Маме пришлось все рассказать, но она не осудила, она все понимает, самая лучшая женщина на свете, а вот папа рад, что у него будет внучка.
– Мама, мама, смотри, какой пес. Чили, Чили, ко мне, иди ко мне! Мама, давай мы его возьмем себе.
Сын стоит рядом с каким-то мужчиной, тот держит в руках воздушного змея, черные спортивные штаны, кроссовки, толстовка, капюшон, который скрывает лицо, и синяя теплая жилетка.
Он что-то говорит сыну, тот слушает, а потом, замахнувшись левой рукой, кидает палку, собака бежит за ней. Мужчина лишь на секунду оборачивается, а мое сердце учащает ритм, тело обдает жаром, пульс стучит в висках.
Я делаю шаг, второй, третий, ноги как ватные, но я иду к мужчине, который стоит, уже отвернувшись.
Ну же, повернись еще. Повернись, пожалуйста, посмотри на меня.
Но, когда он делает это снова, ветер срывает капюшон с его головы, а я вижу призрака. Дыхание замирает, сердце набатом стучит в груди. В его синих глазах столько боли и сожаления, мужчина идет навстречу не спеша, словно проверяя мою реакцию на свое появление.
– Матвей, – шепчу одними губами, ветер и с моей головы срывает капюшон, раскидывая волосы по плечам.
Он совсем рядом, я чувствую его, хочется плакать и смеяться, но по щекам тонкими дорожками текут слезы.
– Не плачь, пожалуйста, любимая, только не плачь.
Охрипший голос, холодные пальцы на моем лице, он стирает слезы, сам бледный, похудевший, около глаз морщинок стало еще больше. А я не могу сказать и слова, ступор, шок, непонимание, а еще гнев, зарождающийся внутри.
– Как ты мог…– не кричу, а еле говорю, без сил ударяя его в грудь.– Как ты мог так поступить… бросить нас…как?
–Так надо было, прости, милая, прости меня, не мог иначе.
Берет мои ослабшие руки, целует пальцы, заглядывает в глаза, а у самого столько в них боли и сожаления.
– Господи, я думала, что умру, ты понимаешь, как это?
– Понимаю, милая, все понимаю, я сам практически умер.
Боль в душе отпускает, накатывает слабость, а еще спокойствие, с ним рядом даже дышится иначе.
– Я так тосковала по тебе, – провожу пальцами по лицу, трогая лоб, скулы, губы.– Мы тосковали.
– Я тоже безумно скучал, знала бы как, волком выл, на стену лез, но не мог раньше.
– Ты потом расскажешь.
– Конечно, любимая.
– И никогда больше не уйдешь.
– Никогда.
Все продолжаю гладить его по лицу, словно знакомясь заново. Матвей прижимает к себе, быстро целует в губы, потом сильнее, жадно сминая их, тяжело дышит.
– Моя нежная девочка. Люблю тебя так, что, если надо, заплачу любую цену.
– Не надо, прошу, не надо больше ничего, просто люби, как я тебя.
– Скажи еще.
– Люблю, очень люблю.
Плачу как ненормальная от радости, переполняющего счастья, Матвей снова утирает слезы, целует.
– Мама, папа, смотрите, что мы умеем.
Костик поднимает палку вверх, собака встает на задние лапы, он смеется, подбегает к нам.
– А папа сказал, что это теперь моя собака и она будет жить с нами в большом доме. Папа, ведь так?
– Да, сынок,– Матвей улыбается, садится на корточки, пытается отбиться от пса, который хочет запрыгнуть на него.– Конечно, все вместе, в большом доме: мама, ты, я, Чили.
– А еще сестренка.
– Какая сестренка?
– Которая в животике у мамы. Она еще совсем крошечная, мне так дедушка сказал, но у нее уже есть ручки и ножки.
– В животике? – Матвей поднимается, на лице удивление, шок, а я не могу сдержать улыбку.Наверное, я была такая же, когда несколько минут назад увидела его живым.
– Да, Жаров, у тебя будет дочь, ведь ты не мог просто так отпустить меня и умереть.
Эпилог
– Матвей, проснись, милый,– Регина тормошит меня за плечо, ничего не понимаю, глаза еле открываются.
– Что? Что случилось?
– Малышка плачет, твоя очередь развлекать дочь.
– М-м-м-м-м, ага, я сейчас,– не могу оторвать головы от подушки, прижимаюсь к Регине, крепко обнимаю, вдыхаю ее аромат. Так бы и лежал всю жизнь.
– Матвей.
– Да, да, уже.
Иду в детскую, ночник в форме полумесяца освещает кроватку, все вокруг в розовых облачках. Малышка сидит, размазывая слезы по пухлым щечкам, всхлипывает.
– Ну и чего ты расплакалась, милая? Все хорошо, папа рядом. Зубки режутся, да? Скоро пройдет, иди ко мне.
Беру ее на руки, такая тепленькая, маленькая, мое сердце с ней всегда бьется чаще, хорошо, что бьется, хорошо, что пуля прошла мимо. Так бы никогда не увидел мое маленькое сокровище.
– Давай вытрем слезки, вот так, умница моя, держи водичку.
Ее зовут Виталина, Вита, что значит жизнь. Моя жизнь. Выкарабкался, наверное, только ради ее зеленых глаз и Регины с Костиком. Но оно того стоило, чтобы словить пулю и осознать еще больше, что нужно жить правильно, что действительно ценно, что значит любовь.
Дочери полгодика, режутся зубки, не спит по ночам, приходится вот так успокаивать ее, мазать гелем десны. Но я этому только рад, хотя устаю сам, после открытия второго магазина-кафе по изготовлению тортов и сладостей забот прибавилось.
Не думал, что меня так это увлечет и затянет этот бизнес, но итальянцы оказались настоящими гурманами и сладкоежками. Но начинать что-то новое всегда страшно, даже мне, тому, кто раньше разорял фирмы, был циничным и жадным.
– Напилась?
Убираю бутылочку, укладываю дочку на руки, сажусь в кресло-качалку, она так мило агукает, что-то говорит на своем еще языке. Не могу насмотреться на это маленькое чудо, плакал, когда увидел ее впервые.
Совсем новые были для меня ощущения, ни с чем не сравнимые, накрыло так, что ходил потрясенный целые сутки.
Вита опускает ладошку на белый ровный шрам на груди, туда, куда вошла пуля, выпущенная моим бывшим водителем. Тогда мне казалось, что все происходящее ошибка, ведь я все сделал правильно, начав сотрудничать с полицией, сдавая им одного из крупнейших наркодилеров.
Но есть моменты, которые ты не можешь предугадать.
Многочасовая операция, пять суток в медицинской коме, долгое восстановление, для всех четыре месяца я был мертв. Штурм прошел не так гладко, Шамилю удалось уйти, но он оказался слишком жадным, вернулся за грузом, который специально ждал его.
Не знаю, что сейчас с ним, секретные службы тщательно хранят свои секреты. Меня не привлекали лишь потому, что ничего не могли предъявить, я добровольно согласился сотрудничать в обмен на свободу и разрешение на выезд.
