– Скажи мне. Это сделал ты?
Смотрим друг другу в глаза, а вокруг рушится целый мир, мой с таким трудом построенный мир. У Матвея в его темно-синих глазах столько боли, что я готова захлебнуться в ней. Я не смогу жить с убийцей, как бы ни была сильна моя любовь, не смогу.
35
– Почему не спишь?
– Не хочу.
– Как Костя?
– Лучше, температура больше не поднималась.
Регина стоит у окна, свет выключен, в квартире пахнет едой. Кажется, это совсем для меня фантастические запахи в моей необжитой квартире. Никогда такого не было в моей жизни.
Она сейчас совсем чужая, смотрит настороженно, в зеленых глазах тревога. Понимаю ее, даже если после всего уйдет и не захочет видеть, приму ее решение, но не сдамся.
– Я боялась, что ты не придешь.
– Почему?
– Тебя ищет полиция, но, оказывается, и меня тоже, звонил папа, к ним приходил следователь. Камеры, что у подъезда Сергея зафиксировали нас двоих, консьерж подтвердил, он видел меня несколько раз, но не только он, есть еще свидетели.
– Ты здесь ни при чём, об этом знаем мы оба. Я разберусь, над этим уже работают.
– Кто мог его убить? В голове не укладывается. Что это? Месть? Кто-то хочет подставить тебя?
– Скорее всего да, но чувствую, что здесь замешан кто-то еще.
Ухожу на кухню, обезболивающий укол, поставленный утром, начал отпускать, каждое движение дается с трудом, но я практически привык к боли.
– Матвей, объясни мне, пожалуйста, что происходит?
Регина идет следом, достаю лекарства, шприцы, надо сделать укол, но она забирает все из моих рук, вскрывает ампулу, наполняя шприц. Помогает снять футболку, делает все аккуратно, ведет по груди ладонью, в глаза не смотрит.
А я не могу оторвать от нее взгляда, поправляя выбившиеся из заплетенной косы волосы здоровой рукой. Они мягкие на ощупь, аромат яблок кружит голову.
– Больно? – Ставит укол, почти его не чувствую, лишь ее руки на обнаженной коже.
– Нет.
– Снова обманываешь.
– Немного. Мы раз с Самиром попали в передрягу в интернате еще, старшики качали права. Там, если ты не дерешься за себя или друга, ты в полном дерьме, кулаками приходилось махать. В ход пошла арматура и ножи, вот тогда было больно, Самиру голову пробили, мне шею порезали, никогда не видел столько крови. Хлестала фонтаном, думал прямо там и отойду на тот свет.
Чувствую тонкие пальчики на шее, ведет по шраму, боюсь прикоснуться к ней, спугнуть. Боюсь, что оттолкнет, наговорит обидных слов, расстроится.
– Мне так жаль.
Добрая очень, такая, что сердце щемит.
– Все давно прошло.
– Нет, не прошло, мне тоже больно.
Хочу поцеловать, но лишь трогаю волосы, Регина рядом, и это уже счастье, я чувствую его физически, живу, дышу полной грудью, больше ничего не нужно.
– Я не убивал его. Но да, ты права, ты мало что обо мне не знаешь. Тогда, семь лет назад, не сдержался, но, видит бог, пытался. Ты была такой открытой, безумно соблазнительной, красивой до боли. Нагрубил, чтоб оттолкнуть, чтоб не видеть самому, чтоб не сойти с выбранного пути. Пути, что вел в пропасть, но тогда считал, что делаю все верно.
– Матвей…
– Нет, послушай, не перебивай.
Здоровой рукой, подхватив под ягодицы, усаживая девушку на стол, двигаюсь ближе. Стою между ее раздвинутых ног, наши глаза на одном уровне.
– Все верно, я чужой для тебя, но я так благодарен судьбе, что ты появилась вновь, что родила сына, о котором и не мечтал. Виноват, безумно виноват, прости, любимая. Пусть не сейчас, со временем простишь.
Прикрываю глаза, Регина гладит по лицу, шее, снова задевая шрам. Тянется, касание губ, легкое, почти невесомое.
– Я верю, верю, что не ты убил Сергея, но ведь это все опасно, пока следствие будет разбираться, это займет много времени. Мы не можем прятаться здесь вечно. Чья это квартира? Твоя? Как и дом? Шофер сидит под дверями. Матвей, скажи, что происходит?
– Демидов потерял груз, приехал его хозяин, требует товар обратно, а еще компенсацию. Счета заблокированы, денег нет. Со всем этим приходится разбираться мне.
– Но при чём тут я и Костик?
– Я увел груз, две фуры, почти под завязку груженные наркотиками. У меня был план, как устранить Демидова, забрать все его себе, жить безбедно, ни о чем не думая, как и мечтал, когда был вечно голодным пацаном в интернате. Но все пошло слегка не так, появилась ты. Старик все знает: о нас, сыне, о моей слабости к тебе. Не удивлюсь, что по его указанию убили Сергея, чтоб мне стало сложнее решать его проблемы. Но здесь еще что-то, а еще авария, явно подстроенная, с этим тоже надо разобраться. У меня будет связаны руки, если ты с сыном не будешь под охраной.
– Но зачем? Убить собственного сына? И подстраивать аварию, если ты так нужен Демидову.
– Ты совсем не знаешь эту семью, там не гнушаются ничем, и беременность Дианы сомнительная, я не могу быть к этому причастен, я уверен.
Смотрю в глаза Регины, в них страх, непонимание, веду костяшками пальцев по щекам, хочу поцеловать, сердце бьется чаще.
– Что же будет дальше?
– Хорошо все будет, не переживай.
– Я не могу не переживать, тебя шантажируют мной и ребенком, я не могу не думать о том, что может случиться.
– Я не допущу того, чтоб что-то случилось. Только верь мне.
Видно, как она сомневается, думает, кусая губы, но не отходит, разрешая себя трогать. Не выдерживаю, резко притягиваю, целую, на языке привкус яблок. Не сопротивляется, отвечает, это окончательно срывает все установки и запреты.
Не могу просто так находиться рядом, хочу трогать, чувствовать. Она моя, только моя, царица, богиня, любимая и единственная женщина. Отдам все, сдохну, надо будет, убью голыми руками того, кто обидит ее.
Целую жадно, глотая стоны, Регина царапает плечи, прижимается плотнее, кожа горит под ее ладонями, я сам готов пеплом осыпаться к ее ногам.
– Ты моя любимая девочка, знай это, всегда была ею, все эти годы, – отстраняясь, заглядываю в затуманенные глаза Регины.
– Знаю, – шепчет чуть слышно, снова целую, задирая подол платья одной рукой, трогая нежную кожу.
Хочу ее безумно, член сочится от желания в белье, накрываю ее промежность пальцами, чувствуя влагу на трусиках. Регина стонет громче, запрокидывая голову, веду языком по шее, кусая и сразу целуя.
– Матвей … пожалуйста… а-а-а-а-а… да-а-а-а… еще…
Отодвинув трусики, ласкаю влажную возбужденную плоть, проникая пальцами во влагалище, дурея сам от ее стонов и открытого желания, член дергается, яйца поджимаются.
