– Зависит от окончательного списка неисправностей. Заработало один раз, сможет и снова, нужно лишь время, – ответил Бенджамин, глядя на Артура без какой‑либо опаски или обиды, будто бы не было никакой осуждающей речи.
– Сейчас про это знаем лишь мы трое, я прав? – Обратился он уже к Кристоферу.
– И охрана, но они просто знают, что произошла авария, и все.
– Пусть так и будет. Если круг осведомленных и будет расширен, то лишь по моему указу. Все, кто должен выйти сегодня утром на работу, получают выходные. Кристофер, проследи, чтобы каждый подтвердил получение этой информации. Этаж блокировать. Это будет долгий день, господа. Мистер Хилл остается здесь, до дальнейших указаний, – Бенджамин лишь молча кивнул, не сопротивляясь такому решению.
Артур и Кристофер направились к двери, но не успели они выйти, как нарушил Бенджамин, чуть ли не самым откровенным тоном, явно стараясь достучатся до них, убеждая каждым словом.
– Я знаю, вы считаете, что я безответственен. И да, стоило предупредить о тестовом запуске. Но я прошу вас, не воспринимайте это как ошибку или неудачу. Отстранитесь от меня и взгляните на это как на шанс, который настолько уникален, насколько это возможно, каждая мелочь, каждое слово и каждая минута с этого момента, будет вершить историю.
8
Прошло два часа, как наблюдение за гостем не дало дельных результатов, решив больше не испытывать терпение, Артур вошел в допросную, молча сел за стул напротив неизвестной персоны, наблюдавшей за ним с терпеливым интересом. Молодой мужчина, на вид не больше тридцати. Стройного телосложения, с ровными чертами лица и зелеными выразительными глазами, волосы средней длины, черного цвета, лицо чистое, без волос. Максимально невзрачная внешность чем‑то все же приковывала к себе взгляд, но чем именно, Артур не мог понять. Но одно он понимал отчетливо, а именно – раздражение из‑за необходимости разбираться с ситуацией, которой никогда бы не произошло, будь в этих стенах больше ответственности перед технологиями, которым он, доверял куда меньше чем людям.
– Здравствуйте. Меня зовут Артур Конлон.
– Здравствуйте. Меня зовут Людвиг. Я полагаю, у вас есть много вопросов ко мне, – Людвиг был спокоен, даже расслаблен. Он получал немалое удовольствие от данного разговора, явно показывая свою открытость и вовлеченность.
– Людвиг. А фамилия, может быть, отчество? – Артур был профессионально собран, воздерживаясь от лишних выводов и провокаций, во всяком случае, до тех пор, пока не узнает собеседника.
– Просто Людвиг.
– Я так полагаю, вы знаете, какие вопросы я буду задавать, верно?
– Думаю, что знаю. Хотя, честно признаюсь, мне интересно, какой вопрос для вас, Артур Конлон, сейчас в приоритете. Возможно, время и место моего отбытия? Следовательно, знания, полезные вам, или же простой интерес к тому, какие мотивы движут мной? Простыми словами: друг я или враг.
– Вы любите играть в игры, Людвиг?
– Нет, что вы. Я просто люблю разговаривать и стараюсь привнести нотку чего‑то уникального в наше знакомство, прошу прощения, если ненароком, но ввожу вас в заблуждение или навожу смуту. Хотите, можем следовать протоколу: вопрос – ответ?
– Вы прибыли из другого времени, расскажете, откуда?
– Из будущего, далекого будущего, настолько далекого, где информация о вашем веке равна таким крупицам, собрать которые невозможно руками.
– За этим вы здесь, за историей?
– В каком‑то роде – да. Я занимаюсь историей, это моя профессия. Меня всегда завораживало то, как меняется жизнь, из года в год, из века в век, цепь событий множества моментов удивляет меня и, даже не побоюсь такого слова, завораживает. Как в нужное время нужный человек принимает решение, казалось бы, настолько невозможное, но определяющее не только многие судьбы, но и само будущее, это, на мой скромный взгляд, – чистое проявление жизни.
– Вы не ответили на мой вопрос, Людвиг.
– Вы правы, я прошу прощения, – Людвиг осмотрелся вокруг, словно подбирая слова, – когда складываешь все известное и предполагаемое из истории мира, ненароком замечаешь, как некоторые события, порой мельчайшие, меняют направление развития в настолько другую сторону, что кажется, будто все это приведет лишь к концу, где исправление невозможно. Но, какие бы трудности не вставали на пути, жизнь, в том или ином виде, как и целые судьбы, находили способ адаптироваться, и, по прошествии времени, все же исправляли ошибки ради дальнейшей жизни. Если починка была невозможна, то история просто стиралась, начинаясь заново на тех самых землях, где когда‑то проливалась кровь и вершились судьбы, – Людвиг замолчал, задумавшись над словами.
– Вы прибыли сюда, чтобы предупредить, о чем‑то?
– Как я уже сказал, история о вашем веке утеряна, остались лишь крупицы. Я прибыл в это время из‑за случайности, заставившей механизм заработать лишь сейчас. Нельзя попасть в любую точку любого времени, нет. Таких механизмов, рядом с которым я оказался, их два. Один во времени отбытия, и второй – для прибытия.
– Но разве, это не позволяет вам выбрать любой день, с сегодняшнего момента вплоть до вашей эпохи?
– Это очень хороший вопрос, который я не учел, – задумался Людвиг, но вдруг сразу продолжил, – в любом случае, я рад быть здесь. И, отвечая на ваш изначальный вопрос, да, я хочу предупредить вас. Любой на вашем месте, и я в том числе, станет подозревать неизвестную персону, особенно появившуюся из другого времени. Друг или враг, соглядатай или диверсант. Как проверить это? Лгать могут все, а, зная откуда я и не имея представления о технологиях и развитии, предположить, каковы могут быть средства манипуляций и обмана, практически невозможно.
– Так кто же вы, Людвиг?
– А разве вы сразу поверите, если я скажу, что друг?
– Мы оба знаем, что нет. Но вы ярко рассказывали о себе, о своей любви к истории, что вряд ли ваша цель лгать. Иначе вы могли бы выдумать куда более актуальную тему, которую мы не можем подтвердить или опровергнуть. Осторожность – залог успеха выживания, уж вы, как историк, должны это понимать. Я прав?
– Абсолютно, Артур Конлон. Но вы сказали, что не можете подтвердить или опровергнуть мои слова. Только ведь это не так. Машина, если верить тому, что мне известно о технологиях, а знания, увы, скудные, это все‑таки не моя сфера, но все же я смог понять – дверь открывается в обе стороны.
– Предлагаете кому‑то отправиться в ваш мир, в ваше время, Людвиг?
– Я не умею, не имею даже права запрещать любопытство, так же, как и не могу запретить вам вполне закономерное и естественное желание подтвердить информацию о личности, знания о которой может предоставить лишь он сам.
– Людвиг, вы не похожи на глупого человека, так что давайте будем откровенны и честны. В таких играх самый простой способ, зачастую, самый губительный. Отправиться в ваш мир, даже при убежденности в вашем альтруизме, будет таким же риском, что и отрицание каждого вашего слова. Потому что вы здесь, а вот кто там, на той стороне двери, как вы назвали её, неизвестно. Мне приходит на ум одно слово.
