Агата провела последние два дня на планете, где ей было необходимо в срочном порядке отчитаться за все события, произошедшие с момент отправки космонавтов к Новому горизонту. В первый день она адаптировалась к гравитации, что, далось ей достаточно легко – все же на Кесслере были тренажеры, а современная медицина по просьбе вышестоящего начальства ускорила процесс. И вот, лишь сейчас, после всех отчетов, она впервые вышла в Мегаполис – разумеется, все еще находясь под присмотром врачей, которые наблюдали за ней из машины неподалеку, отслеживая ее состояние по сенсорам под одеждой.
Она была шокирована, оказавшись в самом центре мегаполиса – вокруг были сотни людей и огромные небоскребы, возвышающиеся точно мосты между небом и землей. На Кесслере она знала всех и всё, начиная от имен всех сотрудников, заканчивая каждым углом в любой из комнат и коридоров. Там она никогда не чувствовала себя чужой. Там каждый имел свое место. А здесь, в эпицентре цивилизации, Агата была словно зрителем, но не частью этой системы. В окружении людей, где каждый куда-то следует, о чем-то мечтает и где-то работает, Агата ощущала себя словно посреди безостановочного потока жизни, частью которого она не является. Иногда ее толкали плечом, иногда кто-то что-то кричал в след, провожая то сухим взглядом, то, что бывало реже, добрым. Помимо людей, Агата не могла привыкнуть к шуму, а в скупе с огромным количеством всего вокруг, она была близка к панической атаке. В космосе тихо, и даже на Кесслере не нужно было искать место, чтобы побыть в тишине и покое. Здесь же, хаос давил на нее со всех сторон, Агата, чувствовала себя никчемной и ненужной, ведь не понимала системы, в которой живут все эти люди. И никто из них не догадывался, что именно она – женщина, стоявшая посреди толпы – повинна в их знании о возможной смерти космонавтов. Они были так слепы… всего лишь марионетки, которыми так легко управлять. Теперь она поняла, почему министр Эобард, каких-то пару часов назад поинтересовался ее дальнейшей судьбой.
– Пока космонавты летят домой, я хочу знать, что же вы решили?
– Я не люблю принимать решения в спешке, не имея всех данных. Нужно дождаться из возвращения…
– Понимаю. Мы с вами кое-что лично не обсуждали… Гибель космонавтов, которая не потребовалась, так как безопасность была восстановлена. Ваше отношение к этому?
– Моя работа – это безопасность и работоспособность Кесслера и прилегающих проектов. Приказы свыше не моя ком… – Агата резко остановила себя, снова ощутив влияние дисциплины, не позволяющее высказываться против решений вышестоящего начальства. И сейчас это выводило ее из себя, как никогда ранее.
– Вам требуется мое личное или профессиональное мнение?
– Я объясню, – Эобард не скрывал приятного удивления такой реакции, – мне нужен человек, которому я могу доверять, и который будет принимать решения, основываясь на фактах и уж никак не на личных отношениях с людьми, как близким, так и не очень.
– Сейчас я подчиняюсь Бенджамину Хиллу, но мы расходимся во мнении…
– Возможно, это ненадолго. Будем честны, Бенджамин – важная фигура, я бы даже сказала, незаменимая… на ближайшее время. Мы с вами понимаем, что исполнительность его оставляет желать лучшего. Ему трудно работать в команде, он привык сам принимать решения и брать на себя всё, кроме ответственности. Он безответственен, опрометчив и слишком самонадеян. Лишь видит некую цель, достижение которой стоит любых жертв. Скажите честно, вы, лично, согласны с его методами работы?
– Нет, – ответила она не сразу, – но не уверена, что и с вашими тоже.
– Это хорошо. Вы молодец, у вас впереди вся жизнь и карьера. И я могу с уверенность сказать, что подходить к задачам, особенно таким большим, как «Пилигрим», надо не в бегстве за открытиями, спотыкаясь на ходу, а крайне ответственно и не спеша. Вы уже поняли, чей пример я имею ввиду. Бенджамин плохой руководитель, мы оба это знаем.
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Уверен, что понимаете. Мне нужен человек, который будет мыслить не эфемерными мечтами, а делать работу. Ответственный и адекватный. То, что произошло за последнюю неделю – это позор. А ведь никто не заставлял его спешить, никто не требовал кидать все разработки в одну корзину, рискуя первым полетом, чтобы доказать свою гениальность и убедить всех вокруг в своих возможностях.
Слушая Эобарда, она осознала, на удивление, что во много согласна с ним. Необходим совершенно иной, более взрослый и профессиональный подход к будущим проектам, и она точно знала, что может быть лучшей кандидатурой, чем Бенджамин. Агата решилась поговорить откровенно:
– Я во многом не согласна с руководством Бенджамина, это так. Под моим началом не было бы тех проблем, с которыми мы столкнулись. Но Бенджамин, далеко не тот человек, который просто так уйдет. Раньше не мог, вряд ли сможет сейчас.
– Много изменилось, Агата, не спешите с выводами. Сейчас важно другое: согласны ли вы сделать всё необходимое, чтобы подобных ошибок больше не было?
– При всем уважении, я не хочу идти по головам. Повышение надо заслужить, и наш разговор… не уверена, что вы поступаете иначе, чем Бенджамин.
– Агата, вы меня удивляете. Неужели вы причисляете себя к тем, кто ходит по этим улицам? – Она молча наблюдала за его реакцией, сдерживая себя, чтобы не обвинить его в попытке убить космонавтов, – я понимаю, у вас ко мне есть претензия, из-за моих приказов, да. Но я хочу сказать вот что, прежде чем вы будете обдумывать мое предложение, разумеется: тот, кто готов принять порой немыслимые решения, всегда будет править теми, кто эти решения исполняет, а все потому, что люди не равны, и чем быстрей вы это поймете, Агата, тем скорее увидите общую картину.
Агата ничего не ответила, лишь задумчиво смотрела на него, видя человека крайне уверенного и властного, уже не ждавшего от нее ответных слов.
– Смею более не задерживать, впереди много работы, вам еще предстоит объяснить десяти космонавтам, погрузившим себя в «саркофаги», почему они не оказались на Новом горизонте. И вот еще что: программа по освоению космоса не остановится, но ее необходимо реорганизовать. Вы уже поняли, что мне понадобится человек, который возьмет на себя полное руководство космическими программа за пределами Кесслера.
– Что будет с ЦРТ? – С откровенным интересом спросила она.
– Вы боитесь, что кто-то будет мешать вам работать так, как вы считаете верным? – Агата не ответила, – ЦРТ будет существовать, но его ждут перемены. Советую не беспокоиться об этом, а делать ту работу, с которой не справляются мечтательные ученые, а в которой нужные умелые руководители.
– Смею полагать, вы знали, чем все закончится. Почему не вмешались в работу Бенджамина тогда, когда это было нужно?
– Отличный вопрос, Кобэрн. Бенджамин – сам себе главный враг, а, значит, вопрос времени, когда он сам же себя и потопит. Сбой смог доказать многим, что ЦРТ делает то, что хочет, когда хочет и с кем хочет. Но у совета директоров, как и у Бенджамина, были слишком большие связи и слишком глубоко посаженные корни. Чтобы отнять у них монополию и власть, которой они пользуются, как хотят, необходимо было что-то еще, дабы пошатнуть самопровозглашенных королей. Теперь, при благоприятном исходе, конфликт Бенджамина и совета директоров послужит переменам, на которые уже мы повлияем в нужный момент.
