– Тогда почему же, Итан, по вашему мнению, разумеется, люди не ценят себя и близких до тех пор, пока не станет слишком поздно?
– Не знаю…
– Я уверена, что знаете… подумайте.
– Потому что… у людей есть изъян, который не позволяет расставлять правильные приоритеты относительно времени и возможностей… люди не учатся на ошибках. Я уже говорил, насколько плоха система развития человека без внешних манипуляций и наставлений, ведь природа не справилась. Слишком много изъянов, и с каждый годом я все меньше верю в великий план эволюции, в котором мы – не просто этап. А все потому, что ничто и никто не мешает быть такими сейчас, кроме нас самих…
– Но ведь это касается не всех людей, верно? Многие живут…
– Какая разница?! – Вырвалось из него накопленное, – стандарты определяют большинство и сейчас, как и во все времена, происходит ровно одно и то же, люди остаются такими же, отличаются лишь декорации. Разве это не видно? Мы обладаем такими возможностями, такими знаниями, а все так же беспокоимся о нашем эго больше, чем о тех, кто рядом. Все так же большинству важна нажива и статус, нежели желание делиться и вместе строить лучший мир. Все так же человек мыслит узко, лишь одним днем и собственным опытом, считая любого несогласного неприемлемым, перетягивая одеяло власти и контроля на себя каждый день, дерясь друг с другом ради примитивных способов удовлетворения значимости, но никак не ради большего. Да и что уж говорить, это «большее» у каждого свое, и каждый готов убить ради того, во что он верит и чего хочет, игнорируя тот факт, что точно также думают все. Все это – замкнутый круг. Потому что, повторю, природа не справилась, ведь человек переполнен изъянами.
Итан молчал, погруженный в гнетущую его изнутри боль и невыносимое понимание неполноценности людей и самой жизни.
– Когда пришел Людвиг, я всерьез поверил, что смог перешагнуть стандартный предел, стать лучшей версией себя. Мне казалось, что с ним меня объединяет больше, чем с людьми. «Мы лучше» – говорил я себе, имея ввиду не биологических людей, а именно его вид совершенных механизмов. Тут ведь дело не в теле, а в образе мышления. Неужели, я ошибся? – Спросил он явно у самого себя, словно оказавшись один, и продолжил мысль, плавно углубляясь в себя, – возможно, я был обычным глупцом, таким же, как и тысячи людей, видевших в себе уникальность и желая лишь доказать свою значимость? Возможно ли, что на этом сыграл Людвиг, дав смысл и предназначение простому глупцу? Неужели я – просто человек с тем же набором изъянов, что есть у каждого?
– Разве подобный ход мысли, как раз не отделяет вас от тех людей, с которыми вы себя сравниваете? – Он не ответил, даже не обратил внимания, – любой другой, по вашим определениям человечности, даже не задумался бы о таком, слепо веруя в свою значимость, в свое превосходство над другими, точно такими же людьми, из той же плоти и крови. А вы, Итан, не просто поставили данный постулат под сомнение, вы ищете альтернативу, я права? Именно поэтому, как я могу предположить, не Людвиг выбирал вас, а вы выбрали его.
Итан проявил интерес к этим словам, выйдя из тени созданной конструкции в его голове.
– Ваша работа, ваше видение, как и верность ваших решений, принятых в нужное время, создали такой результат, который оставил след в истории, на, как я могу судить, долгие годы. Людвиг отправился в прошлое, опять же, как было сказано вами, ради людей, но сделал он это из-за вас, Итан.
Словно игнорируя ее последние слова, начал он вдумчиво:
– По идее, если все люди одинаковы, то именно это должно объединять. Все подобны друг другу, следовательно, что, к слову, – факт, все мы один вид, одно племя, занявшее всю планету. Это общее должно делать всех одной большой семьей, ведь при идентичности основных черт человека, любовь к самому себе должна быть равнозначной любви к другому. Но почему-то все наоборот, люди только и делают, что хотят властвовать, хотят подтверждения личного превосходства, сами не знают зачем.
– Возможно, из-за этого, как раз, все так и происходит? Различий так мало, что ценность жизни теряется. Количество не позволяет существовать качеству…
– Если каждый уникален – никто не уникален, – проронил Итан, явно изучая в процессе это заключение.
Бенджамин
Лишь когда Бенджамин вышел из автотранспорта, привезшего его в отдаленное от ЦРТ строение, лишенное упоминания на картах или визуального контакта со спутником, он вдруг заметил, как уже наступил поздний вечер. Подняв голову, его глазам был открыто звездное небо. На мгновение он насладился этим видом, забыв о том, какие трудности сейчас испытывают его сотрудники и результаты его – по-видимому не самого мудрого – руководства. Вспоминая события сегодняшнего дня, он еще сильней ощутил усталость, голод и четкое осознание того, насколько далеким ему кажется тот день, когда он последний раз хорошо спал и был только рад следующему часу, а не желал, как сейчас, остановить время.
Ранее, когда он приезжал сюда, то чувствовал лишь сожаление о том, насколько большой потенциал сокрыт в четырех стенах, а после, выходя из бункера, лишь гордость с примесью некоей наивности, сопровождали его до дома или в то место, куда он держал путь.
Пост охраны был автоматическим. При входе его лицо, голос и отпечатки пальцев отсканировали. На вид обычная дверь медленно открылась, оголив свою истинную толщину, способную выдержать большую ударную силу. Перед вторыми дверями, уже более внушительными на вид, ему пришлось сдать в ящик хранения все кроме одежды. Сам же ящик сканировал предметы на наличие опасных веществ, и заодно блокировал любую связь извне, дабы не было утечки информации или хакерского взлома. Пройдя сканирование всего тела и повторный голосовой и визуальный анализ, ему был дан доступ к глухому лифту, который спустил его на тридцать метров вниз. Он и Итаном были одними их тех, кто вносили дополнения в проектировку данного места. Бункер способен выдержать удар, предела мощности которого пока даже не было изобретено, насколько знал Бенджамин. Хотя все было автоматизировано, существовал рабочий персонал, контролирующий общие системы и охрану. Сейчас, как и большинство дней в году, место пустовало. Огромный склад, содержащий в себе множество тайн ЦРТ. Но главная находилась не в сердце этого места и даже не во-вторых рядах. Она была спрятана в самом углу, но получала больше внимание, чем что-либо в этом месте, о котором знало не больше ста человек. Имя ей – Кассандра.
Этот бункер был создан с одной целью – беречь от врагов внешних и внутренних то, использование чего на данный момент обладает риском несоизмеримым с пользой от применения изобретения в той или иной области. Предшественник министра Эобарда, был одним из участников создания данного сооружения, прекрасно понимая, как и тогдашний глава ЦРТ, насколько технология может выйти из-под контроля, где иногда, лучше сделать два шага назад, чем один вперед.
Мог ли Бенджамин когда-нибудь подумать, как сложно будет убедить правительство и министерство обороны в важности Кассандры? Конечно, нет. Пока она существует отдельно от всего мира, ее польза никак не реализуется и все из-за страха людей. Винить их, разумеется, он не мог. Но почему-то с каждым годом единственное, к чему он приходил, обдумывая этот вопрос: человек боится увидеть неопровержимые доказательства собственной неполноценности.
