Ему не хочется убивать Портера: нет никаких личных причин для этого, не говоря уже о том, что он всего лишь гражданский, застрявший тут против своей воли. Так что в каком-то смысле Остин даже испытывает уважение к тому, насколько долго тот смог выживать здесь. Подчеркивая этот момент, он даже приравнивает журналиста к вполне реализовавшейся боевой единице – а значит, воспринимать его как беспомощного человека Остин не собирается, да и попросту не может: факты противятся этому ярлыку. Но главное – это статус Портера: как человек, нашедший способ нейтрализовать влияние инопланетной Жизни на человеческий организм, он буквально представляет угрозу той самой Жизни, а ведь она, пусть и через естественный отбор, но совершает биологическую эволюцию, доселе невидимую человеческому глазу. Так что Остин вновь подковывал уверенность в праведности своего дела, чуть ли не визуально представляя чаши весов, где на одной стоит жизнь Портера, а на другой – всего человечества. Выбор тут очевиден: ни один человек не стоит миллионов, особенно когда вопрос свершения – природная воля, желавшая объединить наши виды. Ведь иначе ни Вектор с его зондами, ни любая другая станция так и не нашли бы следы чего-то даже близко подобного. Раз такое произошло, следствие чего даже есть доказательство положительного симбиоза, то разве Остин, как человек науки, может позволить себе помешать естественному процессу?
Нет, не может – как раз наоборот, он защитник этой самой эволюции, вот-вот начавшей новую главу мироздания, где ни один человек, ни один компьютер или мнение не может идти наперекор самой силе естественной природы. Ведь в ней ничто не исчезает бесследно, ни одно существо, переставшее жить привычной нам жизнью, не умирает просто так: оно становится почвой для нового, более совершенного организма. Только глупцы не могут этого понять, настоящие глупцы, преисполненные страха и многих слабостей, которые эта Жизнь и призвана исправлять, как и многие другие недостатки, в частности, саму смерть. Остин понимал все это настолько явственно и четко, словно сам создан был именно для этого момента, когда в его руках будет защита жизни, цену которой он знает лучше остальных, отчего и решение, принимаемое им, не может быть оспорено. Понимая все это, даже самостоятельно ища доводы в противовес его убеждениям, он все не находит ни одного весомого аргумента, способного его переубедить, отчего даже всколыхнулись старые раны. Остин воспринимал смерть своей семьи как пусть и ужасную на тот момент трагедию, но необходимую, чтобы он оказался здесь, в этом месте и в это время ради судьбоносного решения, словно сама судьба и вселенная привели его сюда.
Семь лет – потребовалось семь долгих лет для того, что называется доказательством судьбы, когда, охотясь на Портера и Свету, он впервые ощутил, что все было ради этого, ради победы над смертью во имя жизни. А ведь тогда, в тот ужасающий момент, когда его жену госпитализировали, он ничего не мог поделать. После случившейся операции жена обвиняла не только все возможное в этом мире, но и его самого, и врача, который, как и другие доктора, не смог спасти ее новорожденного сына. Случился выкидыш, причем самое ужасное – это был уже второй ребенок, чья жизнь ускользнула у них из рук. И это все при том, что она была и остается единственной женщиной, которую он по-настоящему полюбил, хотя и был ранее уверен, что, возможно, они спешат: все же им было по восемнадцать лет при первой встрече, но, как и бывает, все случилось само. Не успели они оглянуться, как вдруг поняли, что впервые по-настоящему влюблены, чего было достаточно для предложения руки и сердца уже через какой-то год идеальных отношений. Первый выкидыш случился через пару лет после свадьбы – но они не сдались, смогли пережить, хотя, не желая себе признаваться, Остин заметил в ней тот самый надлом, на лечение которого обычно уходят годы. Второй ребенок был незапланированным, они долго ждали и решили оставить все на решение судьбы, отчасти из-за страха, отчасти из-за ужасного чувства беспомощности при возможном повторении. Когда же она обрадовала его своей беременностью, каждый был уверен в успехе, порой даже слишком обнадеживаясь. Она словно забыла о предыдущем разе, и он, желая огородить ее от ужасных мыслей и чувств, потакал всем, чем мог, мечтая о том, как и сам забудет выкидыш, практически уничтоживший их обоих.
А когда подобное повторилось, он не только запил, а стал по настоящему злым на всю жизнь человеком, из-за чего упустил тот момент, когда его жена, одинокая и разбитая, сама потеряла волю к жизни. Когда случилась трагедия, естественным и ненавистным до боли ему образом он закрылся от всех, пытаясь не просто обуздать боль, а понять причины, понять суть того, что его ребенка забрали из его жизни, словно он не заслуживает этого, словно его наказывают… Только его жена была другой: она была пусть и сильной характером, когда это было нужно, но не умела справляться с трагедиями в одиночку – и, не получив поддержки мужа, словно выпавшего из реальности, просто сдалась. Горе и одиночество подкосили ее здоровье так сильно, что уже через месяц ее сердце не выдержало.
Тогда собрать его по частям получилось лишь его отцу вместе с сослуживцами и друзьями, среди которых были Тони и Питер. Последний вытянул его из запоя и сам наконец-то увидел со стороны, как выпивка влияет на его жизнь и почти могла стоить ему карьеры, если бы не помощь близких, в частности Остина. Тогда Питер даже обмолвился, что, помогая ему пережить смерть семьи, он сам смог обуздать свою зависимость, смог стать лучше, а значит, даже худшие события не должны быть напрасными. Остин никому не говорил, но единственным спасавшим его от полного саморазрушения было убеждение в том, что все не может быть просто так, не может. В каком-то смысле это стало его верой, его компасом в жизни. Он делал все, дабы смерть его любимой и гибель его двух сыновей еще до своего рождения не были напрасными, ведь не может быть, чтобы лучшие из лучших просто исчезали из мира, в то время пока бесчисленное количество отбросов общества продолжают жить, творить зло и оставаться безнаказанными. Так длилось долго, благодаря поддержке друзей, благодаря чувству юмора, которым он понижал в себе градус сжигающего чувства несправедливости мира. Но дальше это длиться не могло, и, что забавно, думает он сейчас, как раз перед прибытием сюда у него закралось чувство, такое непривычное и яркое, что он достиг потолка. Что задание на Векторе – это апогей, после которого все изменится, ведь, вопреки традиции длиною в годы, на этот раз он впервые взял с собой на задание фотографию его любимой. Ранее он всегда оставлял ее на базе, как при жизни, так и после ее смерти, чтобы точно знать, куда возвращаться и ради чего. Сейчас же впервые небольшое фото улыбающейся беременной жены на шестом месяце, где она держит вязаный комбинезончик, лежало в боковом кармане его скафандра.
Вспоминая и прокручивая в голове всю долгую цепь событий, Остин наконец-то понял, для чего ему было суждено пережить страшнейший ужас всей его жизни, лишивший мир прекрасных людей: не будь этого – и его не было бы здесь, спасающего жизнь от смерти, тем самым находясь у создания нового мира, где никому не будет суждено пережить то же, что и ему. Раз не в его силах было создать жизнь с единственной любимой женщиной, значит, его задача – защищать жизнь, сделать все, лишь бы рождение состоялось. Все представляя перед собой жену, он неосознанно улыбается, и ему так хочется сказать: «Я люблю тебя», после чего добавить жене, сокрушающейся от смерти детей: «Все это не зря, любимая, все это не зря!», чтобы избавить ее от мучащей боли несправедливости… Но они мертвы, и в их память, чувствуя тепло любви и счастья, ему придется убить хороших людей.
