Нет, такие варианты не для нее. А что же остается? Свинок-копилок она дома не держала. Никогда не откладывала деньги. Когда было нужно, пользовалась родительской карточкой, а потом выслушивала нравоучения – как важно быть бережливой и зачем это, собственно, ей еще один синий джемпер?..
У окошка консьержки она остановилась. Женщина за стеклом склонялась над кроссвордом, погруженная то ли в слова, то ли в сон. Классическая такая бабушка, округлая во всем – от очков и до локтей. Сколько Вовка у Лёли ни бывала, эту самую консьержку она не видела. Может, новенькая?
Настольная лампа отсвечивала зеленым, и Вовка подумала, что заснуть при таком мутном освещении немудрено.
Она постучалась в стекло, и старушка вздрогнула. Очки съехали на кончик носа, но смотрела поверх стекол она так сурово, что Вовка аж похолодела.
– Простите, пожалуйста, – залепетала Вовка. – Я из двадцать первой. Дверь захлопнула, а кошелек с ключами дома оставила. Родители только вечером будут, а я бы пока к брату съездила, у него бы запасные ключи взяла… А денег нет… Вы извините за беспокойство, но можно у вас на жетон занять? Я вечером верну, как дверь открою.
Бормотала она быстро и едва соображала, что за ерунду придумывает. Если консьержка не новенькая и прекрасно знает Лёлю, то ничего не выйдет. Вот уж стыда не оберешься… Но попытка же не пытка, верно?..
Она переступила с ноги на ногу, покрепче сжимая ремень сумочки. Консьержка отодвинула газету, потянулась к окошку и раскрыла створку.
– Из какой, значит, квартиры? – бдительно спросила она.
Голос у бабушки был странный и с внешностью ее никак не вязался. Она вся казалась такой мягкой, пухлой – как пирожок. И печет такая, наверное, мастерски. А вот голос как будто у девчонки позаимствовала – тонюсенький, чуть не рвется. Словно с детства остался, ничуть не повзрослев.
– И-из двадцать третьей… ой, то есть, из двадцать первой, – выдала Вовка.
– Так-так, – консьержка вытянула из-под кипы книжек журнал в массивном бордовом переплете. – Овсянниковы. Ты, наверное, Ольга.
И глянула строго на Вовку. Как будто на экзамене.
– Ага. Лёля, – машинально поправила Вовка.
Ответ консьержке как будто понравился, но она все равно неприязненно сощурилась за толстыми стеклами, оправила зачем-то идеально сидящие очки и кивнула.
– Хорошо. На жетон дам.
Она выудила из сумки кошелек из узорчатой кожи и принялась в нем копаться.
– А вообще-то у меня и жетон есть.
Она протянула монетку, как будто проверяя: не обманывает ли девица, правда ли на проезд не хватает? Но Вовка просияла.
– То что нужно! Спасибо вам огромное!
– Можешь не возвращать, – разрешила консьержка, а потом зачем-то добавила: – Он сам вернется.
Вовка хотела переспросить, как это жетон вернется сам, но старушка уже захлопнула окно и загородилась кроссвордом.
Может, показалось?
И только выскочив из метро в чужом районе, Вовка поняла, что опять ничего не продумала. Если не найдет Федю – как вернется назад? Денег на обратный путь у нее не было. Вдобавок нависли тяжкие тучи, зарядил мелкий дождик, заметно похолодало. Вовка уже пожалела, что не накинула куртку. Вот ведь погода! Какое же солнечное стояло утро, а теперь…
Таблички на домах показывали все не то: Плотницкая, Пороховая, Дымченко. Здания мелькали мрачные, как будто вымазанные в гари и копоти. Невысокие, в три-четыре этажа, с дубовыми балками под косыми крышами – в таких, наверное, и перекрытия деревянные, и печи есть. Мелкая дождевая пыль в воздухе мешалась с сизыми клубами дыма – то ли из тех самых труб, то ли от костров, которые вполне себе могли жечь на задворках.
Вовка закашлялась и обхватила себя руками. Темный район, весь какой-то измаранный, пересыпанный черной взвесью, провонявший гарью. Зато уж квартиры здесь, наверное, дешевые…
Она подскочила к дамочке с коляской:
– Простите, пожалуйста, вы не подскажете, где тут улица Масловицкого?
Женщина глянула так странно, будто Вовка спросила что-то непристойное, и пожала плечами. Ребенок в коляске закряхтел, затормошил пеленки (и почему они серые, будто перемазанные гарью?), и женщина склонилась над ним, тут же позабыв о Вовке.
Она решила остановить мужчину под черным зонтом, но он шарахнулся в сторону, не успела Вовка и рта раскрыть. Женщина с увесистыми пакетами даже слушать не стала: опустила голову и засеменила себе сквозь морось дальше.
Вовка пробежала мимо цирковой афишки («Трехголовое чудище, только у нас!»), обогнула витрину с сухоцветами (и кто их покупает, эти мертвые цветы?) и заметила пацана в наушниках. Ждать, пока он отвернется, не стала. Сразу накинулась:
– Ты не знаешь случайно, где тут улица Маслова?
Мальчишка стянул край наушника:
– А?
– Маслова, говорю, улица. Не знаешь, где это?
– Маслищенко есть. И Маслюковича. Вам кто нужен?
У Вовки голова кругом пошла. Откуда ей знать-то! Запомнила про масло – и хватит…
– Давай обоих, – попросила она.
– Ну ок, – пожал плечами пацан. – Маслищенко вон там, через перекресток, а Маслюкович – это вон туда и сразу налево.
Натягивая рукава кофточки на кулаки, Вовка побежала вперед, через дождевую мглу. Сгустились сумерки, будто день завершился раньше положенного, а вот вечер все никак не наступал. Фонари еще не зажигали, но даже противоположную сторону улицы рассмотреть теперь было трудновато.
Улица Маслищенко оказалась узким проездом на пять домов. Оканчивалась она пустырем, и Вовка отругала себя за то, что не спросила сразу про дом шестьдесят шесть. Номерные таблички, правда, показывали неизвестно что: дом два соседствовал с девятым, а три – с двенадцатым.
Продрогшая насквозь, Вовка вернулась обратно. Улица Маслюковича выпрыгнула из-за угла в великолепии огней: с ресторанчиками соседствовали магазины одежды, электроники и подарков, туда-обратно сновали автомобили, мигали светофоры, а конец дороги терялся в разноцветной мгле. Улица Маслюковича Вовке понравилась куда больше.
Вот только дома шестьдесят шесть она так и не нашла. Пробежала сначала по четной стороне, а потом – для верности – и по нечетной. После шестьдесят четвертого шел сразу шестьдесят восьмой, и дворы у обоих были непроходные, так что вряд ли где-то позади прятался еще один дом, несправедливо выдавленный с проспекта.
Вовка все же набралась храбрости и задала вопрос постовому полицейскому на перекрестке, но он только свел тяжелые брови.
– Болтать не положено, – отрезал он.
Вовка отступила, испугавшись, что полицейский заподозрит ее в какой-нибудь афере: а ну как отвлекает его, пока подельники залезают прямо под носом в ювелирный? Пришлось вернуться на темную, неасфальтированную улочку Маслищенко. За что же этого неведомого Маслищенко одарили такой честью – назвали его именем занюханную дыру на краю города?..
