобы коснуться стекла. Я не отвожу взгляд от своих глаз и делаю глубокий вдох.
Расскажи мне, что ты помнишь, – думаю я, глядя на свое отражение.
Надежда – это словно воздушный шарик в моей груди. Я жду, когда в моей голове раздастся щелчок.
