Большая часть его тела покрыта глубокими порезами и сломанными костями, но это создание не падает, а лишь продолжает делать вялые попытки напасть. Это более чем раздражает, и раз его не убить типичными способами, то сделаем все по-другому. Воткнув оба когтя в его руки, о которые они чуть не сломались, я быстро оказался за его спиной и, запрыгнув на него, обхватил уродскую голову и стал ломать шею. Он дергается во все стороны, неуклюже пытается как-то скинуть меня или просто ударить, но все тщетно. И, применяя всю свою силу, я выкручиваю его голову вправо – медленно и не сразу, но хруст ломающихся костей и утихающий стон доказали, что моих сил все же больше. Тело, как шкаф, падает на пол, я же сам еле стою на ногах, осознавая, что расслабился, находясь среди этих ученых, и немного потерял форму.
Но только я выдернул когти из его рук и собрался идти дальше, как все мое тело обхватили какие-то веревки и потащили меня назад. Много мелких тонких артерий или нечто приближенное к этому понятию обмотали всю талию и стали тащить к месту их зарождения, в огромную пасть очередного монстра, наполовину торчащего из вентиляции в потолке. Запах – невыносим, эти веревки болтаются вокруг вразнобой, и чем ближе меня подтягивает, тем больше меня бесит сама ситуация. Подобравшись ближе, я сразу начинаю бить когтями о тело, об эту пасть без зубов, напоминающую полураскрытый желудок, который наверняка не сразу переваривает пищу. Кровь льется рекой, он дергается и кричит от боли – и сразу после этого я одним махом отрезаю все эти нити и падаю на пол. Все тело болит, кровь капает с потолка, и я уже весь в ней. Тяжело поднимаясь, я готовлюсь к тому, что сейчас нападет еще кто-нибудь. Слегка прихрамывая от ранений и падения, я осматриваю все вокруг и, кроме полного хаоса, мертвых тел и лужи крови, ничего и никого не вижу. Несколько минут я просто стою, тяжело дыша, чувствую боль всего тела, животную ненависть и прекрасное понимание того, как я не разочарован. Дикий мир всегда прост: убей или умри. Через несколько минут я оборачиваюсь, чтобы понять, где я нахожусь, – и вижу здоровое существо, стоящее на перекрестке впереди. Мохнатая тварь размером с небольшого медведя, вместо шерсти короткие иглы, а на голове куча глаз – она неуклюже стоит на четырех разных размеров лап и смотрит на меня, а я на нее. Но я не продумываю, как убить ее, не ищу пути отступления: ведь я не жертва, и даже с ранениями я остаюсь главным ужасом станции Вектор. Этот медведь просто уходит дальше, понимая, что со мной ему не тягаться.
Запись 86
Если я не залатаю раны, то, скорее всего, умру от потери крови. Царапин и глубоких порезов больше, чем я думал, и почти по всему телу, даже по правой щеке меня умудрились как-то зацепить. Обмотав главные раны тряпками, что нашел в ближайшем столе, я кое-как остановил кровь, но это лишь на минуты. С каждой секундой я ощущаю, как ярость и боль изо всех сил заставляют тело двигаться и не дают поддаться желанию умереть. Итак, куда я забрел? Вокруг много аппаратуры, приборов, хотя единственное, что мне нужно, – это аптечка, ну или что-то, что ее заменит. Абсолютный хаос отдается шумом вокруг, придавая приятные оттенки гармонии и значимости, в отличие от лживой цивилизации, созданной лишь для уничтожения природной стихии. Позади меня в конце короткого коридора находится медицинский отсек, если верить указателю. Я быстро иду к нему, слегка прихрамывая. Но только все это оказалось бессмысленным, ведь дверь заперта, а карты прохода у меня нет. Злясь, я стучу по двери, хоть и знаю, что это, скорее всего, бессмысленно. Надо быстро что-то делать: рано или поздно кто-то захочет добить меня, и это будет честно. Я чувствую, как силы все же уходят, и это толкает на поиски альтернативной медицины. Вернувшись в помещение, где я дрался, стал осматривать приборы, искать, но все это было не то. Быстрее, чем я думал, звуки существ вокруг стали ближе, и каждая секунда приближает ко мне новых животных, мечтающих лишь убивать, – и сейчас у них, скорее всего, получится. Здесь ничего нет, все это – лишь ненужные мне приборы, предназначение которых уже забыто. Надо искать дальше – и я иду через коридор в соседнее помещение, по сути схожее с остальными. Не успел я полностью войти, как мое умирающее тело заметило новое существо, форму которого сложно описать за те несколько секунд, что я увидел его. Быстро закрыв дверь за собой, я оставил этому монстру лишь возможность биться в истерике о кусок железа в жажде достать добычу. Уродство описать сложно, для этого и есть слова, определяющие ужас.
Нельзя медлить, каждая секунда, каждое действие может убить. В этом помещении, похожем, скорее, на склад оборудования, имеются еще два выхода, и, на первый взгляд, они закрыты. Очень быстро, как это вообще возможно в моем состоянии, я ищу среди оборудования что-то способное помочь мне остановить кровь и залечить раны. Шум анархии и крики живности не утихают ни на секунду, и лишь вопрос времени, когда смерть доберется до меня, если я не приму меры. И вот оно – единственное, что как-то может помочь, только польза этого равна его вреду. Небольшая сварочная система, которую, видимо, использовали для вскрытия дверей, когда я загнал Тобина в угол. Это не только сварка: для меня в этих условиях система горелки позволит прижечь открытые раны. Будет больно, но это не проблема – и, включив ее, я нагреваю кусок арматуры, который вытащил из другой коробки, под столом справа. Секунды уходят, край импровизированного медицинского прибора становится раскаленно-красным, после чего я выключаю горелку и, держа левой рукой арматуру, быстро прислоняю раскаленный кусок к правой руке. Лишь крик боли, разрывающий горло, позволяет не терять сознание, не воспринимать запах сгорающей кожи и мяса и не сойти окончательно с ума. Несколько секунд, и уже вместо открытой кровоточащей раны – ужасный ожог. Я роняю арматуру на пол и стараюсь держать себя в руках, не поддаваться боли, зная, что это метод выживания. Меня трясет, глаза заливает пот со лба, и кажется все тело пронзили сотни тонких иголок.
Я снимаю штаны, оголяя рваную рану на левой ноге выше колена. Нагрев арматуру снова, сразу прижигаю ее, сопровождая это действие все теми же погрешностями организма, помогающими перенести шок. Но на этот раз прибор заживления прилипает к коже из-за долгого прижатия к разрыву. Резким движением я отрываю его от ноги, крича от боли и падая на пол в кратком треморе. Злость возрастает мгновенно, позволяя мыслить яснее, чем обычно. Поднимаюсь с пола, надеваю штаны трясущимися руками. Запах горящей плоти заставляет стошнить на пол, и это ужасно: чувство такое, словно меня всего нашпиговали иглами через те места, где теперь расплавленная кожа. Все еще остается несколько царапин на теле и одна на щеке, но они не столь важны. Собравшись с силами, которые черпаются из безумия и ярости, я иду к дверям впереди. Тварь ушла, ведь я ее больше не слышу, а вокруг стало немного тише – или это уже россказни моей фантазии? Дверь справа закрыта, а та, что впереди, быстро поддалась. С одной стороны, было бы лучше остаться здесь, залечить раны, набраться сил – но только я-то понимаю, сидеть на месте гораздо опаснее, чем идти вперед.
Меня жутко знобит, и сильная дезориентация качает меня по сторонам. Слегка прихрамываю от ожога и стараюсь не двигать правой рукой по той же причине, мне следует быть очень осторожным. Через каждый третий шаг приходится оборачиваться, сразу готовясь обороняться. Держа в обеих руках по оторванному клыку, я все же выставляю правую сторону тела вперед, дабы быстро контратаковать. Приходится использовать все силы, чтобы не упасть на пол, чтобы двигаться вперед. Первые две двери оказались закрыты, а вот третья была дружелюбнее, и, попав внутрь, я наткнулся на расфасованную еду и какие-то медикаменты – как всегда, все вовремя. Маленькое помещение, но мне хватило места сесть и, не думая, достать первые попавшиеся под руку консервы, которые я поглотил очень жадно и быстро, понимая, как давно я ел. За дверью что-то промчалось, сопровождая бег криком. Еще через минуту я смог принять факт покоя и стал разбираться в ящиках, что были пронумерованы. Я был прав – я всегда был прав, когда утверждал, что секунда слабости может все изменить. Кто-то сзади обхватил руками мое лицо и потащил назад в коридор. Руки человеческие, сильные, и они словно пытались прилипнуть к моей коже на лице. Неожиданность дала этому созданию лишь несколько секунд форы, после чего я смог вырваться из его жутких объятий и оттолкнуть его назад. Он просил меня помочь, явно получив такое уродство от ожога или нечто такого, чем наградила его живность. Бывший человек, без маски, но в костюме, и его лицо почти не имеет остатков кожи – лишь голое мясо с зубами и сухожилиями, но самое уродское – это голые глаза без век. Опыт в карантине дал мне больше, чем он ожидал, и, быстро ударив его по тому, что было лицом, я также нанес удар в край колена и повалил его на пол. Схватив его голову, где был лишь голый череп и остатки мяса на лице, я стал вбивать его в металлический пол. Он сопротивлялся, как и любой в такой ситуации, но мне было плевать. Крепко сжимая его голову, я разбивал ее о пол, удар за ударом, не слыша ничего вокруг и даже забыв про тыл и безопасность. Я погряз в агрессии и крови, просто дав себе волю. Он умер ударов десять назад, оставив мне лишь наслаждение от разламывания черепа, чьи трещины уже оставили следы колотых ран на моих руках. Апогеем этого события стало смятие бывшего хранения мозга в моих руках, оголяя практически гнилой кокон для ума, который теперь на моих руках, отчего я быстро вытираю их об одежду, пока не нанес рукам вред. И я сижу на его теле, которое словно разлагается подо мной, практически держу в руках мозг человека, который стал отродьем собственных творений, весь покрыт уже не первым слоем крови и разных жидкостей, и понимаю те чувства, те крики морали и цинизма, что чувствовал мой брат, когда вершил мнимое правосудие. На глаза никто не попадается, и остается лишь вернуться и насладиться победной трапезой, которая, возможно, последняя в моей жизни.
