Потеряв счет времени, я постоянно ускользаю от челюстей и когтей – и меня каким-то образом выкидывает за пределы водоворота жизни и смерти, в то место, откуда все они пришли. Покинув зону комфорта, я почувствовал страх, ведь я остановился. Широкий проход, предела которого не видно, свет еле пробивается через засохшую кровь на потолке вперемешку с грязью и гнилью, окрестившими каждый сантиметр всех поверхностей. Затхлый воздух, которым безумно тяжело дышать, дополняется невыносимым запахом многолетних отходов и гнили трупов. Около минуты я стоял на месте. Меня удивило наличие всех моих конечностей и возможность еще видеть, дышать и слышать. Этого хватило, чтобы они все же заметили меня, отчего я начинаю убегать так быстро, как могу. Постоянно сворачивая, пытаясь спрятаться хоть где-то, – но их много, и они голодны. А главное, я истекаю кровью, и теперь вопрос в том, что победит – время или скорость.
Пройдя огромное расстояние, совсем не запоминая путь, я наткнулся на небольшой зал, чьи двери я все же смог закрыть, отрезав путь назад, как я надеюсь. Справа камеры изоляции, а слева – много встроенных ящиков, хранящих, по всей видимости, медицинское оборудование. Там я нашел бинты и тряпки и трясущимися руками, еле стоя на ногах, замотал себя, словно мумию, в надежде на остановку кровотечения, потому что зашивать раны я бы сейчас не смог, даже если бы нашел инструменты. Но главное, что даже символично: я нашел шприцы с проноксом. Самая дальняя от входа камера открыта, внутри кровать, и я даже не хочу знать, какие опыты здесь проводились. Изолируя вход, но не на замок, иначе я не смогу выбраться, если проснусь, я за внешнюю ручку примотал цепь, а другой конец прямо к кровати. Меня трясет, я еле вижу, с трудом дышу и двигаюсь, падая через каждые два шага, отчего, теряя силы, я просто ложусь на кровать, обмотанный, словно пациент и в импровизированном саркофаге, вкалываю себе два шприца пронокса и закрываю глаза.
Запись 106
– Вставай. Ты не можешь дальше так лежать, ты должен выжить, должен двигаться. Ты голоден, ты устал, но нельзя сдаваться! Считай это приказом, но надо встать и как минимум удостовериться в том, что в следующий раз ты проснешься так же, как и сейчас. Неизвестно сколько прошло времени, так что как минимум тебе надо поесть.
Голос разбудил меня, такой привычный и знакомый, дарующий доказательство того, что память еще существует. Все сказанное – правда, я голоден, и кажется, кроме боли ничего другого нет. Я не могу говорить: ощущение, словно связки парализованы, тело еле слушается, и я будто проснулся от векового сна. Боль сковывает, и любые попытки произвести движение тщетны. Меня трясет, я весь в поту, кожа словно плавится, и, ко всему прочему, мне тяжело дышать. Глаза болят так, что их хочется вырвать, но сначала хоть как-то избавиться от тремора. Я голоден, как же я голоден!
– Ты давно ел, это правда. Я даже больше скажу: тут вряд ли есть человеческая еда, так что тебе придется потребить тех, кто хочет потребить тебя. В твоем состоянии большого тебе не победить, даже среднего, так что ищи мелких созданий.
Я встаю, ощущая искусственное притяжение Вектора, как никогда. Медленно шатаясь, подхожу к выходу и открываю дверь, останавливаясь в проходе. Осматриваясь, замечаю у двери, через которую я попал сюда, тварь – она мертва, причем прижата дверью. Даже не помню, как такое случилось. Собираюсь подойти к останкам, вдруг есть какое мясо.
– Оно сгнило, принюхайся и присмотрись, его есть нельзя.
Метр за метром я осматриваю помещения изоляции, и те, которые были открыты, теперь пусты. Но если идти вперед, то там, похоже, некая лаборатория с большим столом посередине и множеством ящиков и каких-то холодильников. Бродя по этим местам, где никого не было как минимум пару лет, я удивлялся не тому, что я жив: меня пугала лишь тишина. Но это не страх, что заставляет прятаться и бежать с воплями: это страх перед бурей, бушевавшей недавно, откуда я смог выбраться. Но только они еще рядом, и даже если сейчас я в безопасности, то эта немыслимая стихия рано или поздно доберется до меня. Пока я могу лишь ждать и гадать, когда это случится.
Нашел – в самом большом холодильнике куча контейнеров с какими-то жуками размером с откормленную кошку, выложенных от края до края. Трапеза из каменного века, которую пока мне не употребить по самым предсказуемым причинам – заморозка. Вся эта живность в холодильниках уже давно, и, видимо, не дождавшись отправки в пункт назначения для исследований, она просто лежала, из-за чего без огня я лишаюсь способа утолить голод, не это ли признак деградации. Прямо на большом столе среди огромного количества ящиков и хлама стоит нагревательная камера. Не знаю, для чего, но есть параметры указания температуры и сторон нагревания, возможно, для еды или инструментов. Плевать, главное сейчас – подключить и включить. Это занимает мало времени – и вот панель работает. Я кладу жука внутрь, включаю и вижу, как моментально температура начинает подниматься, и я впервые чувствую тепло. Как же это странно и приятно – и даже красиво. Парадоксально, но кое-чего я не учел, и это называется выживание. Только жук растаял, как сразу ожил и, повинуясь простейшей природе, стал спасать себя. Но только выхода нет, дверца закрыта, она прозрачна, и я вижу, как он пытается хоть как-то продлить свою якобы уникальную жизнь. Удавалось ему это недолго. И вот он готов, считай, с корочкой.
Не могу понять, вкусно или нет, потому что не помню вкус любой другой еды. Не знаю, вредно ли мясо или нет, но альтернативы не существует, хоть его прилично, но желудок больше не берет. Я собираю остатки и убираю обратно в контейнер, а тот в холодильник: нельзя оставлять приманку без ловушки. Одна проблема решена, еды на восстановление веса и сил хватит. Проблема новая: у меня снова началось кровотечение.
Оставляя за собой кровавый след, ощущая еще более жгучую боль от каждого вздоха и шага, я смог обойти все в этом большом помещении. Сначала идут камеры хранения, где я ночую, потом своеобразная кухня, после – небольшой склад, внутри которого куча ящиков, но никакой аптечки, хотя я нашел степлер со скобами и скотч. Кажется, складом он был не всегда: тут часть помещения явно была раздевалкой и даже есть уборная. В которой как раз висит зеркало, охватывающее весь рост, которое стоит лишь очистить от грязи, и будет как новенькое. Вся моя одежда в крови существ и моей собственной, много непонятной грязи и какой-то слизи. Она рваная и держится лишь на связанных тряпках вокруг тела, лицо в царапинах, волосы превратились в свисающие куски, и, уже длинные, они достают почти до плеч. Борода заняла почти пол-лица, и я не узнаю глаза.
Отдирать прилипшую к коже одежду – отвратительное и болезненное дело даже без тремора в руках, и этой привилегии я лишен: руки почти не слушаются. Промыв раны мокрой тряпкой, я применяю степлер как альтернативу иголке и нитке, это больно и уродливо, но я смог заделать все новые раны. Те, что на спине, мне не достать, к счастью, они не сильно большие, я просто смотал свое тело поплотнее, дабы кожа сама прижалась, и, возможно, регенерация справится. Все новые раны я обмотал скотчем – на всякий случай. Нашел брошенные кем-то в шкафчике вещи: толстовку, куртку, штаны, почти весь набор. Размер меньше, чем я ношу обычно, но я очень нехило сбросил вес во время пребывания на Векторе – по вполне нормальным для этого места причинам.
