Через странствие и без счета времени я все же оказался перед дверями, зайдя за которые, возможно, не вернусь. Где-то за ними, среди кабинетов и помещений лабораторий, хранится истинное создание новой жизни, превращенное в оружие старых людей. Света вокруг еле хватало, так что готовлюсь к тому, что, возможно, там еще хуже. Я сейчас в небольшом помещении, куда приходят три коридора, два по сторонам и один прямо за моей спиной. Пара скамеек и много информационных панелей. Я оглядываюсь вокруг, и меня не покидает ощущение, что здесь что-то не так. Трупы, они не являются частью общей массы, эти люди словно недавно убиты, ну или какое-то приличное время назад. Факт остается фактом, помимо меня, здесь кто-то есть, и стоит быть настороже.
Запись 108
Каждая мышца тела перенапряжена, и кажется, что я состою не из плоти и крови, а из твердой породы, ощущая сложность движений не из-за боли, а из-за тяжести веса. Руки словно имеют собственную волю и, игнорируя технику безопасности, выполняют свой долг как в последний раз. Левой рукой я прижимаю тело зубастого, но слепого монстра к стене, а правой исполняю роль палача, сжимая пальцами кусок острого железа и заставляя тварь распрощаться с главной частью тела – головой, ведь лишение остальных четырех конечностей не дало справедливости восторжествовать. Слух улавливает приближение новоиспеченных свидетелей преступления, соучастниками которого они станут в ту же секунду, как появятся в поле зрения, и понесут ту же участь, что и виновный. В темноте смотреть не на что, и она лишает смысла держать глаза открытыми, ибо разницы нет. Вокруг кровь, я чувствую ее на себе так, словно меня облили из ведра, и продолжаю ощущать ее теплые брызги в лицо от каждого удара, пока не слышу, как голова жертвы упала на пол, пополнив коллекцию братской могилы. Через пару секунд я сажусь на отпущенное рукой тело, занявшее последнее свободное место на полу, в нескольких метрах вокруг.
Склонив голову и вытянув руки вперед, ладонями кверху, чтобы не свело мышцы окончательно, слегка пошатываясь, я пытаюсь вспомнить, сколько дней я циркулирую по этим коридорам, среди темноты и тех, кто пытается меня убить, а в итоге лишь пополняя счет жертв. Неужели я теряю память – или же моя суть стала настолько простой, что моторные действия по выживанию просто не остаются в памяти, ведь балом правят инстинкты, а не ум или рассудительность. Тогда почему сейчас я пытаюсь анализировать, пытаюсь думать, пытаюсь вспомнить? Возможно, это закономерное действие, ведь убивать за долгое время пока некого, а возможно, это мимолетный всплеск, и, если я не выберусь отсюда, частота пробуждения из анархии будет уменьшаться, пока не исчезнет вовсе, оставив лишь оголенные инстинкты. Я даже не помню, когда в последний раз видел представителя отколовшегося характера, соблюдающего иерархию, – и это всерьез заставляет задуматься, о том, могли ли они быть стерты, дабы освободить место для новой памяти, либо это я покинул их, оставив бразды правления, а сам, заплутав в подземелье без выхода, вновь доказываю согласие с наставлениями Наоми.
Ужасный запах не дает долго сидеть на месте, а постоянно появляющийся шорох и скрип где-то поблизости добродушно напоминают, что война еще не окончена. Я поднимаюсь на ощупь и иду куда-то вперед, постоянно спотыкаясь о тела, иногда поскальзываясь на свежей крови и раздавливая более слабые куски плоти. Темно настолько, что я не понимаю, закрыты глаза у меня или нет, из-за чего приходится проверить это руками, и, коснувшись лица, я ощущаю, что нет ни одного чистого места. Все в крови и мелких царапинах или в какой-то вязкой массе, и нет, глаза не закрыты – просто вокруг больше нет света.
Я слышу, как что-то бегает вокруг меня, и, стараясь реагировать быстро, направляя оружие на вытянутой руке в сторону звука, я, наверное, продлеваю себе жизнь. Хотя происходит это недолго, и вот уже что-то толкает меня в спину, от чего я падаю лицом на пол. Не успел я даже встать, как за правое плечо меня хватает некая тварь и, не прокусывая плоть, тащит меня куда-то, наплевав на любое мертвое препятствие на пути. Несколько секунд – и кажется, что я уже далеко, но после множества ударов по ее морде лезвием, разрезающим плоть, которые я наносил на ощупь, тварь отпустила меня.
Мы лежим на полу, я чувствую последние вздохи этого существа на своем лице и слышу стоны мольбы. Словно некое испытание – кто больше вдохнет едкого воздуха, от которого вот-вот стошнит, но если я не успею перевернуться, то просто захлебнусь. Я слышу, как дыхание существа уменьшается, все тише и реже его легкие справляются с работой, и жизнь медленно уходит, отчего мне остается лишь продолжить путь.
На ощупь я поднимаюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве, и главная проблема в том, что я совсем не понимаю окружения, так как темнота везде одинакова. Меня тошнит, и половина этого выливается прямо на меня, а запах так отвратителен, что, кажется, из-за этого меня и тошнит снова. То ли это кровь, то ли это просто отравление от здешней еды, но после опустошения желудка меня настигает безумный животный голод. Снова натыкаюсь на недавно умершее тело и, нащупав приличный кусок еще теплой плоти, прямо зубами вцепляюсь в него и откусываю куски. Пока на меня не напали, нужно насытиться. У меня нет огнестрельного оружия, все болит, сердце, кажется, скоро остановится – и я займу место среди нынешней фауны живых организмов. Тело еще не остыло, мясо теплое, а кровь, которая не вся вытекла через раны, позволяет пополнить и жидкость в теле.
Впереди слышу шаги, какое-то движение, оторвавшее меня от трапезы и заставившее бежать вперед на звук, спотыкаясь о тела и постоянно врезаясь в стены. Звук перемещается, и я иду за этим, потому что если я не убью его первым, то он убьет меня. Продолжается это до тех пор, пока идеальная темнота не нарушается искажением, которое, как заноза на глазу, нарушает привычное восприятие. Это свет, ультрафиолетовый свет от фонарика, который был у меня ранее и который сейчас настоящий маяк во тьме потерянной жизни. Поначалу хочется уничтожить источник света и снова погрузиться в привычные и уютные непроглядные стены тьмы, защищающие от лишних деталей, способные лишь отуплять чувства. Свет ворвался в мой мир так, словно кто-то полоснул меня ножом по глазам и дал понять, насколько я примитивен, а место мое лишь среди самых жалких существ. Вытянув руку ладонью вперед, стараюсь предотвратить попадание прямых лучей света в мои глаза, подхожу к источнику и беру фонарь в руку. Первое, что делаю, – это осматриваю себя как могу. Но из-за обилия крови по всей поверхности одежды и тела сложно понять, есть ли сильное кровотечение, ведь кроме как месивом мой вид не назвать. Усталость дает о себе знать, но в обморок падать не хочется, так что для начала надо найти безопасное место и уже там со всем разобраться.
Благодаря освещению, я вижу все насыщенные события, прячущиеся во тьме все это время. Кровь и трупы, сумбурно обнимающие металлические стены и пол, которые так же имеют отметки об участии в инстинктивном конфликте. И, глядя на все это, делая шаг за шагом, я отчетливо чувствую, как внутри меня происходит борьба между желанием оскалить зубы и снова вкусить кровь, дабы доминирование не требовалось доказывать, и между чем-то человечным. Длится это недолго. Достаточно увидеть лишь одно существо, что пока может использовать этот пропитанный зловоньем воздух, как любые сомнение исчезают – и все ради простой потребности. Оно стоит передо мной, посреди коридора, между нами лишь измалеванные кровью поверхности. Длинные лапы, позволяющие голове быть на уровне моей, а туловищу слегка качаться, видимо, из-за ослабления мышц. Виднеются кости, и челюсть почти человеческой головы полностью окроплена красным. Отсутствие глазных яблок, голый череп… Вид не из приятных, но это все не важно, так как, судя по происходящему сейчас, обоняние – это единственное, что осталось от жестокости эволюции. Все вокруг имеет одинаковый запах, что создает по замыслу идеальную маскировку, только если эволюция не пошла дальше примитивности.
