Когда прикончили последнего, Рофомм выдохнул, не сразу поняв, что на него смотрит Улдис. Улдис снял с себя шейный платок, и протянул его юноше.
– Спасибо, – прохрипел Рофомм, принимая платок и вытирая им лицо.
– Ты словно воплощённая всемирная пытка, парень, – сказал он. – Это ты его взорвал?
– Нет, – мотнул головой Рофомм, с омерзением ощущая на себе чужие телесные останки. – Он. Вон там, за столом.
Джер выполз на четвереньках из-под стола и поднялся во весь свой невысокий рост. Офицеры кивали ему, а он нервно улыбался и мелко дрожал, видимо, вспоминая своих пауков, которых взрывал в детстве. Из-за занавески вытек Веллог, у него была перевязана рука. Веллога задело, но он успел сбежать в безопасное место. Схватив Эдту, он уволок её обратно в гримерку, а та будто окоченела и не сопротивлялась, и ноги в детских башмачках нелепо волочились по помосту. Верл Улдис начал оглядывать зал побоища, ища выживших. Кто-то захлёбывался кровью на полу и был, очевидно, не жилец.
Рофомм снова слышал эти звуки, но он слишком устал и был слишком потрясён, чтобы испытывать раздражение. Он встал рядом с Улдисом и посмотрел на умирающего. По его позвоночнику через весь торс пробежал болезненный спазм и растворился где-то в желудке. Рофомм нащупал спичечный коробок. Кругом звенели голоса – то растворялись убитые сущности. Голоса заполонили его тело, дрожали на кончиках пальцев.
– Кто ты, Рофомм Ребус? – орали, шептали, скрежетали мёртвые.
Он не знал ответа, лишь громыхал коробком над ухом. Умирающий поднял кулак и попытался однобоко отсалютовать то ли ему, то ли Улдису, но рука его дрогнула от слабости и боли и упала обратно на пол.
– Кто ты? Кто ты. Кто ты.
Улдис достал саблю и со вздохом занёс её над товарищем.
– В ком воплотимся мы? Что в твоих руках?
Рофомм посмотрел на свои длинные пальцы, заляпанные чужой кровью.
– Пустота. В моих руках пустота.
– Вольёмся в пустоту, – шипело всемирное посмертие.
– Одушевим пропасть! – верещали неживые голоса.
– Отдай тишину, разбей ритм, услышь грохот! требовали те, кого не было уже в мире телесном.
И он вдохнул, вбирая в себя новые силы. Больше не будет ритма, порядка. Только грохот и бесконечные спазмы – чтобы кончились чужие страдания.
И тогда пустоты не стало. Улдис не успел ничего сделать, потому что сердце у раненого остановилось и его телесное кончилось без страха и боли. Офицер посмотрел на стоящего рядом юношу.
– Ему так не больно, – прошептал Рофомм, сжимая в руке коробок. Улдис кивнул и пошёл к следующему телу. Тот был без сознания, но живой, Рофомм почувствовал это, даже не проверяя его слабое дыхание. Юноша присел рядом с раненым и аккуратно отвёл в сторону ворот мундира, из-под которого сочилась кровь, – человека рубанули по ключице, он просто истечёт кровью и умрёт. По позвоночнику мальчика и прямо до горла прошёл спазм, занемели скулы и нос, а он держал раненого за плечо, сжимая рану.
– Молодец, парень, – кивнул Улдис, увидев, что кровь перестала растекаться под бессознательным телом.
Он склонился, изучая рану, которая затянулась тонкой плёнкой. – До врачей пусть лежит, а они его осторожно вынесут. Ты-то где этому научился? – обернулся он к юноше, а Рофомм растерянно пожал плечами.
Они переходили от одного тела к другому. Какие-то ещё можно было починить – остановить кровь или поставить осколки на место, а других приходилось кончать – тёплым, безболезненным толчком. Он терял силы с каждым спазмом, с каждым окончанием или спасением он шатался всё больше и уже не замечал, что от одного тела к другому его перетаскивал Улдис, держа за локоть.
Кувалда обнаружился у выхода, его забили не насмерть, и он всё ещё дышал. Если волей своей аккуратно поставить обломок черепа на место, он доживёт до прихода врачей, думал Рофомм под грохот спичек.
– Рофомм, – вдруг тихо сказал ему на ухо голос Веллога. – Он же Эрца убил. Он же чудовище, хуже дикой псины.
– Да хоть хуже сольпуги, мне все равно, – ответил юноша и опустился рядом с Нерсом.
Когда со всеми закончили, Улдис, забыв о крови и грязи, взял Рофомма за плечо и повёл туда, где сидели выжившие военные. Один из них качал головой и досадливо повторял про «стальную даму».
– Красивая была, – согласился Улдис.
– Да, – кивнул Веллог. – И выбирала себе самых достойных мужчин. Жаль, что вы с ней так и не познакомились близко, господин Улдис.
Тот кивнул, спокойно утирая северные слёзы. Офицеру-варку больше других полагалось плакать, высказывая всемирное неравнодушие.
– Да растворятся они доблестью всемирной, – тихо и отчётливо произнёс офицер.
– Да растворятся они доблестью всемирной, – повторили за ним остальные.
Громыхнула дверь, и в полный мертвецов зал вбежала Леара с рупором наперевес. Она затараторила что-то о журналистах, которые вот-вот будут, спрашивая почему-то не Улдиса, а ловкого чернявого вояку. Тот, переглянувшись с шефом, заявил, что Улдис окончил тех, кому уже не помочь, саблей милосердия.
– Как скажете, Ильц. Сабля так сабля, – она втянула носом воздух, ища, откуда идёт ложь, и пристально поглядела на Рофомма. Юноша отвёл глаза. – В условиях всемирно-непреодолимой силы, а именно диверсионного налёта при уже объявленной войне, вы применили к конечно-раненым саблю милосердия.
– Я применил, – резко сказал Улдис. – На меня смотрите, глашатай.
– Слушаюсь, – кивнула она. – Так и скажу журналистам. Позволите добавить, шеф? – спросила Леара, вытянувшись в струнку. – Это сын Сиросы из отряда «Разрез».
– Сироса, – протянул Улдис. – Соболезную тебе, парень, – он поднял руку, чтобы похлопать Рофомма по плечу, но тут же спохватился – он не хотел снова мараться в доминионских потрохах. – Никаких вестей, глашатай?
– Командир, все они, похоже, погибли по пути домой, нарвавшись на вражеские патрули. Казна уже занимается компенсацией семьям героинь. Сироса же просила ходатайствовать за него в офицерскую школу армии, – она кивнула на Рофомма. – Я ничего не обещала, так как он незаконнорождённый…
– Позаботьтесь, чтобы он и его друг были приставлены к награде за гражданскую доблесть. Думаю, ректор офицерской школы сможет смириться с тем, что его родители не состояли в браке.
«Я не хочу, – вдруг понял Рофомм. – Не хочу в армию». И дело было не в том, что всех гралейцев отправляют на юго-запад страны на Серебряную Черту. Серебряная Черта не так уж плоха, говорят. Не в этом дело. Просто Рофомм сойдёт с ума. Какой из него офицер? Как может вести в бой человек, грохочущий у себя над ухом спичками? Мать погибла ради него и ради страны, а он не хочет принять её жертву, и это было ужасно, об этом думалось через силу. Стыд, вот что это было.
Веллог искал для него чистую одежду, а Джер, который быстро пришёл в себя, пытался разговорить одеревеневшую от потери Эдту. Девочка больше не кричала, заплакать она так и не смогла. Её увели подальше от трупа матери, но это не помогло. Она крепко обнимала самодельную книжку сказок, которую притащила с собой, решив наконец почитать, и смотрела в небытие побледневшими до желтизны глазами.
