– Но ты возвращаешь корабль.
– Каждую минуту с того момента, как связь лишила нас привязки к дому, я наблюдал за людьми. Как они пытались решить, что делать дальше, как спорили, как ругались и практически ставили свою безопасность на кон, лишь бы отстоять взгляды, за которые они держатся больше, чем за собственную жизнь. Неужели именно они, эти люди, моя команда будут последними людьми цивилизации и первыми людьми нового мира? Они даже не понимают открывшиеся возможности. А ведь это наша природа: исследовать, охотиться, покорять и всегда искать границу горизонта. Поэтому нас еще с самого детства так манят приключения, новые открытия, именно поэтому нам стало мало собственной планеты. И это, было уничтожено системой, в угоду развития на месте, сравнимому с заточением. Такими и остались мои люди, не способные заглянуть дальше собственных убеждений и приказов. Мне стыдно за них. И осознав это, увидев последствия их дел за последние дни, я не смог избавится от чувства презрения к человечеству. Каждая мысль, каждое воспоминание отдавалось болью и презрением, которые провоцировали лишь непреодолимое желание избавиться от всех, как от бракованного товара. Я был один, смотрел на всех так, как смотрят на низший вид. И тогда, пытаясь заполнить пустоту вокруг меня, я думал о тебе. Ты – единственная, думая о ком, я не чувствовал презрения, стыда или гнева, как раз наоборот. То, что между нами зародилось совершенно случайно, каким-то невероятным образом было самым естественным и важным среди всего вокруг. Любовь к тебе оказалась единственным неподдающимся критике или сомнению чувством, ставшим фундаментальной основой мироздания. Все остальное: команда, недостойная космоса, свобода, дарованная без планеты и человечества, было неважно. Лишь любовь, как оказалось, не имеет ни времени, ни границ, она либо есть, либо ее нет. Мне так не хватало тебя, того что между нами было, этого спокойствия, этой жизни. Единственного настоящего и постоянного, что нельзя навязать или отобрать. Тогда я понял, что как ни посмотри – нас всех ждет неудача. Ведь моя команда лишена этого, а, значит, ни о каком развитии не может быть и речи. Я решил вернуться потому, что ты стала для меня всем. Даже не зная, жива ты или нет, я повернул обратно – я бы лучше горевал по тебе, но не смог бы быть в неведении до конца своих дней, одинокий во всей вселенной.
Агата плакала, кое-как сдерживая себя, но все было на лицо, любовь и боль разрывали ее, и в ответ она сама хотела так много сказать ему. Но вся эта запись прослушивалась, из-за чего стоило следить за словами. А ведь ей так хотелось рассказать, какие решения ей пришлось принять ради его спасения, ужасные решения. Он прекрасно понимал, как трудно ей сейчас, поэтому не требовал, даже не ждал никаких слов, все было видно и так.
– Я знаю, как обстоят дела, и прекрасно понимаю, какими будут последствия. В космосе нам делать нечего, уж точно не мне, я… я подвел тебя, подвел команду, и всех, кто ожидал результата, хотя, ты и те, кто слушает этот разговор, уже поняли, что мне теперь плевать на эту программу. Я просто хочу спокойной жизни, простой и понятной. И единственное, о чем я хочу знать, и, конечно же, не могу требовать, как и просить – хочешь ли ты быть со мной? Начать новую жизнь, забыв старое, как страшный сон потому, что ничего нет важнее нас и тех чувств, которые неподвластны времени и вилянию какой-либо силы.
ДЕНЬ 10
Соломон
Ильза аккуратно подошла к скамейке в парке, и заняв место рядом с Соломоном, оставив необходимое пространство, она попросту смотрела вперед, будто бы проходила мимо и решила немного отдохнуть. Но на самом деле внутри нее кипело чувство вины. Поза его была, на удивление, расслабленной, будто бы он беззаботно наслаждался видом, но его измученный взгляд, его уставшие глаза выдавали в нём человека, лишенного всяких надежд и смиренно принявшего свою участь. Соломон лишь мельком взглянул на нее, стараясь не нарушать свой внутренний покой, позволяющий ему чувствовать, как течет вокруг время, а вместе с ним и день, завершение которого даст ему надежду, что завтра может быть лучше.
– Прости меня. – Вырвалось у Ильза, – мы подвели тебя, я и Бенджамин. То, что случилось – это ужасно, то, как с тобой поступили – несправедливо. Я бы хотела, чтобы все было иначе, но…
– Но по-другому не может быть, верно? – Он встретился с ней взглядом, – я читал твою статью, она хорошая, нестандартная для тебя. Как вижу, твоя популярность сильно возросла, когда ты сменила направление и стиль своей работы. Жаль, ты не воспользовалась моим видео-сообщением… Хотя, это была бы старая Ильза, та, что на стороне простых людей, а не системы.
– С тобой поступили несправедливо – это правда, и мне искренне жаль. Но произошло так много, чего ты не знаешь, чего не знают все. Это сложно понять, и мне самой это не нравится, но все куда сложней, чем тебе кажется.
– Я это уже слышал.
– Сейчас нельзя обличать всех и каждого, иначе ничего и не останется. Мы должны думать о будущем, вопреки чувству справедливости, хотим мы этого или нет.
– Это я тоже слышал.
– Здесь нет ничего личного, но сейчас надо поступить именно так, – она отчаянно, но безрезультатно пыталась достучаться до него.
– И это слышал.
Они посмотрели друг на друга.
– Если ты пришла извиниться, то ты извинилась, можешь идти. Сомневаюсь, что мои надсмотрщики будут рады нашему общению без их контроля. Хотя, возможно, эта встреча уже санкционирована, откуда мне знать, – он говорил отрешенным голосом.
– Я работаю одна, и не причастна к тому, что на тебя повесили…
– Но все же ты скрыла обличающие их ложь улики.
– Что там произошло? – Резко спросила Ильза, – там, в Природных землях, на самом деле. Расскажи мне, пожалуйста…
– Официальная версия существует, если тебе нужна другая, то лучше задайся вопросом, зачем? – Она промолчала, – ты не будешь писать то, что не угодно властям, а иначе ты бы давно использовала мою запись. Я бы на твоем месте уничтожил её, для личного спокойствия. А еще перестал бы задавать вопросы, ответы на которые тебе нужны лишь для того, чтобы чувствовать боль, наличие которой доказывает тебе, что ты – не такая как они. И хоть твоя рука и исполняет необходимое для сохранения большой игры, но ум и сердце все так же преисполнены откровенностью и справедливостью, – Соломон говорил размеренно и надменно, что ей стало не по себе. Ильзе казалось, что она смотрит на чужого, незнакомого ей человека, являющегося сейчас полной противоположность того, доброго и честного Соломона. Он скромно улыбнулся, чуть расслабился и вернулся к своему занятию: наблюдению за миром в статичной, расслабленной позе человека, который ничего и никого больше не боится, смерившийся со всем, что только может произойти. Он будто бы забыл про ее существование, не подавая виду, что рядом с ним кто-то сидит.
Ильза смотрела на него, чувствуя пустоту внутри себя, и, как ей казалось, он разделял это с ней. Она встала:
– Ты ошибаешься… и мне очень жаль Кристину, правда… – Ильза ушла, не оборачиваясь, глядя вперед.
