Что-то происходит – и оно в мгновение узнало, где я стою. Не теряя времени, сразу накинулось на меня, что было большой ошибкой, понять которую было более бессмысленно. Фонарь упал на пол, я, используя ловкость и преимущество зрения, оттолкнул нападающего, обошел сзади, ударил его по ногам и приблизил к полу все тело. Осталось лишь обеими руками схватить череп и всем весом своего тела направить его на свидание с поверхностью пола. Несколько мощных ударов под немые потуги истерики существа – и череп раскололся, а тело перестало выделяться среди остальных возможностью производить движение. Оно упало замертво так быстро, что я даже не устал – и, просто подняв фонарь, пошел дальше.
Запись 109
Определить счет времени было невозможно по всем известным причинам, и переживать из-за этого я начал именно тогда, когда ощутил мнимую пустоту. Я точно знаю, что прошел уже большое расстояние, но не вижу сильных изменений: везде темнота, трупы и одинаковые стены. Остановившись на пересечении двух путей, мне захотелось голыми руками вырвать из головы вопросы и последствия, которые идут за ними. Снова и снова, поворот за поворотом – и кажется, нет этому конца. Главный показатель моей обреченности состоит в том, что я иногда забываю, зачем вообще здесь. Понимаю, как все плохо, – и мне искренне хочется просто упасть, и это не говоря уже о боли по всему телу.
Так бы цикличность и продолжилась, не появись нечто новое, что прервало хождения мыслей по односторонней колее. До этого момента я направлял фонарик почти всегда под ноги и вперед, но не на стены, что я сейчас и сделал, осматриваясь вокруг. На одной из них под прямым светом видна стрелка, указывающая вперед пути, куда я шел. Немного не поверив глазам, я сразу осмотрел соседние коридоры и заметил еще парочку, и все ведут в одном направлении.
Кто-то явно решил оставить след, скрыв его под ультрафиолетом. Кто и зачем – вопрос без ответа, во всяком случае, пока я не доберусь до назначенного места. Я бы мог предварительно допустить возможность, что иду по заранее выложенным рельсам от Наоми, но в этом смысла нет, ведь я не боюсь ее и ее время истекло, больше она не нужна, ее существование закончилось под натиском эволюции моего «я». Я дошел до места, где они заканчиваются, и уперся в две двери, на которых все тем же способом написано, как их открыть. Надо поднять крышку панели и соединить правильные провода. Хороший способ скрыть возможность проникновения от тех, кто уже не способен думать. Двери медленно открылись. Холодный свет разогнал тьму вокруг, чуть не лишив меня зрения своей яркостью. Не открывая полностью глаз, я зашел, на ощупь нашел панель, и дверь так же медленно закрылась.
Свет обволакивает и проникает через веки, даруя нечто иное, чем привычная, напоминающая вакуум темнота. Я не чувствую, что падаю или проваливаюсь, – наоборот, на свету мне кажется, что неважно где, но это место имеет осязание. Как только я понял, что готов, и организм смог адаптироваться, я открыл глаза – и увидел то, что и так знал. Тут нет выживших людей, а если бы и были, то они потеряли бы шанс применить силу ко мне, пока я довольно долго стоял на месте, адаптируясь и вспоминая, что такое свет. В целом перед моими глазами все та же лаборатория, что и была, только намного чище. Впереди стойка информации, слева и справа от нее две двери, и еще две двери по сторонам от меня, с прозрачными стенами. Слева пост охраны, много мониторов вдоль стены, параллельно тому, как я стою. Справа что-то вроде склада, много ящиков и коробок. Прямо над стойкой информации под самым потолком висит табличка с надписью «Центр контроля исследований». Комната охраны закрыта на кодовый замок, склад тоже, на стойке информации ничего нет. В одно мгновение вся боль ушла, забрав с собой в неизвестность и шаткий мост, который не мог удержать безумие и чистую логику, оставив на этом месте лишь детское любопытство и осознание незначительности моих навыков. Ведь все, что я вижу вокруг, – это уже не просто комнаты, лаборатории и кабинеты: это главный офис Вектора. Здесь сидела верхушка и управляла королевством, решая судьбу подданных подкидыванием монеты и позволяя примитивной фантазии в конечном итоге победить разум. Ведь лишь король решает, что важно, а что нет, и этот король явно сбился с предназначения своего трона.
Вокруг довольно чисто, но видно, что без событий моего мира здесь не обошлось. В угловом кабинете справа, прямо за столом, по всей стене размазана кровь, и след тянется до двери, у которой я стою. Дальше идет небольшой зал. Слева и справа – по два кабинета. В одном вещи разбросаны, а стол перевернут на бок, в другом все увешано фотографиями. В третьем кровью написано: «Мы не должны решать судьбу», и с потолка свисает петля из проводов, которая, скорей всего, уже была использована. Последний кабинет исписан цифрами от одного до тысячи, очень схематично, а на столе лежат детские игрушки, аккуратно и словно в виде мемориала, где посередине лежит фотография женщины и ребенка. История у этих мест, скорей всего, такая же, как и везде. И вот последний кабинет, который расположен по центру, в конце зала, и является главным. Внутри вдоль стен много коробок с папками, посередине стол с встроенном компьютером, как и везде, рядом с ним запасной аккумулятор. С его помощью я включаю систему.
«Когда-то давно, еще во времена студенчества, на одной из лекций по биологии нам рассказывали о самом понятии жизни. Не только человеческой биологии, а самом понимании этого слова в нашем мире. Последнее время я все чаще вспоминаю слова преподавателя о том, что жизнь найдет выход. Не важно как, не важно, какие жертвы, – но она не исчезнет, и даже если стереть ее полностью, то рано или поздно в том или ином виде она появится вновь. И не важно, на какое время, как и не важно, в какой форме, – но она будет. Мы нашли жизнь, и это было прекрасно. Огромное открытие для всего человечества произошло под моим командованием, и это великая честь для меня и каждого. Но мы не учли самого простого, самого фундаментального, что является основой эволюции, если можно так выразиться. Жизнь делает все, чтобы увеличить время своего существования, и не только в простом понимании отсчета до смерти. Это основа всего, размножение, распространение – все ради того, чтобы жить дальше.
Я всегда буду винить себя в том, что произошло еще в самом начале и продолжилось до сего момента. Когда первые группы, исследовавшие новую жизнь, так восхищенно принятую в наших рядах поначалу, погибли, стало ясно, что надо было избавиться от источника. Многое произошло с того момента, как мы поняли явную угрозу, до момента исполнения приказа свыше о проведении масштабных полевых испытаний. Очень многое произошло… Сейчас я вспоминаю – и кажется, что все это страшный сон, в котором все мы видели и знали, как поступить правильно, но делали иначе, используя зачастую даже разумные оправдания для ужасных дел.
Хуже всего то, что грандиознейший и страшнейший эксперимент, проведенный в жилых отсеках, забравший и изуродовавший многие жизни, прошел напрасно. Мы все так боялись, что подобное случится на нашей родной планете, что послушались приказов начальства, тех самых людей, которые не были здесь и которых мы могли проигнорировать, рискнув своими карьерами, – и тем самым спасти сотни жизней. Но страх силен – и, следуя вроде бы разумным доводам о том, что лучше знать угрозу и быть к ней готовыми, мы сделали это.
