Вчетвером они вышли в просторный, уставленный посеребрёнными консолями коридор, навстречу им уже топали люди. Увидев странную группу, возглавляемую женой шефа, они встали как вкопанные, а потом один крикнул, что омму держат в заложниках, пусть стреляют по седому. Дитр нырнул за дверной косяк, который тут же треснул от пуль. Эдта попыталась спрятаться за консолью, но Ребус стоял, мирно выставив пятерни и все так же полоумно улыбаясь.
– Его сожгите, – новоиспечённая вдова ткнула пальчиком в одного из бандитов. – Я слышала, как он назвал меня кривой.
– Омма, у вас нездоровая жестокость, я это вам как врач говорю, – пропел он, пока бандиты подкрадывались к ним. Один схватил его за грудки и прижал к стене, он что-то кричал товарищу о «седом», но вдруг умолк и осел на пол. – Горячих сновидений, – пожелал шеф-душевник, обернувшись на огонь, который из зала перекинулся на гобелены в коридоре.
Второй бандит отвлёкся, и Эдта швырнула в него вазой, Дитр добил пулей в сердце. Они сбежали по лестнице и вырвались через парадный вход, Дитр расстрелял остолбеневших от неожиданности караульных. Вдова Подкаблучника подбоченившись наблюдала за пожаром и цокала языком, подсчитывая страховку.
– Омма, где мы находимся? – спросил Дитр. – Нас везли с завязанными глазами.
– Это город Винар, он примыкает с запада к Зелёному Циркуляру. Если вам нужно куда-то ещё, вон там площадь, где стоят экипажи, – она махнула рукой влево. – Сотнешаг прямо, и вы на месте. Но вы можете не уезжать, – она улыбнулась Дитру. – У вас красивые ресницы.
– Спасибо, это для защиты от снега, – пробормотал он.
– Муж мне никогда не разрешал ни с кем спать… полноценно, ну вы поняли. Может, останетесь всё же?..
– Омма, он не останется, – вклинился Рофомм. – Ваш муж был известный на всю диаспору изувер и женоненавистник. Я очень рекомендую вам завтра навестить нас в Голубом Циркуляре. Булыжный радиус, дом восемь. Скажите, что от меня.
– Голубой Циркуляр – это же для бедных, – она поморщилась, когда он протянул ей визитку.
– Цены у меня не для бедных, поверьте. Там уже все догорели, советую вызвать пожарных, не то лишитесь дома.
– Пожалуй, вы правы, – звонко произнесла она и пошла к сигнальным цепям.
Спальные города столичной агломерации были небольшими, до площади было рукой подать. Половину пути они молчали, пока Ребуса вдруг не прорвало.
– Да что со мной, проблудь?! – он схватился за волосы и вжался лицом в согнутые руки. Он остановился, поняв, что идти больше не может. – Что за ужас, Дитр, что со мной творится? Почему всё горит?! Я за неполную пару дней убил несколько человек, чуть не убил одного и чуть не изнасиловал и не придушил собственную жену!
– Я тебе не… – начала Эдта, но Дитр жестом велел ей умолкнуть.
– Меня боится мой кот, а ещё, – он отнял руки от лица и поднёс дрожащие пальцы к глазам, – я вижу, как горю – в зеркале – горю! А тело… моё тело, оно сопротивляется, но это жрёт его, я хожу с трудом, меня наизнанку выворачивает, из носа… Да опять, опять, видишь! – почувствовав, как защекотало над верхней губой, он вытер кровь, а та снова потекла тонкой струйкой. – Во мне словно какая-то ядовитая гниль, я начинаю ненавидеть всех кругом, даже тех, кто раньше нравился, я словно… – он растёр кровь между пальцами. – Урод.
– Давай доедем до дома, и я тебе все объясню, – Дитр тронул его за плечо, но Ребус отшатнулся. – Пошли. Надо до темноты успеть.
На площади, где стояли экипажи, гудела оглушающая белая тишина. Кучера недвижимыми фигурами сидели на козлах, хотя обычно они толпились с папиросами у небольшого пятачка с удобными лавками и столиком, за которым распивали бодрящую настойку и высматривали клиентов. Площадь была словно нарисованная. До них не доносилось ни ржания, ни запахов общественной конюшни, здание которой, широкое, просторное, теперь спряталось в мутной пелене.
Дитр, поёживаясь, чувствовал, как на них оборачиваются один за другим, двигая лишь шеями, а не корпусом, как нормальные люди. Ребус, вытаскивая из кафтана жёлтый врачебный флажок, подошёл к ближайшему экипажу и осведомился о доступности. Дитр и сообразить не успел, когда одержимый возница ринулся вперёд с потрясающей быстротой, и в следующий миг его руки сжимали ворот кафтана. Рофомм дёрнулся, освобождаясь от хватки, а Дитр тут же почувствовал, как сзади кто-то с силой сжал его плечо. Прыжком он развернулся, и тут же перед ним возникло пустое лицо одержимого человека, который явно не спал и не брился уже несколько дней.
– Зачем? – сказал человек и снова попытался его схватить.
Где-то рядом вскрикнула Эдта, послышался звук падающего тела. Ругаясь и тяжело дыша, к ним подскочил Ребус, на которого шёл кучер, перебирая пальцами как шахтенный слепец. Дитр с размаху ударил кого-то кулаком в лицо и тут же развернулся влево, откуда к ним шли другие одержимые.
Послышался цокот – демон в одном из одержимых решил направить на них двойку, чтобы забить их копытами. Цокот учащался, и все трое бросились врассыпную, избегая давящих копыт и хватающих рук. Дитр упал на четвереньки и тут же перекатился обратно, когда возмущённая лошадь подняла на него окованную ногу. И вдруг его схватили жестокие в своём неведении руки, потянув куда-то наверх, и Дитр дёрнул ногой, чувствуя, как заехал в чью-то грудь.
Можно было извернуться, выхватить пистолет и начать отстреливать одержимых. Но это всего лишь люди, которым не повезло с туманом, нельзя стрелять по ним, этого он сделать не может. И тут же руки одержимого начали смыкаться на его горле, выдавливая дыхание. Дитр взял его за лоб и ударил затылком о ближайшее колесо. Хватка ослабла, и он вскочил с земли. Одним лишь чудом он уловил дыхание подкрадывающегося из-за экипажа человека и тихо перебежал к другой повозке. Где-то послышалась мужская ругань – очевидно, Ребус отбивался от напавших на него одержимых. Но туман словно бы стал гуще, и где сейчас они с Эдтой, Дитр не знал. Он затаился у экипажа, оглядываясь кругом. Соседняя повозка была в трёх шагах, но Дитр с его острым зрением не мог различить даже цвета ручки её двери. Где-то снова что-то упало, и до него донеслось лошадиное ржание. Туман врал с расстояниями и направлениями, понимал Дитр. Быть может, они совсем рядом, а может – на другом конце площади.
Если он куда-то двинется, то наверняка наткнётся на кого-то из них, площадь не такая уж большая. И не успел он придумать, в какую сторону ему стоит бежать, как звякнуло стекло, и из окошка экипажа высунулась рука, схватившая его за горло. Остатки стекла впивались в руку, но одержимый не обращал внимания на боль и кровь, впиваяся ногтями в шею Дитра. Он рывком отцепил от себя пальцы, оставившие на коже широкие царапины. Рука продолжала шарить в тумане, хватая пустоту, и на запястье бешено звенели браслеты. Дитр потрогал шею, которую пыталась изувечить рука одержимой женщины, и ринулся наутёк.
На него падали тела с распростёртыми объятиями смерти, и он всякий раз прыгал в стороны. Лошади, нервничая от происходящего, становились на дыбы, избивая всех, кто к ним приближался. Дважды в Дитра чуть не заехало копыто, но он увернулся. Руки хватали его за плащ, но скользили по ткани, а те, что пытались его придушить, порвали ворот рубашки. Кто-то вцепился снизу в его лодыжку, и он чуть было не упал, но изловчился и побежал дальше.
