Стоило ей замолчать, как она тут же исчезла. Я все думаю о том, правда ли, что она сказала, и действительно, после смерти Анны-Лизы я потерял контроль и встал на скользкий путь, или же это случилось куда раньше… но молодость и брак прошли без инцидентов, я точно помню, хорошую, прекрасную жизнь в семье и заботе, ведь это было противоположностью нашего с Ноланом детства… Наоми – лишь часть моего воображения, ее появление и такое точное донесение до меня этих идей пугает именно тем, что я и не понимал об их существовании, и, следовательно, можно смело предположить наличие чего-то еще, что мне доселе неведомо… но будет раскрыто самым страшным местом.
Запись 41
Человеческому мозгу свойственно защищаться в опасных для него психически нестабильных ситуациях. Создается иллюзия нормальности, обманывается сознание, появляется шанс к уравновешенному существованию. И весь этот большой обман ради одной цели – выживания. Но стоит открыться истине, как пелена лжи спадет, что делает явь кошмаром. Тогда у заветного подсознания остается лишь один способ уберечь себя: закрыть воспоминания, связующие с восприятием безумия, под замок и спрятать их за самой дальней дверью, в самой глубине, дабы изменить реальность восприятия. Есть одно «но»: все то время, что безумие, словно зверь, заперто в клетке, оно медленно, еле заметно, но уверенно прорастает. И когда случится объединение – если повезет, – то поймешь, что теперь это объективная реальность.
Что это за комната: стены исписаны словами, предложениями, связанными с моим пребыванием здесь. Тело болит так, словно я только что дрался или меня переехал поезд. Что же произошло, я ничего не помню. В правой руке что-то лежит – это маркер, черный. Стены исписаны этим черным маркером, это сделал я. Но почему – надо понять, вспомнить, такое просто так не происходит, должна быть причина. Что тут написано – «страх», «сумасшествие», нужно найти что-то более существенное. «Нолан» – мой брат, он причина моего нахождения на станции. «Александр Краузен» – именно благодаря его заслугам люди были в безопасности некоторое время. Я видел его записи. «Галлюцинации» – не могу искать дальше: это слово – оно притягивает информацией. Почему оно так важно для меня, что же произошло? Вспоминай, надо вспомнить, кажется, кто-то был. «Наоми» – на стене слева, на уровне глаз, и я вспомнил. Маркер выпал из руки, кажется, что это происходит впервые, но на самом деле такое уже было, что вводит в отчаяние. И я начинаю вспоминать разговор – иллюзию разговора, открытие истины, но не более, дальше все словно в тумане.
Заболела голова, я сажусь на пол, надеясь, что все само уляжется. Все словно плывет, не позволяя хоть как-то думать или размышлять, во всяком случае, здраво. В голове крутится лишь одна мысль: принять это, чем бы оно на самом деле ни было, позволить тому, что пугает даже издалека, освоиться в голове. Разве это плохо – так я смогу двигаться дальше, так я смогу жить. Поднявшись с пола, только сейчас замечаю, он также весь в словах, это не может не пугать, но ничего не поделать.
«Охотник» – появилось чувство злости. На его руках еще десятки жизней, так что моя смерть мало что изменит. Ищи дальше, давай, должен быть ответ на вопрос, почему я здесь, и… «пронокс». Все попытки восстановить картины остановились, появилось лишь желание, непредвзятое, прямое – найти его, лишь он поможет избавиться от галлюцинаций, приведших меня сюда. От страхов, делающих меня уязвимым, и от боли, мешающей двигаться дальше. Его отсутствие сыграло немалую роль в том, что со мной произошло, хотя по факту все это из-за его отсутствия. Насколько бы логичной ни хотелось видеть причину сумасшествия, оно всегда будет угождать только себе, чтобы выжить, чтобы стать чем-то большим, чем просто отражение в зеркале, которое отличается от действительности.
«Анна-Лиза» – любовь моей жизни. Она покинула меня давно и заставляет мучиться каждый день от невозможности быть с ней рядом. По словам Наоми, сломала меня и извратила, но лишь здесь, под стрессом и проноксом, все окончательно раскрылось. Она считает, словно мне это нравится и здесь я в своей тарелке, и хуже всего то, что мне хочется кричать о ее неправоте, но не получается.
«Эмили» – повторив вслух это имя несколько раз, так и не вспомнив, что оно означает для меня, я попытался найти ассоциации, и стоило вспомнить о брате, как связь сразу же образовалась. Но, как бы разум ни пытался свести с ума, дабы проявить черты, нужные для совершенно других идей и мыслей, всегда будет что-то, что даст намек на саму суть происходящего, что-то вроде лучика света во тьме, главное – его не пропустить. Я не пропустил – и спустя несколько часов наконец вспомнил, почему она так важна: у нее был КПК, который поможет мне найти брата. Остается главное – понять, где я нахожусь: единственная лампа на стене, абсолютно пустое помещение. При себе лишь документы и КПК, ни фонарика, ни оружия. Руки и раны неаккуратно перебинтованы, и в кармане нашел упаковки от антибиотиков, одежда грязная, все тело болит. Ощущение такое, словно я ходячий труп, хотя кто сказал, что это еще не так.
Запись 42
Выйдя за дверь в небольшой зал, сделал всего пару шагов, мне становится плохо. Вся картина окружающего – эти коридоры, комнаты и все остальные мелочи, словно ностальгия или проклятый рок, заставляют вспомнить ту боль и страх, которыми я пропитан, от которых подсознательно пытался убежать. Упав на колени, обхватив тело руками, в согнутом положении от безвыходности кричу изо всех сил, и мне плевать, кто или что может меня услышать: я так устал все это терпеть, искать оправдания и силы. Но есть лишь одна мотивация, и путь к ней идет только через пронокс, без него я не смогу.
Медленно и аккуратно поднявшись с пола, стал осматриваться: слева и справа идут комнаты, по нумерации моя была седьмой, но я не помню, как попал сюда. Пройдя до конца, не увидел ни одной открытой двери, замки все сломаны. Со всех сторон никого нет, все как обычно. Без оружия, в темном коридоре – жестоко, но придется понадеяться на то, что там никого нет. В конце еле работает небольшая лампа, дыхание участилось, и кажется, что скоро задохнусь, кроме еле заметного очертания стен, ничего не видно. Если там есть открытая комната и в ней прячется кто-то или что-то, я попросту не увижу их.
Прошел примерно половину – с левой стороны в потолке замигала лампа, и, прислонившись спиной к стене, я мечтаю, чтобы это было видно лишь мне и не служило маяком для всех остальных. Свет все мигает, лишь фрагментами показывая все вокруг, давая мне шанс убедиться в одиночестве. Зная, что долго это продолжаться не может, я побежал вперед, лишая себя риска быть пойманным врасплох с любой стороны. Забежал за дверь и, закрыв ее, постарался успокоиться.
Запись 43
Где я теперь – просторный зал с большой квадратной комнатой посреди, чьи стены сделаны из стекла, покрыты сеткой из мельчайших микросхем, позволяющих проецировать на них любое изображение. Любая картинка, будь то пейзаж или город, кажется реальной, что, несомненно, помогает в сотнях миль от Земли напоминать людям о другом мире за пределами стен. Сейчас там ничего и никого нет, они почти прозрачны. По правой и левой стене идут коридоры, между ними вокруг земной комнаты четыре двери, кабинеты врачей – это ведь психиатрический блок, где же мне еще быть. Не поверю, что в одном из них не найдется пронокса. Подойдя к первому кабинету слева, стал искать, ощущая себя наркоманом, скитающимся во мраке от лишних глаз, дабы продлить секунды контролируемого существования, понимая, что с каждым шагом враждебности и немыслимости становится меньше.
