Только чистая кожа. Выглядело это так страшно, что у Вовки по спине побежали мурашки. Снова заломило виски, но она мотнула головой, и боль отступила.
Мальчишка глядел на Вовку единственным левым глазом и довольно улыбался.
– Ну как?
Вовка сглотнула. Да он в восторге от этой своей «особенности»!
– А почему… То есть как…
Но тут забряцали бусины, скрежетнула в коридорчике битая плитка.
– Вов, мы с мужиком одним договорились, – в комнатушку заглянул Илья. – Он в город едет. А ты чего тут?
Вовка покосилась на мальчишку. Он уже нырнул под одеяло и налепил обратно повязку.
– Я… сейчас.
– Пойдем, он уже заправился, – мотнул головой Илья. – Ждать не будет.
– Да? Ну тогда…
Она снова глянула на мальчишку, который блестел единственным глазом из-под пледа.
– Пошли-пошли, – Илья ухватил ее за руку. – Говорю же, уедет.
– Ну пока, – махнула Вовка мальчишке. – Спи крепко. Помнишь, что я тебе про сны сказала?
Малыш закивал.
– Ну ладно.
– Чего это ты вдруг нянькой решила заделаться? – спросил по дороге Илья.
– Да странный мальчишка, – бросила Вовка. – У него, понимаешь…
Но договорить не успела. У стойки уже ждал тот самый «мужик», с которым договорился Илья. Нестарый, но уже какой-то сморщенный, невесть чем высушенный, ну точь-в-точь гриб-сморчок. Узкое лицо его темнело несвежей щетиной, глаза смотрели из-под толстых бровей недружелюбно.
– Ого, да вас тут целый табор, – присвистнул он. – Ну, один-то со мной спереди влезет, а остальные – назад. А лучше все четверо.
И вышел, не дождавшись ответа. Лёля схватила вещи и побежала следом, Федя скривился и нехотя потопал за ней.
– За какао-то… – бросила в спину Вовке девица, – спасибо.
Она обернулась.
– Да не за что.
Хотела еще спросить про мальчонку, но не успела. Илья тянул ее за собой.
Сморчок уже подогнал к дверям свой фургон и нетерпеливо газовал. Федя не без труда сдвинул косую от коррозии дверь, и все четверо с удивлением уставились внутрь.
– Ну, чего встали? Рассаживаемся, – сварливо окликнул их водитель.
Окна в кабине были замазаны, кресла – не рассмотреть под нагромождением коробок, ящиков и баулов. Пахло в салоне влажным картоном и землей. Где именно здесь можно было рассесться, Вовка не поняла и вытянула голову, чтобы взглянуть на передние сиденья, но и они были завалены каким-то хламом.
– Не нравится – ждем такси, – гаркнул сморчок.
Лёля не без опаски сдвинула груду тряпья и присела на краешек сиденья. Федя притулился рядом. Илья переставил несколько коробок в проход и освободил еще два места.
– Эй, вы там поаккуратнее хозяйничайте, – сморчок сверкнул глазом в зеркале заднего вида. – Катьку не помни’те. Племяшке везу, чтоб в целости.
Что за Катька, разобрались только когда фургон, наконец, тронулся. Лёля все ерзала на сиденье, то и дело привставала, чтобы убедиться, не перепачкала ли сальной обивкой джинсы, а потом принялась принюхиваться.
– Ну и вонь, – заявила она полушепотом, когда фургон тряхнуло на очередной яме.
Сморчок гнал беспощадно и, отрезанный от салона высокими спинками передних сидений, с пассажирами разговоров вести даже не пытался.
– Попридирайся еще, – усмехнулся из темноты Федя.
Зажатый ящиками, он еле умещался на своем сиденье.
– Да нет, – Лёля покрутила головой и принялась перебирать коробки. – Странная вонь.
– Ты, это, – шепнул Федя. – Может, лучше не трогать? А то высадит еще.
Но Лёля уже заглянула в одну из коробок и отпрянула.
– Фу, какая антисанитария.
Она сморщилась и привстала.
– Давай-ка поменяемся.
Федя нехотя пересел на ее место и тоже заглянул в коробку.
– Тут курица, – хохотнул он.
– Мясо, что ли? – удивилась Вовка.
– Да нет, живая.
Он приподнял крышку. Внутри, покручивая туда-сюда головой, и правда сидела несушка.
– Катька, что ли? – улыбнулся Илья. – Ну и имечко для курицы.
Но Лёля не успокаивалась: все морщила нос и не могла усидеть на месте.
– Ну чего ты? – одернул ее Федя. – Надоела уже.
– Неужели не чувствуете? – Лёля обвела глазами всех.
Вовка пожала плечами, Илья рядом только хмыкнул:
– Нос у тебя, Лёля, конечно…
Но она уже сунулась в большой пластиковый контейнер грязно-оранжевого цвета, только в этот раз уже не отпрянула, а только сдавленно охнула.
– Ну а там что? – устало спросил Федя.
Даже в темном салоне было видно, как побледнела Лёля.
– Кроличьи лапки? Петушиные гребни? – продолжал Федя.
Илья потянулся через проход к ящику и подвинул его к себе поближе.
– Да нет, там, наверное, индюшачьи сердца. Говорят, очень вкусно, – улыбнулся он.
Но стоило ему приподнять крышку, как улыбка тотчас съехала с его лица. Федя, который тоже увидел содержимое, наклонился поближе, нахмурился, что-то рассматривая, а потом недоуменно взъерошил себе волосы.
– Что там такое? – уже и Вовка заерзала.
Она опасливо поглядывала в сторону водителя – не заметит ли, как они тут любопытствуют? Но он словно позабыл о пассажирах, подкрутил радио погромче и гнал что есть духу.
– Нечего нам соваться, – Илья закрыл контейнер. – Копаемся в чужих вещах…
– Да что там такое?
Вовка перегнулась через его колени, чтобы приподнять крышку, но Илья перехватил ее руку.
– Не смотри. Не надо.
– Ну вот еще! – возмутилась Вовка и привстала.
Дорога вильнула, и фургон занесло в сторону. Ящик стукнулся об опору сиденья и, когда сморчок снова газанул, заскользил по проходу назад. Вовка высвободилась из хватки Ильи, перелезла через его колени и выбралась в проход.
– Слушай, ну правда. Не лезь, – шептал он ей вслед. – Это не наше имущество…
Но Вовка уже присела на корточки, прислонившись для устойчивости к краю сиденья, и поддела крышку.
– Вов, не надо, – бормотнула Лёля.
Внутри лежала голова.
Вовка сначала приняла ее за человеческую и совершенно забыла, где находится. Ямы с дороги чудесным образом исчезли, движение не ощущалось, а запах влажного картона, которым пропитался салон, испарился.
Потом она поморгала, и округлое нечто приобрело подобие формы. Вернее, форма у него была очень непонятная и неровная – черную округлость бороздили глубокие, складчатые морщины. А дальше Вовка различила шерсть.