«4 января
И вот я стал писать дневник, как и посоветовала Эмили: мол, очень помогает расслабиться и выплеснуть негативную энергию – посмотрим. Итак, с чего начать… ну, я, в общем, уже год работаю здесь, на исследовательской станции Вектор, и знаю ее как свои пять пальцев. Моя должность – это главный инженер в жилом секторе, по факту слежу за технической частью – свет, вода и всякое такое. Поначалу было немного непривычно – все-таки я в космосе, – но вскоре это была уже не проблема, здесь люди довольно быстро учатся общаться друг с другом, невзирая на какие-либо разногласия. Вот только сегодня днем вместе с Маркусом, моим близким другом, вступили, так сказать, в небольшой книжный клуб. Звучит глупо и даже немного нелепо, почти все книги электронные, но, честно скажу, было довольно интересно. Правда, Эмили не особо этим интересуется, так что долго мы там не просидели. Знаю, что ты прочтешь дневник, моя дорогая, поэтому лишь напишу, что люблю тебя.
10 января
Перечитав запись, сделанную меньше недели назад, я просто не смог не написать о том, как все изменилось. Нет уже ни безопасности, ни спокойствия, ни доверия, ни доброты. Все жутко на нервах, везде охрана из-за неизвестного убийцы с долбанным мечом, прямо древние века какие-то. Даже не верится, что такое возможно здесь, в космосе, на самой совершенной станции. Уже два трупа, мы с Эмили переехали ко мне в кабинет – конечно, не лучший комфорт, но здесь безопаснее. Она психиатр, ее еще больше смущает и удивляет, как сильно люди переживают все это. А ее кабинеты не так и далеко, так что мы всегда рядом. Маркус даже пошел к психиатру, главный врач проводит терапию с каждым, чтобы хоть как-то поддержать людей, и это, кажется, помогает. В последнее время ему плохо спится, плюс, у него жуткое утомление, мы помогаем ему, как можем, но как долго нам самим не потребуется помощь психотерапевта, не ясно. Хотя в скором времени все равно заставят пройти обследование, это стандартный протокол.
Ко всему прочему, никого не пускают в тот исследовательский уровень, все пути заблокированы, и повсюду патрулирует охрана, разумеется, никто ничего не говорит. Люди начинают возмущаться, были попытки прорваться туда, но охрана усмирила буйных. А чего же они хотели: у многих там друзья, родные, неспособные вернутся в свои комнаты и к людям. Разве это не страшно – находиться в космосе изолированными от близких людей, практически от половины людей, удивительно, что такое допускают, словно ничего в этом странного нет… Изолировать все шесть уровней… ужас. Конечно, всех успокаивают, говорят, что это для большей безопасности и больших шансов поймать убийцу, но я не верю в это. Высшие чины пока не разрешают покинуть станцию, разумеется, из-за убийцы: мол, чтобы он не смог улететь, избежав расплаты за убийства, и все такое. Назначили группу доверенных людей, чтобы те расследовали убийства и искали виновного, и теперь нас ждут допросы, наблюдения и еще больше поднимающаяся паника.
15 февраля
Это моя последняя запись, не хочу писать слишком много. Стало только хуже, охрана в любое время начала обыскивать комнаты и любые помещения, без разрешения или уведомления. Введен комендантский час, теперь в туалет лишний раз не сходишь, словно мы в тюрьме. Многие камеры видеонаблюдения сломали, и у меня сильное предчувствие, что скоро начнется революция, в которой я совсем не хочу участвовать.
Два дня назад на меня напал убийца – да, тот самый, но, к счастью, я успел убежать, и, как обычно, следов того, кто это мог быть, нет, даже камеры оказались бесполезны. А мне перепал лишь неслабый испуг, и теперь Эмили одну не оставляю, ведь не хочу ее потерять вот так. Маркусу стало немного лучше – доктор помогла, Эмили приглядывает – и теперь он хотя бы высыпается. У Эмили тоже все хорошо, учитывая всю ситуацию на станции, и это, несомненно, придает сил терпеть. Самое главное – это то, что из-за изоляции и всего этого контроля людям только хуже, резко возросло недовольство, за которым следуют часто неконтролируемое поведение и апатичное состояние. Как же мы надеемся, что все это пройдет, и как только это случится, мы улетим, наконец, с Вектора, на планете все намного спокойнее.
Еще все больше людей подвергаются этому странному культу Сары, которая пропагандирует любовь и счастье, убеждая всех, что это лишь наше мировоззрение приносит ужас. Ходят и пишут везде надписи, попадая в конфликты с другими людьми. Сама же Сара заявила, что ничего плохого не делает и мы сами виноваты во всем. Настоящий дурдом. Странно еще вот что: уже неделя, как на Вектор никто не прилетел. Обычно всегда кто-то отсюда, кто-то сюда, но неужели все настолько серьезно, что даже прилеты запрещены? Скажу прямо: здесь творится какое-то дерьмо, все это не то, что нам обещали, и эта неизвестность рано или поздно обернется очень плохо для всех.
23 февраля
Это уже не запись и не письмо – это завещание. Три дня назад мы испытали на себе причину изоляции и странное поведение начальства и охраны. На Вектор совершено нападение страшных и непонятных монстров, тварей, ужасных созданий – называйте как хотите, но они сжирают любого на своем пути. Александр Краузен взял на себя лидерство, что позволило вовремя среагировать и не пустить этих созданий в жилой сектор. Я знаю, что это ненадолго, поэтому мы с Маркусом и несколькими добровольцами идем к главному мостику в надежде связаться с кем-нибудь или сделать хоть что-то, чтобы помочь людям. Связь и так нигде не работает, если и там нет связи… не знаю, это страшно. Эмили все понимает и не удерживает меня, за что я очень благодарен ей, но все равно я понимаю, как она переживает, ведь сам не хочу оставлять ее одну. У нас есть оружие и точный маршрут, мы просто обязаны справиться, люди рассчитывают на это. Да и больших вариантов нет, желания сидеть и ждать, пока меня сожрут, тоже не наблюдается, к тому же так хоть есть шанс спасти Эмили, о потере которой я и думать не хочу».
Запись 33
Прошел час, а может, и два, я все сижу и перечитываю то, что писал мой брат еще при жизни, снова и снова. Разве не этого я должен был ожидать, пройдя весь путь сюда: не было не единого шанса, что он жив, в глубине я знал это – и все равно боль, как тиски, сжимает это понимание, не позволяя отпустить надежду, которой и не должно было быть. Краузен говорил, что из группы никто не вернулся, прошло больше трех лет. Прокрутив в голове все прочитанное и прибавив известное от окружения, я просто швырнул стул о стену. Созданный шум еще больше подстегнул меня, вот-вот я сорвусь, смотря в пустоту у себя под ногами, ощущаю, как слеза течет по щеке, а мои руки сжаты достаточно крепко, что бы ногти впивались в кожу. А главное, я лишь сейчас четко понимаю, что все в итоге из-за меня. Это никак не приживается – его смерть, то сообщение и, главное, впустую проделанный путь. Ненароком настигает простейшее понимание, больше меня здесь ничто не держит, и это дарует ощутимое всем телом облегчение. Каждый прочитанный дневник, каждая запись заставляли почувствовать боль этих людей, и каждый раз я напоминал себе, что я не один из них, словно из совсем другого мира, ну а теперь же нас объединяет личная утрата, трагедия в которой виноват каждый. Все медленно спутывается в невообразимый клубок, как понимание, так и отношение, и когда я выпустил долю злости в сопровождении яростного крика и нескольких ударов по стене кулаками, словно озарение нахлынуло на меня.
