– В чем дело? – выдавила я.
– Вы – главная подозреваемая в убийстве кладбищенского сторожа господина Дува, – объявил полицейский, и пол вдруг ушел у меня из-под ног.
Глава 23. Ничего кроме правды
– Убийство? – еле выдавила я, цепляясь за прилавок, чтобы не упасть. – Могильщика убили? Кто? Когда?!
– Камнем по башке грохнули, – с удовольствием подтвердил юный помощник полицейского. – Час назад обнаружили.
Его глаза горели от возбуждения. Он был ни капли не огорчен: ему было интересно, как ребенку.
Старший шикнул на него.
Мои ноги все же подкосились. Я боком рухнула на стул, от волнения смахнув чернильницу на пол.
Какой ужас! Невозможно представить... я только что разговаривала с Дувом... он кричал на меня. И теперь он мертв!
Эти люди считают, что я... убила его? Мне опять хотят приписать то, что я не совершала?!
– Невозможно, – пробормотала я.
– Вас с ним видели последней. Вы ругались с могильщиком. Нам рассказал учитель Дубрен. Вскоре после вашего ухода на тело наткнулись посетители кладбища.
– И что? Почему вы меня обвиняете?
– А кого еще? – наивно удивился младший полицейский.
– Мы вас пока не обвиняем. Подозреваем, – поправил его старший. – Ответьте на вопросы. А там посмотрим.
– Задавайте.
– Не здесь. В участке при тюрьме. Идемте. И заткните уже вашего пса!
Бедный Бублик рычал и лаял: он чувствовал, что его хозяйке грозит опасность.
Меня возвращают в тюрьму! От этой мысли по телу пробежала дрожь.
– Нет! Мне нужен… адвокат. Стряпчий!
– Да тут я, тут, – успокоил меня Малалио, поправил очки на носу и с любопытством поинтересовался: – Так за что ты Дува-то грохнула? Он, конечно, человечишка мерзкий был, но все же.
– Я не убивала его!
– Я не утверждаю, что убивали, – развел руками старший полицейский даже как будто виновато. – Но вы, госпожа Бармалан, на особом положении. Вам уже вынесен один приговор, но отсрочен. Вы должны доказать свою законопослушность. А теперь вот как вышло! Придется вернуть вас в тюрьму на время разбирательства. Таков закон. Пока, уж простите, все подозрения на вас падают. С Дувом вы разговаривали? Разговаривали. Ссорились? Ссорились. Свидетели есть. После вашего ухода его живым не видели.
– Зоя, ты подвела меня и госпожу Ирму, – влез стряпчий. – Мы же твои поручители! Теперь нам придется раскошелиться за твой проступок.
Не хватало воздуха. Голова кружилась, от страха внутренности скручивались в клубок.
Я крепко зажмурилась, но вздрогнула и открыла глаза, когда в лавке прозвучал громкий, сердитый голос:
– Что тут происходит?
Матеус! Он все же явился! Пришел мне на помощь!
Но разве он спасет меня? Как?! Он ничего не сможет сделать. Да и захочет ли?
Матеус стоял на пороге – непривычно растрепанный, в расстегнутом сюртуке, без шейного платка, волосы взлохмачены. И он так и не побрился. Но надменный и властный вид заставлял забыть о его неряшливости.
Широко шагая, он зашел в лавку, встал рядом со мной и бросил на меня острый, испытывающий взгляд. А затем обратил взор на полицейского.
– Я услышал об убийстве могильщика. Почему вы явились к госпоже Бармалан? Почему допрашиваете ее?
– Мы забираем ее в тюрьму, чтобы получить ответы на вопросы. Госпожа Бармалан – главная подозреваемая.
– Чушь! – резко произнес Матеус.
– Чушь! – повторил от порога женский голос.
Госпожа Ирма! И эта явилась. Она ворвалась в лавку зонтиком наперевес, как будто собиралась отколошматить им полицейского.
– Почему чушь? – изумился тот.
– Полтора часа назад я ходила в чайную лавку на этой же улице. Дорога идет мимо кладбищенских ворот. За ними мелькнула горбатая спина Дува. Из чайной лавки видны двери книжного магазина. На дверях не было вывески «Закрыто». Значит, Зоя вернулась домой, когда Дув был еще жив. Ну? Что ты на это скажешь, офицер Шпехт?
– Дува вы видели издалека, а отсутствие вывески вообще ни о чем не говорит, – пробормотал Шпехт.
– Ты идиот, офицер Шпехт. Я это всегда говорила твоей матушке, и тебе теперь говорю. Эта особа, – Ирма презрительно кивнула в мою сторону, – способна на воровство, на плутовство. Но на убийство? Нет, нет, и нет. У нее для этого кишка тонка. Такие действуют другими методами. И зачем ей убивать могильщика? Она с ним едва была знакома.
Заступничество Ирмы так меня поразило, что я остолбенела.
– Да кто их знает, какие причины могут быть у иноземки, – упрямо возразил полицейский. – Госпожа Ирма, я понимаю, вам неприятно, что ваша подопечная вляпалась, но покрывать возможную преступницу все же не стоит. Если госпожа Бармалан предъявит нам доказательство своего пребывания в другом месте во время совершения преступления, мы не будем ее забирать.
– У нее есть это доказательство, – сказал Матеус и посмотрел на меня многозначительно. А я только и могла, что бессмысленно таращиться в ответ. – Последние пару часов госпожа Зоя провела со мной. В этой лавке. Я был с ней на кладбище, только не подходил к могильщику. Я осматривал памятники. Она поговорила с Дувом, мы с Зоей вместе ушли. Могильщик был жив и здоров. Мы вернулись сюда, в лавку. Я отлучился ненадолго. Забрать кое-какие вещи в моей квартире. Отсутствовал не более десяти минут. Достаточно вам такого подтверждения?
У меня по телу прокатилась жаркая волна: испуг, стыд, смущение, надежда.
Матеус врал. Чтобы спасти меня, он пошел против своих принципов. Сказал явную ложь, и кому – представителю закона! Его объяснения были неуклюжие и шиты белыми нитками. Кто в них поверит!
Полицейский прищурился, склонил голову:
– Как вы можете это подтвердить?
– Вам недостаточно моего слова? Слова вирила? Слова Матеуса Альмедора из Альмедор-кейра? – бросил Матеус вроде бы небрежно, но с неприкрытой угрозой.
И полицейский смутился. Аристократы в этом мире были почти что неприкосновенны.
Он почесал в затылке, потупил глаза, вздохнул, кивнул.
– Разумеется, господин Альмедор. ваше слово – самое веское доказательство. Значит, госпожа Бармалан ни при чем. Что ж, это все меняет. Но все же попрошу ее ответить на вопросы.
– Только в моем присутствии и прямо здесь. В тюрьму она не пойдет.
Ирма величественно выслушала Матеуса и кивнула.
– Я рада, что мы разобрались в этом недоразумении. Ведь мы разобрались, офицер Шпехт?
– Да, – буркнул тот. – Но кто прихлопнул могильщика, вот вопрос! Убийств в Лиллидоре не было лет уж десять.
