Надо же как их всех сморило! Спят как миленькие, и это посреди бела дня… Но мерное покачивание вагона убаюкивало, а ехать было далеко.
Вовка зашнуровала, наконец, кроссовки и потопала по коридорному ковру вдоль вагона. Поле за окном сменилось черным еловым лесом, и через вентиляцию повеяло сыростью. Вовка невольно зевнула, прогоняя остатки сна. Вот бы проводница оказалась на месте, Вовка с удовольствием попросила бы еще чаю.
Пока шла, заглядывала в купе. Кое-где двери приоткрыли или даже распахнули настежь. Пассажиров было немного: по двое на купе, иногда по одному. Вяло копались в телефонах, читали. Большинство растянулось на своих полках и дремало. Видно, вагонное оцепенение охватило всех.
Глаза слипались, веки щипало. Вовка потерла их кулаками и снова широко зевнула. А может, в чай здесь подсыпают снотворное? Чтобы скучная дорога побыстрее осталась позади?
Вовка вздрогнула. Ей почудилось, что следующее купе набито папиными черными костюмами для конференции, но она проморгалась, и костюмы слились в один-единственный коричневый плащ, повешенный у самого входа. Хозяйка плаща играла сама с собой в шашки. Крутила бумажное поле туда-обратно, передвигая пуговки-фишки, и что-то шептала себе под нос. Вовка зашагала дальше.
А в следующем купе она уже совершенно отчетливо различила тени. Исчезли они не сразу – помаячили, сужая кольцо вокруг полного старика с влажной лысиной, и растворились, оставив после себя едва уловимый аромат горелого.
Вовка снова протерла глаза кулаками и уставилась на тучного пассажира. Он склонялся над газетой, отмечая себе строки линейкой, и Вовку не видел. Вокруг него еще колыхались остатки грязноватого тумана, но и они понемногу рассеивались.
Вовку так и подмывало спросить увлеченного газетой пассажира, не чувствует ли он странный запах гари, но она промолчала. Запах исчез, а вместе с ним и тени.
Рассматривая ковровую дорожку у себя под ногами, Вовка поплелась дальше. Заглядывать в купе ее больше не тянуло. Она не понимала, что увидела. Не понимала и не хотела понимать. Ей тут же вспомнился папин костюм, который ей чудился дома, вспомнились тени в заброшенном бизнес-центре, и теперь она была уверена: они связаны, все эти тени. И они ей не кажутся.
К такому выводу Вовка пришла окончательно, когда добрела до купе проводницы. Дверь была прикрыта, и Вовка хотела постучать, но, глянув в щель, похолодела.
Напялив на нос очки с толстенными стеклами, проводница склонялась над цветастым журналом. На столике лежала вскрытая пачка шоколадного печенья, за ней стояла кружка с бежевой бурдой – то ли кофе, то ли чай с молоком. В воздухе витал аромат крепкого, дешевого дезодоранта. А вокруг проводницы, заглядывая через плечи, наклоняясь над столиком и толпясь в проходе у полки, колыхались тени.
Они походили на отрезы черного тюля: дырчатые, узорные, полупрозрачные. Они легко пропускали свет, но все-таки держали форму неясных фигур с человеческий рост. Вовка принялась выискивать очертания голов и рук, но тени скорее походили на кляксы, и только по их позам – если их положения в пространстве вообще можно было назвать позами – можно было заподозрить в них людей или то, что от них осталось.
Неужели призраки?..
Вовка чуть отступила, и тени подернулись дымкой. Зашевелились, заколыхались, будто она их вспугнула, и стали потихоньку таять.
Проводница вздохнула, будто у нее груз с плеч свалился, поправила на носу очки и подняла голову.
– Проходите, проходите!
Она расплылась в улыбке, стянула очки, встала и поскорее отодвинула дверь.
– Вы что-то хотели?
Вовка потопталась. Она уже и забыла, зачем пришла.
– Да я… – заикнулась она. – Да нет, я просто прогуливаюсь. Ноги разминаю.
– Вот и правильно, – одобрила проводница и снова ласково улыбнулась. – Если что понадобится – заходите.
Вовка улыбнулась ей в ответ, но вышло как-то сконфуженно.
На пути назад она нащупала в кармане жетон. Уже без удивления вытащила его, полюбовалась на выцарапанный треугольник и качнула головой.
– Да что же вам нужно-то, а?
В коридоре вагона было зябко, но монетка грела ладонь, как будто внутри нее спрятали микроскопическую батарейку.
Заглянула в купе, Вовка задела Федину ногу, тот всхрапнул и дернул ее на себя.
– Ты чего? – спросонья вскинулся он. – Ты куда?
Вовка только шлепнула на столик жетон.
– Вот, смотри.
Федя потер лицо, встряхнулся, зевнул, а потом привстал, чтобы глянуть, что она такое принесла.
– Да ты чо, – нахмурился он, подцепляя жетон. – Погоди-ка…
Вовка присела на его полку и сжала ладони меж коленей. Уж теперь-то поверит…
– Да не, – фыркнул Федя. – Ты, наверное, дома таких наделала…
У Вовки полезли на лоб глаза.
– Мне что, заняться больше нечем?
Крутя в пальцах жетон, Федя мотал головой.
– Не-не-не, не поверю. Похож. Но не факт, что он же. Вообще ни разу не факт.
Вовка вздохнула.
– Ну ладно. Выбрасывай и этот. Кстати, можешь мои карманы проверить. И рюкзак.
Она потянулась за вещами.
– На, не стесняйся. Ты же мне не веришь.
– Не буду я у тебя в шмотках копаться. – Федя смущенно взлохматил себе волосы.
Но Вовка вывернула карманы джинсов и вывалила все содержимое рюкзака на его полку.
– Вот, смотри. В кошельке тоже пусто.
Она продемонстрировала его содержимое.
– Да ладно тебе, чо ты, – пробормотал Федя.
Вовка забрала у него жетон, сама привстала, потянулась открыть окно и вышвырнула монетку.
– Увидишь, – пожала она плечами.
– Вы чего там?
От ветра и грохота из распахнутого окошка проснулась Лёля. Потянулась, похрустывая косточками и сонно уставилась на то, как Вовка скидывает вещи обратно в рюкзак.
Сверху свесилась голова Ильи: сначала челка и только потом лоб, нос и рот.
– Чего замышляете? – поинтересовался он.
Вовка пожала плечами.
– Пойду погуляю. Нет сил сидеть на месте.
– Я с тобой, – Илья полез спускаться.
Вовка хотела отказаться: она втайне надеясь увидеть тени снова. Боялась и одновременно надеялась – может, узнает о них побольше? Но страх пересилил, да и с Ильей гулять было куда интереснее.
Они перешли в соседний вагон. Вовка украдкой присматривалась к пассажирам, заглядывала в двери, но ничего странного больше не видела.
– Так непривычно на поезде ехать, – признался Илья. – Это ж только подумай – целый день в пути…
