Женя резко отпрянул и, прислонившись к стене, извёрг из себя всю выпитую воду. Его организм не унимался даже тогда, когда желудок полностью опустошился, а сам он начал задыхаться, выплёвывая из себя тяжёлый воздух. Когда рвота прекратилась, Женя, не поворачиваясь к следящим за ним глазницам, пошёл прочь от сестринского поста и от сияющей мёртвой улыбкой девушки. Он шёл вдоль стены, и у входа на лестничную площадку его снова вырвало, но лишь собственными слюнями. Придя в себя, он вновь пошёл по коридору и, лишь когда поднял взгляд, понял, что возвращается к медсестре. Женя резко подался в сторону, и незакрытая дверь распахнулась под его весом. Ноги начали заплетаться, и только достойная реакция помогла ему вовремя схватиться за ручку и не упасть на пол.
Он повернулся и оглядел палату, в которую ворвался.
На расположенной у окна кровати лежала полностью обнажённая девушка, лицо которой закрывали светло-русые волосы. Лучи утреннего солнца освещали её спину и идеальные изгибы стройной талии. Одеяло чуть прикрывало собой упругие ягодицы, чьи формы зажгли слабую искру в паху Жени. Чистота её кожи была прекрасной, и даже то, как она лежала, выдавало в этой женщине неимоверную грацию и изящество. Прижатые к матрасу груди свели бы с ума большинство мужчин, и просачивающийся сквозь окно свет только доказывал безумную притягательность этого тела, красота которого ещё больше подчёркивалась на чистом белом белье.
И внезапная инстинктивная вспышка в глазах Жени заставила его позабыть о пустых глазницах гниющей медсестры и сотрясающую тело боль. Он даже не успел удивиться, что нашёл живого человека, и сомнений в этом быть не могло – осветлённая солнцем спина медленно поднималась и опускалась. И лишь когда мимолётная похоть потухла в его зрачках, на смену ей пришёл стыд и лёгкое смущение, хоть девушка всё так же продолжала спать. Женя, до этого ни разу не видевший оголённого женского тела вживую, почувствовал жгучий ток возбуждения в своих венах и с большим трудом заставил себя отвернуться от того, что магнитом притягивало к себе взгляд голодных глаз.
Только когда разум вновь встал за рычажки мозга, он осознал, что на всю больницу встретил только одного живого человека, и человек этот прямо сейчас находится перед ним – крепко спит, обнимая руками подушку.
Стараясь не смотреть на манящую округлость её крутых бёдер, спрятанные за краем одеяла упругие ягодицы и соблазняюще голую спину, Женя потряс девушку за плечо, и когда та издала еле слышный стон, он понял, что стоит в одних трусах, а на торсе его блестели капли пролитой им воды. Стон пробуждения усилился, и мышцы на женских плечах напряглись, когда всё её тело начало вытягиваться вдоль постели. Он перестал её будить и невольно бросил взгляд на приподнявшиеся над матрасом груди, что тут же скрыли плотным занавесом упавшие волосы. Девушка приподняла голову, и сквозь свисающие русые пряди Женя увидел пару смотрящих на него серых глаз, ещё не проснувшихся от глубокого сна, и тут же почувствовал, как загорелось всё его тело, отдаваясь порывами огня на самых кончиках пальцев.
Он знал этот взгляд. Сам не понимал откуда, но был полон уверенности, что знал. Взгляд этих чистых серых глаз уже как-то встречался с его карими, но ведь такие пустяки, такие незаметные вещи люди никогда не запоминают. Особенно, когда они напичканы болеутоляющими.
Но тем не менее он помнил, как взорвалось его затуманенное сознание вспышкой яркого света, когда в одном из многочисленных коридоров он и она прошли мимо друг друга, лишь украдкой обменявшись взглядами. Но и этого мгновения хватило, чтобы пустить ясный луч света в кромешной тьме, окутавшей большую часть его дремлющего мозга.
Лицо девушки не было модельным идеалом, но имело свою особую привлекательность и красоту. Острые скулы выпирали из-под освещаемой солнцем кожи, а потрескавшиеся губы сжались в тонкую бледную линию. Слабые морщинки были у уголков рта, глаз и над переносицей, ясно давая понять, что девушка эта уже давно не старшеклассница. Женя предположил, что морщинки эти – по крайней мере, большая их часть – образовались недавно, и причина их появления могла быть довольно серьёзной. Но когда они разгладились, а проснувшиеся глаза ярко горели из-за прячущих лицо волос, он подумал, что девушке не больше двадцати пяти лет, и в жизни её случилось нечто ужасное, причём – совсем недавно.
Она оглядывала его пару секунд, ещё не осознав, что лежит полностью голая, и спросила:
– Ты кто?
Женя, отвернувшись, сказал:
– Давай ты сначала оденешься, а то я с тобой не смогу нормально говорить.
Последовала небольшая пауза, после чего он услышал, как босые ступни встали на пол. За его спиной послышались мерные шаги, и уже вскоре палату заполнил звук застёгивающейся молнии и трущейся о кожу ткани. До него донёсся чуть хрипловатый, но не лишённый своего звучания женский голос:
– Да ты сам особо не наряжался, красавчик. Милые трусишки, правда, я не понимаю, зачем ты их надел. Что вам от меня опять нужно, а?
– Вам?
– Ну да, вам, докторам-садистам. – Она подошла к нему и встала напротив, продолжая говорить. – Послушай, я больше не буду… – Она замолчала, как только увидела его лицо. Женя был на порядок выше её, но даже так он разглядел в её изучающих глазах удивление и слабое замешательство. Но на секунду, лишь на короткое мгновение, в них промелькнуло что-то ещё, и он сразу понял что.
Это был страх. Страх не отпускающий и постоянно обещающий, что прошедшие неприятности вновь постучатся в дверь её уютного дома – центра души и сердца, взорвавшегося криком умирающего ребёнка.
– Так ты не из докторов?
– Ну, на медсестру я не очень похож.
Он надеялся, что сможет этой фразой слегка разрядить обстановку, но увидел, что даже слабая улыбка не тронула её губы. Плохо скрываемая в глазах тревога проявлялась в быстрых движениях чёрных зрачков, и в их отражении Женя увидел своё обезображенное лицо – маску тёмно-фиолетового монстра. И когда девушка заговорила вновь, Женя невольно вздрогнул, услышав тронувшее его отчаяние в этом голосе:
– Так зачем ты пришёл?
Он отвёл взгляд и посмотрел в окно, где простиралось чистое голубое небо без единого облачка или тучки – достаточно редкий пейзаж для вечно пасмурного Петербурга, чтобы ему обрадоваться. Погода была просто превосходной, и день обещал быть нескудным на радость и оптимизм.
Если бы не вымерла вся больница.
Внезапно яркую голубизну неба затмили пустые глазницы мёртвой сестры. В их скрывающей тьме копошилось множество маленьких лапок, и хоть Женя понятия не имел, что произошло с молодой, когда-то красивой темноволосой девушкой, почему-то он был уверен – и уверен непоколебимо, – что каким-то образом к этому причастен тот светлячок, что оглядывал его, окровавленного и стонущего в тёмном узком коридоре кирпичных домов той самой ночью, что занесла его в стены больницы. И уверенность эта пронизывала его сердце, в недрах которого стал зарождаться первобытный, но пока контролируемый страх. Давящая вокруг тишина придавала пустым глазницам пугающую реалистичность, и Женя всеми силами пытался прогнать этот образ из своей головы, сконцентрировавшись на ясном безоблачном небе.
