– Хочешь все узнать – справедливо. Сначала я покажу тебе кое-что, и тогда ты уже сам решишь, хорошие мы или плохие. Но, если ты не скажешь мне после этого, где находится Джеффри, ты умрешь на месте. – Он слегка злится, но я понимаю его.
Отойдя на пару шагов, он вызвал еще людей. Меньше чем через минуту вошли двое ребят, вооруженных автоматами, в костюмах и, следуя за умником, подошли ко мне.
– Пойдем, и помни: им тебя не жалко, как и мне.
Он открыл дверь справа, как часть стекла, она отделилась и образовался выход. Я вышел и остановился.
– Если убьете меня, Джеффри не найдете.
– Что-нибудь придумаем. Вектор не бесконечный, а рисковать я не собираюсь. Идем.
И я пошел вперед. Сделал пару шагов, мне нацепили наручники, заведя руки за спину, – молодцы. Один тыкает дулом в спину, второй чуть позади первого, умник идет рядом, в метре от меня. Вперед до конца и через ту дверь, откуда все они выходили, – мы прошли в длинный коридор. Справа много дверей в помещения, слева два больших зала со стеклянными стенами.
– Разве все вокруг не должно орать при обнаружении вируса? – спросил я, глядя по сторонам.
– Датчики отключены. Эта территория уже давно заражена, – сухо ответил умник.
Пройдя до середины, может, чуть дальше, мы свернули налево. Сопровождение не отвлекалось ни на секунду, и я прекрасно понимаю, что шансов устроить диверсию у меня нет. А вот шансов убить меня, прикрыв это моей провокацией, у них слишком много.
Оказавшись внутри комнаты, в которую меня привели, я сразу забыл про охранников, которые как раз остановились в проеме двери. Умник и я прошли вперед примерно до середины. Меня сложно удивить, но не в этот раз. То, что я вижу, отдает не только болью, представляя всю масштабность трагедии, но и дает понять, что моя смерть – если она еще не наступила – будет крупинкой среди остальных. Метров пять на пять помещение, лишь маленький шкафчик прямо у двери. Почти вся комната, дальняя и права стена из четырех, заполонена сотнями фотографий, бейджиками, записками и все это разного состояния материала. Некоторые предметы довольно чистые, какие-то грязные или обгорелые, есть цветные и черно-белые. Вся левая стена же, исписана именами и датами смерти, множество столбов, от потолка до пола, белым маркером создают памятное место. Выглядит красиво, тут не поспорить. Вдоль стен разложены разного размера и вида дневники, ежедневники, фотоальбомы и есть пара коробок с хранящимися внутри КПК. Настоящий мемориал памяти погибших.
– Зачем это все?
– Чтобы помнить их. Всех тех, кому пришлось пожертвовать собой ради спасения всего человечества. Нельзя забывать эти жертвы, даже если эти люди – незнакомцы. – Он промедлил. – Если мы не найдем Джеффри, то окажемся на этой стене, причем очень скоро.
– В карантине много таких мест. Умирающие люди создавали мемориалы памяти, оставляя хоть какую-то память о себе, принимая грядущую и неотвратимую смерть. Так что этим меня сильно не удивить.
– Я лишь делюсь тем, что у нас еще осталось. Людей здесь можно по пальцам пересчитать, и если мы не сплотимся, то все это было зря. Я из тех, кого принято считать оптимистами. Видишь ли, на самом деле мы не враги друг другу. Истинные враги там, в клетках, жаждут лишь насытить свои желудки и оставить отметки о превосходстве над территорией – и все.
– Я думаю, причина не в этом. Просто у вас тут дела настолько плохи, что даже такой, как я, может быть полезен, – он молчит, пристально глядя на меня, словно ожидая иной мысли. – Или я нужен лично тебе?
Запись 82
– Ты задумывался, почему Вектор уже столько лет отрезан от мира? Блуждает по космосу, словно брошенный предмет. Без военных и представителей власти? Мы одни, абсолютно отрезаны от другого мира, человеческого. Не только зона карантина – все мы заперты здесь, как заключенные, нет никакого разделения – лишь коробка в космосе. Вектор уже очень далеко от того места, где он должен быть и где был в последние дни цивилизации здесь. – Он подошел к фотографиям и, рассматривая их, продолжил: – У нас уже давно нет связи с внешним миром. Мы не можем вызвать помощь, военных, медиков, да хоть кого-то. Уверен, ты винишь нас в происходящем, в том, что здесь творится. Отчасти ты прав, но только мы создали кошмар и для себя. Все эти люди не должны были умирать, но это меньшее из зол.
– Хочешь сказать, никто из вас не может улететь отсюда? Связаться с внешним миром или же просто позвать на помощь?
– Да. Вся связь заблокирована уже давно. И сделал это Джеффри. Он один из первых стал меняться и решил, что никто здесь не достоин жизни, особенно после его трагедии, в которой погибли его жена и дочь. Представь, какого ему было, особенно здесь, вдалеке, где законы морали стали чем-то неестественным, за что поплатилась и его семья. После чего, обладая правами заместителя директора Вектора, он решил за всех, и, уверен, на его месте многие сделали бы так же. Законсервировать этот кошмар – лучший исход в глобальном плане. Без его отпечатка пальца и пароля, который он поставил на систему безопасности, мы все умрем от голода меньше чем через год.
– Но я нашел Вектор. Как мой брат смог прислать сообщение мне?
– Не знаю. Возможно, он просто успел. Если мы не восстановим связь и не вызовем помощь, вся наша работа, все наши жизни – лишь пустая потеря, которая не будет достойна даже фотографии на этой стене.
– При таком раскладе, поверь, я последний, кто захочет вам помочь.
– Это тебе плевать на жизнь, – повысив голос, он стал нервничать. – Ты не знаешь, зачем дышишь и ходишь, ты просто воспринимаешь все вокруг как наказание за грехи или злую шутку безумия, виня при всем этом нас. Но обстоит все куда серьезней. Скажи мне, где Джеффри!
Я не знаю, чему верить, ведь никогда ставки не были настолько высоки, что на их фоне моя жизнь и правда кажется ничем.
– О чем ты вообще говоришь? Что творится на Векторе и почему это все так важно?
Кажется, само понимание, что я оказался лишь в малой части того, что ждет всех людей, заставляет задуматься о нравственности моих решений. Вот еще вопрос: почему я так рационален, неужели его слова так способствуют развитию моего здравомыслия? Или же дело в чем-то другом, ведь совсем недавно я бы даже слушать его не стал, а просто вгрызся бы в глотку.
– Сначала ты, и тогда посмотрим, ведь откуда мне знать, что ты скажешь правду, особенно в твоем состоянии.
– Доказать твою правду я тоже не могу, но все же готов идти на сотрудничество, хоть и сам не знаю почему.
– В любом случае я не буду рисковать. – Умник явно не готов был уступать больше. – Ты сам только что сказал, что не знаешь, почему веришь мне. Слишком большая вероятность неправильного понимания тобой всей правды, так что пока это все, что я могу тебе сказать.
Он отлично сдерживает себя, уверен и строг. Можно вечность с ним спорить и ничего не добиться.
