– Да твоего брата никогда не было у нас! – резко крикнул он, потеряв терпение. – Никто его в жизни не видел. Он никогда не покидал жилые отсеки после карантина. А тот голос, что ты слышал, тот самый, который заставил твой больной мозг открыть все камеры, – он твой!
Запись 104
Из пучины пустоты и тьмы меня выкинуло обратно в мир боли и лжи – громкий грохот и безумные крики сотен коренных жителей Вектора, пытавшихся пробиться через все двери вокруг. Я быстро поднялся с пола и сразу вспомнил, как потерял сознание, увидев впереди Тобина, который что-то делал за компьютером очень быстро. После его слов я потерял сознание, ибо что-то не выдержало в голове и должно было умереть, дабы существование продолжилось. И я сам дал Тобину шанс оставить меня здесь, используя одиночную камеру, как ядро на шее. Я закрыт в одной из камер хранения существ, почти посередине, запертая, с включенным светом в потолке, – проще говоря, легкая добыча.
– Выпусти меня! – крикнул я во все горло, злясь, как никогда, нанося удары по непробиваемому стеклу и разбивая руки снова в кровь.
Услышал, он резко обернулся – и сразу подошел вплотную:
– Ты проснулся быстрей, чем я думал. Я не выпущу тебя.
– Тот голос не мог быть моим!
– Ты считал, что был взаперти несколько часов? Да вот только правда состоит в том, что после того, как ты отказал Миранде, мы усыпили тебя. И следующие две недели ты провел у нас, подвергаясь пыткам и медикаментам, которые мы тестировали на тебе. Ведь ты здесь не с самого начала, и нам была интересна твоя реакция: как себя поведет вирус, какие штаммы помогут тебе, а какие нет. Все это было нашим последним шансом, и я верил, что все получится, но вышло наоборот.
– Что?! Вы держали меня в плену столько времени, как лабораторную крысу? – Как я мог такое забыть, как я вообще мог не заметить этого!
Я вспоминаю всю боль и то, как это активировало защитный механизм в виде амнезии и очередной порции загадок от Наоми. Это ужасно – я потерял дар речи и желание вообще что-либо делать или стремиться. Я просто сел на пол, уставив взгляд в никуда, понимая, насколько я жалок и слаб.
– Это все ужасно, я знаю, и мне действительно неприятно все это. Но благодаря тебе мы нашли Джеффри и, пока ты был взаперти, смогли достать его руку и найти пароль, написанный маркером на его теле им же самим. И благодаря этому я смог снять карантин с этого уровня, где все началось. И да, Миранда смогла заразиться во время его поисков, и я знал это – и использовал тебя и ее. Потому что понял, что мы в тупике и как-то надо выбираться. Так что хоть все пошло и не так, как я ожидал, но лучше, чем могло бы быть. Считай меня монстром, но ты и понятия не имеешь, что я пережил за это время. Так что я просто скажу тебе искреннее и честное спасибо. Но я не могу забрать тебя с собой, ты слишком непредсказуем и опасен. К тому же разве не такую смерть ты хотел: в бою, против самых сильных? Да и если что-то будет с твоим кораблем, я знаю, где тебя искать. Прощай.
Он зашел в вагон, двери закрылись, и впервые за несколько лет началось движение вокруг станции, ознаменовав это грохотом, разнесшимся вокруг. Оставив меня здесь, как неизлечимую болезнь, он направился к моему кораблю, благодаря которому единственный человек, имеющий иммунитет, исчезнет навсегда, – и все благодаря мне. Тому, кто больше навредил, нежели помог. Я вспомнил слова Наоми: «Он играет с тобой» – теперь я понял, про кого она. Лишь она знает настоящее, а я всего лишь отголосок жизни, которая забыта всеми, кроме ненужных призраков безумия. Моя память скрывала истинные мотивы из-за понимания их способности заставить без промедления свершить казнь.
Мои мысли прерывает громкий грохот мнущегося железа дверей, через которые безумно и агрессивно до предела возможностей вырываются твари и монстры, порожденные с самого начала неизвестной жизнью, хранящейся где-то далеко впереди. Ужасный рев армии разнообразных существ оглушает меня, поражая масштабностью. Они напоминают саранчу, кричащую и все время передвигающуюся, которая уже несколько лет не видела людей и потребляет лишь саму себя. Выражающие максимальную и безграничную ненависть ко всему, что встретится, они, словно настоящая тьма, окутывают мою камеру, заполоняя все вокруг, оставляя лишь свет надо мной. Десятки, а то и сотни совершенно иных жителей жаждут моей плоти, пытаясь отобрать друг у друга место первого ряда ради такого куска мяса, как я.
Пока есть время, все, что я могу, – это не пытаться ощутить огромный масштаб происходящего, не искать жалости или прощения у вымышленных безумием персон и даже не прощаться с жизнью, пытаясь вспомнить приятные моменты, – нет. Я стою посередине, ощущая, как вся толпа даже через стены давит на меня своим количеством. Вагон уехал, и я не знаю, есть ли шанс найти новый. Но все, что я делаю сейчас, кроме ожидания, – это ощущаю и наслаждаюсь мимолетным чистым спокойствием, понимая, – такого больше никогда не будет. Возможно ли, что это ознаменование моей смерти, – ведь я не смог выбраться с Вектора, поскольку безумная сторона моей личности оказалась намного сильней, во что я не верил и поэтому проиграл? Стекла вокруг меня начинают медленно трещать под натиском массы когтей и зубов, и некоторые создания уже умудряются протиснуть кончики когтей через мелкие трещины. То, что тебя не убивает, делает тебя не сильнее – оно делает тебя лишь злее, позволяя пробиться через орды голодных и безумных тварей, следуя той самой семечке идеи от брата перед его очередной смертью, что проросла в единственную цель – найти и уничтожить то, что породило их.
Запись 105
Я хочу помнить все.
Сотрясает и заполняет все вокруг яростный гул, который сложно описать для человеческой памяти, истинно напоминающий метаморфозы крика и воя существ, которых впору использовать для основы страшной мифологии, дабы пугать умеющих слушать и думать во все времена всех народов. Основные догматические понятия бытия забываются в этой пучине безысходности, где мне отведена роль не более чем ребенка, на пороге новой жизни. Я не знаю, кому досталась счастливая монета разрушить хрупкую и чисто символическую стеклянную ограду, в которую меня заточил представитель предательства и прекрасный пример выживания, именуемый Тобином. Но именно ударившие в лицо мелкие осколки моей крепости ознаменовали нарушение границ и начало жатвы. Человек неподготовленный, ведомый отфильтрованными социумом законами природы, еще несколько минут назад стал бы приятным составляющим трапезы здешних хищников, и винить за это его было бы нельзя. Адаптация дает куда больше возможностей в этом месте, и именно благодаря этому, играя по правилам в этих стенах, я не считаю себя изгоем среди тех, кто пытается меня убить.
Мною движет не страх перед смертью, а лишь строго ненависть к каждому существу, которое пытается убить меня и своего соседа в этой безудержной, переполненной яростью волне бесчисленных и голодающих существ, не различающих попадающее в зубы мясо. В этот самый момент, когда нет мыслей, нет конечной цели, я лишь убиваю, кусаю, бью, царапаю, пытаясь не попасть под удар прирожденных убийц. Постоянно двигаясь, я чувствую своего рода покой, будто волна океана захлестнула меня, позволяя закрыть глаза и забыться в бушующей стихии. Главное правило – нельзя стоять, нельзя отдыхать, если мне и суждено умереть сейчас, то точно без проявления слабости. Разнообразие существ вокруг большое, но все они безумны, голодны и, главное, эгоистичны и не знают порядка, ведь это не коллективный рой. Большинство пытаются поймать меня, но нарываются на соседа и понимают, что чужие все и не важно, кого съесть, главное ведь – утолить голод. Это дает мне преимущество, редкие секунды для смены местоположения в этом бушующем водовороте страшных тел, зубов и когтей.
