– Как ты прекрасна! – обращается он к субстанции, медленно тянущейся к нему навстречу. – Уникальное творение, я не желаю тебе зла, и будет честью для меня, если мы станем едиными и будем поглощены всеобщей любовью и гармонией. Недавно я понял, что больше не хочу бояться, не хочу жить в мире, где столько боли, и всего лишь нужно поверить в любовь и сознаться в том, что все мы хотим жить в счастье, независимо от всего вокруг.
Смолистая масса медленно затянула его в свои объятия, где он смиренно принял то, во что верил, и попросту исчез, словно его и не было… Как все и оказалось на самом деле, это была галлюцинация, и я знаю, почему она появилась. Ведь в момент его речи я видел самого себя, и мне захотелось сделать то же самое, ибо это избавило бы меня от ситуации с братом.
Все это время Нолан звал меня, я слышал его голос из КПК, словно откуда-то издалека, он говорил, что ничего не слышит и все это лишь галлюцинация. Все исчезло за секунду – ни черной массы, ни следов, даже свет стал более приглушенным.
– Я перезвоню, – все, что я смог сказать.
Он что-то говорил, но я просто выключил КПК, быстро вернувшись на склад. Запер дверь, упал на колени, еле-еле сдерживая накинувшуюся на меня многотонную панику. Я дотянулся до ближайшей капсулы и сделал укол, прямо сквозь штанину, без колебаний, без сожаления или страха. По-другому я не смогу выжить, просто не смогу.
Запись 48
Проснувшись, я получил то, чего ожидал, – спокойствие. Ни голосов, ни боли – отличное состояние, как у нормального человека. Лежа на животе, повернув голову влево – вижу перед глазами КПК. Перевернувшись на спину, поднял его, увидел семнадцать пропущенных вызовов от Нолана. Сколько же я так пролежал? Если верить первому пропущенному и если часы правильные, то почти шесть часов я был без сознания, это стоит полученного эффекта. Поднявшись с пола, размял затекшие мышцы – как это приятно, словно я в нормальном мире. Вокруг все так же, как и было, разве что воспринимается намного приятнее и увереннее. Дабы не терять время зря, позвонил Нолану.
– Привет, брат.
– Как же я рад, ты жив! Что там произошло, почему ты не отвечал столько времени?
– Я был без сознания. Вернулись галлюцинации, и пришлось принять пронокс. – Даже не представляю, какого ответа ждать от него, но, обдумывая его реакцию, мне пришла в голову идея, как избежать смерти брата.
– Как давно они у тебя, галлюцинации? – странно, но он был сдержан, словно знает, о чем спрашивает.
– Не знаю, часов после четырех, а может, и пяти, как прилетел сюда.
– Сама суть в том, что это очень быстро прогрессирует, если запустить. Пронокс помогает гасить этот эффект, но ненадолго. Рано или поздно придет время, когда ты перестанешь ощущать разницу между выдуманным миром и реальным.
– Хочешь сказать, это болезнь, но вылечиться невозможно? – Надо надавить на жалость, сможет ли он позволить мне умереть в одиночестве и страхе, будто разделяя судьбу многих несчастных здесь?
– Безумие не лечится. А вот происходящее здесь, – это другое. Я видел людей, которые принимали пронокс в больших дозах, они разительно отличаются от обратных. Причем всем – поведением, памятью, мутацией. Половина обитающих здесь тварей, – это бывшие люди, только вот вопрос, что сделало их такими – пронокс или то, от чего он должен лечить.
Каждое его слово, как кусочек мозаики, выстраивает общую картину произошедшего, но есть одно «но»: мне это уже не важно. Нолан жив, как и я, осталось выбраться отсюда и забыть навек.
– Какова же вероятность, что я стану меняться?
– Сколько раз ты уже принимал его?
– Четыре, может, пять.
– Тогда тебе еще далеко до перемен. – Его беспокойство обо мне возрастает, и это сыграет роль в спасении, когда придет время.
– Спасибо за поддержку, правда. Перед тем как принять пронокс первый раз, я…
– Главное – дойди до меня, ностальгия и драма лишь навредят сейчас, поверь.
Перебив меня, он отключился, и в очередной раз я остался один. Но главное – придерживаться плана, чтобы он смог выжить, иначе все это зря, и лучше я свихнусь, чем позволю ему закончить так, как все на Векторе. Собрав пронокс, проверив фонарик и закрепив КПК на руке, я вышел из кладовки.
Первым делом проверю приемную – и, осторожно подойдя к стеклянной двери, вижу, что там ничего нет. Это хорошо, очень хорошо. Набравшись терпения и максимальной осторожности, я прошел небольшой зал, попав в коридор впереди. Благодаря проноксу, мои движения уравновешенные и спокойные, сконцентрированные и четкие. С таким раскладом кажется, что я смогу обойти весь Вектор.
Запись 49
Это красиво, очень красиво – посреди зала, в который я попал через коридор, стоит детальная уменьшенная копия Вектора, закрепленная на тончайших тросах с потолка и пола. Полностью из металла, с малым количеством света сверху и снизу – этот вид притягивает. Смотрю и понимаю трагичность данного места, но вскоре мне хочется все разломать. Заставляет вспомнить всю ту боль и страх, произошедшие здесь не только со мной – со всеми, эта модель словно надсмехается, заставляя осознать, насколько ничтожны надежды на выживание и как мал один человек. Разглядывая макет, я не заметил самого главного атрибута этого зала, в котором еще три двери. Вокруг меня, точно так же, как я уже видел ранее, белой краской написаны наставления все от той же Сары Айсли, но в этот раз они все были перечеркнуты черными линиями, небрежно и даже агрессивно. Неспешно идя вперед к той двери, осматривая все это творение, заглядываю в двери слева – и не вижу ничего полезного, кроме пары упаковок сухого пайка, которые остались в этом импровизированном убежище. Они оказались довольно вкусные, и раз уж мне повезло найти их, решил проверить в двери напротив. Увидел то, что дало ответы на вопрос, почему здешние стены пережили пару режимов власти.
Комната была спальней для шести человек, матрасы на полу, три слева и три справа, расположены перпендикулярно стенам, и состояние их оставляло желать лучшего. Также одинокий стул, стоящий под вырванными проводами из-под крепления лампы в потолке, ставшими петлей для висельника, которого здесь не было. Но это не главное. На стене, что ровно напротив входа, оставлено послание белой краской в два метра шириной, от самого потолка и до пола.
«Она обещала, что я буду счастлив и не будет больше страхов и одиночества, – но ее слова оказались ложью. Я верил, как и все мы с вами, что, убивая мучающихся людей, мы облегчаем им жизнь. Сначала это были просто слова, и Сара так складно стала говорить то, что мы хотим слышать. Несмотря на то, как люди реагировали на убийства, мы верили, любовь спасет всех нас. Но почему тогда лишь Сара была счастлива, почему лишь ей удавалось это?! Разве каждый из нас получил то, во что мы верили и что доносили людям, – и все мы стали счастливы? Задумайтесь, достигли ли вы того, во что верили? Я так больше не могу, прощайте. И больше нечего бояться: я позаботился о том, чтобы она больше никому не навредила».
