– Думаю, мы обойдемся рукой. Левой. Вы же правша? Значит, нестрашно.
Нестрашно?! Еще как страшно!
Меня начала бить дрожь. Левая рука неожиданно зачесалась. Я поскребла ладонь о край койки.
– Да, у нас суровые законы, – продолжал стряпчий, отметив мой нервный жест. – Но именно они помогают обеспечить в нашем мире порядок и благоденствие, которых, как мне известно, так недостает в вашем мире.
Что он городит, крыса судебная?! История показывает, что суровые наказания никогда не останавливали преступников! Ни гильотина, ни костер, ни публичная порка не сдерживают преступность. Да что далеко ходить: в местных тавернах нагло орудуют воришки! Ничего они не боятся.
Но эленвейлцы пока не желали отказываться от своих заблуждений.
– Как только придет ответ от консула, я вам сообщу. День уже прошел, еще два ждем.
Стряпчий собрал бумаги, сунул в папку и напоследок подбодрил меня:
– Не падайте духом, госпожа Зоя. Ну отсекут у вас руку, подумаешь! Вторая-то останется при вас. Экзекуция проводится быстро, без лишней жестокости. Не топором, как в прошлые времена, а особым инструментом с острым лезвием и мощной пружиной. И потом не будет прижигания кипящим маслом, нет-нет! Доктор наложит вам швы. Мы же не темное средневековое государство! Мы живем в просвещенном мире и руководствуемся принципами гуманности. Вам дадут легкое обезболивающее, и потом за вашим состоянием будет следить доктор. Вы извлечете нужный урок и больше не будете преступать закон. И принесете это знание в ваш мир. Вам есть чему у нас поучиться!
Стряпчий ушел, а я продолжала сидеть на койке, оглушенная новостями. Мне было страшно, как никогда. Вот попала как кур в ощип!
О таких ситуациях слышать приходилось. Они случаются и в нашем мире. Беспечным туристам подбрасывают наркотики, а потом упекают в тюрьму или даже казнят.
А мне подбросили магический шар! И если консул не придет на помощь – страшно подумать, меня искалечат, лишат руки!
Я судорожно ухватила правой рукой несчастную конечность. Бедная, бедная моя рука! Такая красивая, ловкая, с длинными пальцами! Мне больше не делать на ней маникюр, не надевать кольца. Как я буду без руки? Она столько умеет!
...Ну, положим, не так уж много она умеет. Нажимать клавиши компьютера, носить сумки, переворачивать лопаткой котлеты на сковороде… и все. Я жительница современного мегаполиса, работаю головой, а не руками. Но все равно я к ним горячо привязана!
Дикие люди, дикие нравы!
Вот тебе и волшебный Эленвейл. Волшебство тут какое-то темное, нехорошее.
Похоже, судьба окончательно отвернулась от меня. Моя «несчастливая планида» сошла с орбиты! Это настоящая катастрофа. Права, права была моя мама! Сбылись ее предсказания. Ее дочь-растяпа в чужом мире попала в такой переплет, что и не выкарабкаться.
Я не смогла уснуть в ту ночь. От невыносимой тревоги меряла тесную камеру шагами, пыталась дотянуться до окна. Простукивала стены в глупой надежде вынуть камень и сбежать.
В конце концов надзирателю надоели звуки из моей камеры, и он вежливо попросил меня утихнуть, потому что я мешала ему спать.
Время тянулось бесконечно. Два дня превратились в два века. Я сидела на койке в тупом оцепенении, иногда ела, пила, но вскакивала от любого шороха и звука шагов в коридоре.
Где же ответ от консула? Он обязан что-то сделать!
На исходе второго дня в камеру опять явился стряпчий. Он принес дурные вести.
– Увы, мы не получили ответа от вашего консула. Нам написал его помощник. Господин Цейс уехал отдыхать на морское побережье, связаться с ним не удалось, а его помощник не в курсе вашего дела и отказался брать на себя ответственность. Он согласился с тем, что ваше дело будет слушаться, как положено. Поэтому уже нынче вечером состоится суд.
Я не особо удивилась, так как подготовила себя к самому худшему. Но мысленно послала консулу столько крепких проклятий, что, если бы они действовали, он должен был утонуть, попасть в пасть дракону или сгореть в адском пламени.
– За вами придут через час и отведут в комнату для слушаний, – объяснил стряпчий. – Пока можете обдумать речь в свою защиту, если вы ее еще не приготовили.
– У меня будет адвокат? Мне нужен адвокат! Самый лучший!
– Я буду исполнять функции вашего защитника и уверяю вас, я лучший из всех, кто есть в этом городе.
– А сколько еще защитников есть в Лиллидоре?
– Только я.
Железная логика!
– Не беспокойтесь, – терпеливо повторил он. – Вас не казнят и не сошлют на острова к людоедам. Я об этом позабочусь.
Через час за мной пришли. Я как смогла привела себя в порядок, хотя сделать это было непросто. Застирала футболку, испачканную вином, и теперь на груди у меня было мокрое бледно-розовое пятно. Пришлось застегнуть куртку на все пуговицы.
Груди было холодно и противно, но возможность простудиться в этот момент беспокоила меньше всего. Руками расчесала волосы, забрала их в хвост. И попыталась держаться уверенно.
Надзиратель, шаркая тяжелыми сапогами с отворотами, провел меня узкими, темными коридорами по лесенке наверх и завел в скудно обставленный кабинет, освещенный тремя магическими светильниками. Выглядели они как треугольные соляные лампы, и давали яркий, трепещущий свет.
На потолке плясали тени судьи, двух его помощников и стряпчего Малалио. Больше никого в кабинете не было. Заседание было закрытым. В кабинете пахло казенным помещением: бумагой, чернилами, расплавленным сургучом. И еще чесноком, которым закусил в обед кто-то из присутствующих.
Надзиратель велел сесть на низкую скамью, огороженную деревянным заборчиком. Сам встал рядом, побрякивая ключами в кармане.
Заседание началось, велось с холодным равнодушием и очень быстро закончилось.
Судья, крохотный морщинистый старикан, слушал речь обвинителя и защитника, приложив к волосатому уху огромный изогнутый раструб, чтобы лучше слышать. Но я подозревала, что он не слышал ни черта, потому что в конце каждой речи задумчиво жевал губами и неодобрительно бормотал: «Беда с этими иноземцами!»
Вызвали пострадавшего, господина Тахира. Тот явился закутанным в плащ до подбородка, как будто его бил озноб. Меня он удостоил лишь одним неприязненным взглядом. На вопросы обвинителя отвечал коротко и не произносил слова, а цедил.
Из его ответов стало понятно, что гизулец считает меня мерзавкой и проходимкой, соучастницей вора, и он тверд в своем убеждении.
Показания других свидетелей зачитал обвинитель, малоприятный субъект, похожий на грача, с узко поставленными глазами-бусинками.
Сначала я слушала внимательно и пыталась протестовать. Но судья велел мне замолчать и стукнул для острастки молотком по столу, а надзиратель положил тяжелую руку на плечо, давая понять, что бунтовать не стоит, это плохо для меня кончится.
