Она свернула направо, отстреливая последние пули в нашу сторону, не целясь. Впереди короткий коридор, который заканчивается большим отдельным помещением, внутри него за толстыми стеклами находится отсек связи. Мы почти догнали ее, и выстрелить ей в спину с расстояния пары метров помешал лишь заевший автомат. И только я стал пытаться исправить его, как она резко обернулась и выстрелила в Тобина, задев его ногу, отчего он упал.
– Не дай ей вызвать помощь! – крикнул он мне, хотя я и не планировал останавливаться.
Она прошла вовнутрь помещения связи и только нацелилась на меня, как я со всей силой толкнул ее в стену. Она с криком ударилась и упала, а я быстро перезарядил автомат и не медля выпустил всю обойму в компьютеры и мониторы, полностью уничтожая средство связи. Много искр и громкий шум лишили возможности отправить призыв о помощи, во всяком случае в этом секторе. Я обернулся: Тобин, прихрамывая, идет в мою сторону, в метрах семи отсюда.
– Ты успел? – крикнул он.
– Да.
После этих слов я повернулся к Марии, которая уже поднялась и держит меня на прицеле. Безвыходность кричала из нее, страх же мешал твердо стоять на ногах и говорить уверенно.
– Почему ты слушаешь Тобина – человека, привыкшего всех обманывать ради выгоды, из-за трусости? Зачем ты введешься на его слова, хотя мои были бы куда логичнее: ведь ты убил не только моего мужа, но еще и нашего ребенка. Ты уничтожил этот узел связи, но есть другие, исследовательские уровни куда более оснащены, чем жилые, ты вряд ли это знаешь. Но это все уже не важно, ведь ты не выпустишь меня, верно? Следовательно, я мертва, как и мой еще не рожденный ребенок, но не ты будешь убийцей, не доставлю я тебе такого удовольствия.
С последним словом она приставила пистолет к своему виску и выстрелила, сделав дыру сквозь всю голову. Тело упало, а я слышу, как Тобин кричит: «Нет!», подходя к дверному проему. Вектор никогда не перестанет удивлять, и я бы мог понять все, но не убийство собственного ребенка. Хотя она права: ей все равно пришел бы конец, если не от меня, так от остальных жителей Вектора. Что заставило ее сделать это – безвыходность ситуации и страх смерти или же безумие, которое проело ей все мозги, заставив искать самый простой выход? Думаю, все вместе.
– Что здесь произошло? – прихрамывая ко мне, расстроенно и гневно спросил он.
– Сам не видишь? Она была беременна и выбрала свой путь, самый простой из всех, застрелилась, и все. – Тобин смотрит в недоумении на ее труп, пытаясь найти слова.
– Это ужасно.
– А ты еще не привык?
– Да пошел ты! Это ты привык к такому, как и подобные тебе люди, – а я нет. Ее смерть на моей совести.
– Все они на твоей совести и на совести тех, кто работал вместе с тобой, а не тех, кто приказал вам делать это. Лечи свою ногу, и надо двигаться.
– Я знаю, в чем мои ошибки и в чем я виноват! – Злость его была видна невооруженным взглядом, особенно то, как ему не хватало воздуха.
– Если бы ты действительно понимал это, то не удивлялся бы новым смертям и просто принимал все.
После этого я вышел в коридор, осматриваясь, нет ли вокруг врагов. Тобин же присел на стул и стал обрабатывать свою небольшую рану. И вот снова встает вопрос, на который я хочу получить ответ сам, не используя кривое отражение в зеркале: как же я до этого скатился, как доверился этому лицемеру? Является ли это попыткой стать несколько человечнее? Меня переполняет злость от этих мыслей, которые, надеюсь, еще мои. Все тело болит, и я так хочу бросить этого умника здесь подыхать и кинуться в объятия одиночества, где нет боли, а ложь всегда лишь помогает.
– Ты сам выбрал этот путь. Я была уверена, что тебе понравится и ты, наконец, перестанешь мучить себя ненужными вопросами бытия. Перестанешь противиться себе и заморачиваться с поисками истинного добра и зла вместо простого наслаждения тем, что приносит оголенное ощущение жизни и контроля этой жизни. – Нежно Обхватив руками мою шею и глядя в мои глаза, словно возлюбленная, она шепчет все эти слова: – Честно, я думала, что ты не заподозришь все благополучные события, которые происходили с того момента, как ты выбрался из камеры. Самые важные тебе преподнес Тобин – идеальная противоположность твоей идеальной паранойи, основанной на твоем нежелании видеть истину. Пожалуй, это самое подозрительное – встретить в месте, наполненном сумасшествием, разумного человека, причем который не считает тебя врагом, а даже пытается спасти. Немного жестоко даже для меня, и я знаю, ты попытаешься доказать мне обратное. Но разве не ты создатель всего, что видишь и слышишь, и меня в том числе?..
Она исчезла. Я не двигаюсь, пытаясь придумать доказательство тому, что ее слова – это не то, во что я верю. Но только, стоило мне обернуться, я понял, так оно и есть.
Запись 94
Тобина нигде нет. Он исчез в ту же секунду, как появилась она, и все это – жалкая закономерность, призванная поддержать смысл жизни. Я не стал рыскать по каждому коридору и каждой комнате в поисках доказательства выдумки. Идеальный капкан, который подстраивается под мои представления о добре и зле и создает видимый мир чем-то большим, нежели банальный хаос. И тот смысл, которым заполоняется пустота, – всего лишь частичка, призванная не дать мне пустить пулю в лоб. Наоми всегда знала это, с самого начала, как я вышел из камеры, в которую, наверно, сам и забрался, чтобы избавиться от бегства по лабиринту иллюзий навсегда и остаться в маленьком мире. И можно создать милую гармонию без внешних раздражителей. Но, раз Наоми так любезно показала мне, как развалить выдуманный мир, словно карточный домик, значит, она хочет помочь. Но как я могу судить о рациональности нерационального создания, ведомого животными инстинктами?
Я иду вперед без плана или цели – просто даю ногам двигаться. В одиночестве, тишине и давно забытом страхе. Только он провоцирует не боязнь смерти от голода хищников: причины куда сложней, и одна из них – это новое появление Наоми, ведь, как уже принято, просто так она не появляется. Мне приходится высматривать каждую мелочь, которая может быть мне чем-то незнакомым или непривычным, и, веря, что причиной разрушения старой лжи является возможность увидеть некую истину, сокрытую ранее, я начинаю искать то самое, что должно быть либо спасением, либо честной смертью. Дорогу мне преградило то, что подарит, видимо, второе, нежели первое. Это существо – оно когда-то было человеком, хотя ничто не доказывает обратного. Представьте человека, чья правая половина тела от головы до ног заросла мхом, белым и настоящим. Он медленно проникает во все ткани и все больше окутывает остальную часть тела. Выглядит ужасно, но что-то в этом есть – очень впечатляющее зрелище. Он опирается правой рукой на стену слева, и эта истинная жизнь начинает окутывать и ее. Не сразу, но он замечает меня – и наклоненная вниз голова поднимается на нормальный уровень.
– Сделай это, – еле слышно сказал он умирающим голосом, прекрасно понимая, что его ждет не быстрая смерть, а долгие мучения.
Его грудная клетка доказывает, как тяжело ему дышать. А глаза смотрят лишь на меня, ведь он понимает степень запущенности процесса, его трансформации в нечто другое, чем привычная для его понимания жизнь. Он ждет моего решения, и сквозь этот мох, который закрыл половину лица и стремительно покрывает вторую, я вижу, как сильно он этого хочет. Но только я не дам ему этой возможности. То, что с ним происходит, заслужено больше, чем любое другое наказание. Я отрицательно мотаю головой, отчего в его глазах и остатках мышц лица виднеется боль – худшая, чем от самой смерти, и я рад этому. Я хотел уже уходить, когда в его тело попадают две пули, выпущенные кем-то за моей спиной. Не успел я обернуться, как ствол пистолета уперся мне в затылок. Тело получеловека не упало: оно повисло на мхе, захватившем часть стены.
