– Твоя дама – дочка певички от Эрца? – спросил Дитр, вспоминая стрекотливую девицу, что обжималась со Скорпионом у него на глазах. – Я видел их обоих. Не признал. Непохожа. Гадал, кто она по национальности.
– Да, женщины-метиски порой ставят в тупик своей внешностью, – душевник мрачно усмехнулся.
– И ты тогда понял, что обезумеешь? Когда вытащил пулю из толстяка?
– Нет, я же был совсем мелким. Дети чего только ни творят – им можно, им надо выживать.
– Да, я уже слышал это, – Дитр усмехнулся, – от одного учёного. У тебя очень сильная жена. Эта дрянь внутри меня её прямо-таки ненавидит. Дамочка влезла в моё время, и, если б не проклятие, увидела бы всю мою биографию вплоть до ночи, когда меня зачали. Интересно, она сама по себе такая талантливая – или потому что ты всю жизнь только и делаешь, что её любишь?
Рофомм повернул к нему своё измождённое, посеревшее лицо без выражения. Оно было похоже на грязный обломок мрамора.
– Никогда об этом не думал. Просто знал, что, пока я её люблю, я хоть в чем-то нормальный.
* * *
Им с Джером было по четырнадцать лет, когда по всему Кампусу носились глашатаи с воплями о том, что началась война. Детей, даже младших студентов предынститутских групп, оторвали от занятий, дабы поведать, как храбрая армия Конфедерации готовится отбросить подлых агрессоров из Доминиона.
Западное государство-монстр было иного мнения и совсем не оправдывало ожиданий патриотов. Они раздавили укрепления Серебряной Черты и основную часть военных сил, которые из-за внезапности нападения не смогли отстоять юг, а теперь Доминион с успехом продвигался по Гогу, занимая шахтёрские поселения и рабочие городки с оружейными заводами.
– Захватили Гог, – Рофомм грохнул над ухом коробком, пока Джер критически разглядывал пропагандистский плакат. – Поставят на рельсы свой поезд в броне, поедут в столицу. Перебьют тут нас всех, поедут в Акк. И конец – и привет, новые субдоминантные земли Церлейского Доминиона.
– Батя говорит, что это все враки про их бронепоезд, чтобы нас деморализовать, – Джер зевнул. – Плакат убогий.
– Мне мама как-то говорила про бронированный состав, она общается с Леарой Андецей, та сейчас глашатай в армии, – рассказывал Рофомм, когда они садились в вагон поезда лёгкой железной дороги для студентов. – Сам её спросишь, если она уже вернулась.
Мать уехала «по делам», оставив помощницу работать через день, деньги и записку сыну о том, что, если деньги кончатся до её возвращения, пусть идёт к Нарле, потому что когда она вернётся – неизвестно.
Им надо было успеть в Технический Циркуляр до темноты, которая из-за создавшегося положения стала особо паршивой – уголь для газа добывали в Гоге, а теперь столица осталась почти без освещения. Кое-где жгли керосин, но экономили. Воска для свечей, по счастью, хватало, потому что свечное производство было в основном на севере, пока что свободном от войны. Еда подорожала, папиросы стали так и вовсе недоступны. Чего теперь было в достатке – так это женских ног. Глашатаи решили, что дам надо убедить поддерживать боевой дух солдат, и в моду вошли юбки с разрезами почти до самого верха бедра. Когда они подъезжали к станции, серевшей от солдатских шинелей, девушки просунули ноги между перегородкой и перилами, принявшись сверкать подтяжками на чулках под многоголосый свист.
– Ну хватит на них пялиться, если не умеешь этого делать, – хихикнул Джер другу на ухо, увидев, как тот разглядывает ноги девиц.
– Война – мать множества героев! – громко говорила смуглая девушка с горящими глазами. – А герой – лучший муж для ирмитской женщины, отец дочерей и других героев. Поэтому я решилась.
– Точно? – её приятель прищурился за стёклами своих очков. – А если одним не обойдётся?
– Так ведь чем больше, тем лучше! – девушка похлопала себя по груди. – Они пойдут в бой, зная, что согражданки их ценят.
– Только предупреди сперва полкового глашатая, Равила, – протянул парень. – А то на Больничной дуге не хватает кадров, вечность будешь стоять в очереди к кожнику или на аборт.
Патриоткам, исполнявшим «тёплый долг» перед солдатами, глашатаи давали талоны на особый порядок медицинского обслуживания в случае возникновения блудных болезней, беременностей и прочих неприятностей. А ещё поговаривали, что судьи перестали квалифицировать соитие с армейцем в военное время как измену и не учитывали это при разводах. Впрочем, всем было некогда разводиться.
– А вот и та самая глашатай, – заметил Рофомм. – Дочка Скорпиона, старшая, Леара.
Армейский глашатай, стоявшая в отдалении, с удовлетворённым видом наблюдала за студентками, обняв рупор и прижав его к груди. К Леаре подбежала помощница и принялась нашёптывать что-то начальнице. Та кивнула и заулыбалась, поднеся рупор к губам.
– Сограждане! Операция «Разрез» прошла успешно! Патриотическая группа женщин сумела уничтожить отрезок железной дороги!
– Говорил же я тебе, что есть бронепоезд, – буркнул другу Рофомм.
– Теперь доминионцам, чтобы добраться до столицы, придётся вступить с нами в честный бой! – продолжала Леара, а солдаты на перроне и студенты радостно завопили. Джер, не слушая друга, стащил с головы кепи, которое не вязалось с униформенным мундиром, и замахал им, вскочив с лавки. – Да одушевит наших бойцов любовь их страны! Да одушевит их отвага!
– Да одушевит их отвага! – заорала в ответ сотня голосов.
Равила выпрыгнула из поезда, который всё ещё тормозил, прямо в руки солдат, и уже вовсю целовалась с одним. Кто-то из девушек последовал её примеру, а глашатай продолжила говорить, теперь уже с меньшей патетикой:
– Сограждане, враг замедлил ход своей лавины, но отдельные паразиты успели просочиться на свободную от его заразы землю. Будьте бдительны – среди нас могут быть шпионы, диверсанты и саботажники.
Решив, что хватит пугать народ, она умолкла без заключительного слова и снова принялась обнимать свой рупор, словно тот был живым существом.
Аптека была закрыта. Манекен на крыше не работал, потому что студенту и младшей провизорше было недосуг его заводить, а Джер, как и все южане, любитель шестерёнок, полез с ним разбираться, пока Рофомм с папиросой в зубах и с коробком над ухом гадал, куда подевалась Лирна Сироса. Радиусы опустели – многие ушли на фронт, а другие стремились сбежать на север, выкупали места даже в грузовых составах. Кто-то залезал на крыши вагонов, и, когда начинались горные тоннели, железная дорога покрывалась трупами. Мама была с севера, там у неё были родственники, о которых она никогда не говорила, да и о самом Акке отзывалась с какой-то горечью. На север уехать она не могла – да ещё и без него. Или могла?
– Хватит греметь, – Джер закончил с манекеном и принялся вытирать руки листом розового лекарственного лопуха. – Не уехала она в Акк. Твоя мамаша тебя любит побольше, чем ты сам, – Джер за несколько лет дружбы изловчился читать его мысли.
