– Пошли, Рэндж, – они мигом свернули за угол здания и оказались в просторной арке одного из питерских дворов-колодцев.
Женя плюхнулся на пол и прислонился к тёмно-жёлтой стене, укрывшись в полумраке царствующей здесь темноты. И как только он закрыл глаза, то почувствовал, как что-то легло ему на ноги и прислонилось к груди, постоянно обнюхивая всё вокруг своим носом. Тревога потихоньку отступала, но оставляла след терзающего страха и грызущего изнутри чувства, что кто-то – чьи-то пустые глазницы – беспрерывно наблюдает за тобой.
– Рэндж… – Его голос был слабым и сиплым, но всё же стоячие ушки ещё больше навострились, а вытянутая мордашка повернулась к голосу. – Рэндж… Господи, Рэндж… – Женя обеими руками обнял его крепкую шею и уткнулся в неё лицом. Пальцы пропали под чёрной шерстью, и сам он почувствовал биение чужого, собачьего сердца. Почувствовал, как у них у обоих поднимаются рёбра и почувствовал слабую боль в своих, которая до этого никак не проявлялась.
Они сидели на укрытом в тенях бетоне, у стены широкой, повидавшей множество историй арке. Солнечные лучи стеснительно обходили это место, и только вернувшийся прохладный ветерок разгуливал по двору и меж домов. Он пробегал по мокрым волосам и поглаживал собою шерсть, разбавляя тошнотворный запах разложения свежим воздухом. Чуть отпрянув от терпеливо ждущего Рэнджа, Женя, с чуть покрасневшими глазами, спросил:
– У тебя ведь была семья, да? До того как мы встретились, и произошла вся эта хрень? Была же, да? – Шершавый язык прошёлся по избитому лицу, и хоть синяки отозвались слабой болью, всё же искренний смех смог вырваться из груди и разнестись в тишине. – А вот у меня не было, представляешь? Не было. Меня ведь никто никогда не любил. – Он подавился всхлипом и тяжело выдохнул. – Мать была той ещё сукой. Отец никогда не говорил и слова ей в ответ и вообще был притихшим мешком дерьма, который вечно сидел на диване. Он со мной общался только тогда, когда просил сгонять за пивом. А если я приносил не той марки, так ещё и орал на меня, потому что только на мне он мог отыграться! Трусливое ссыкло! – Его губы слегка задрожали, вскоре Рэндж прижался к нему всем телом. – Меня никто никогда не любил… только, наверное, Елена Николаевна, но и её сейчас наверняка нет в живых. Я, знаешь, – первая слеза сорвалась с края глаза, – всегда мечтал полюбить кого-нибудь и почувствовать взаимность, отдачу. Ну, как в фильмах или книгах. Но я никак не мог найти такого человека и, похоже, теперь уж точно не найду. Но я… – вновь его прервал краткий всхлип – …я нашёл тебя. Тебя, Рэндж. Точнее, это ты отыскал меня и чуть не сожрал, но теперь-то мы сидим здесь и обнимаем друг друга. Я… – Горячий воздух мерным потоком вышел из лёгких. – Я… чёрт, а это не так уж легко.
Женя уместил мордашку Рэнджа в своих ладонях и посмотрел уме в глаза.
– Я, похоже, люблю тебя, Рэндж. – И сам засмеялся, когда последнее слово сорвалось с губ. – Охренеть! Мы ж знакомы меньше суток, а ты уже понравился мне больше, чем практически все грёбаные люди! – Чёрная голова мягко боднула его в грудь, заставив вновь рассмеяться. – Господи, Рэндж… Я никому тебя не отдам. Обещаю. Никому, слышишь? Ты, конечно, засранец, но только мой засранец. Только мой… – Он снова обнял его и впервые поцеловал. Поцеловал в мокрый носик, почувствовав тёплую влагу на своих губах. – То ли ты такой один, то ли все собаки…
Но слова застряли в горле, когда Рэндж резко вскочил и мигом напряг всё тело. Он принял позу готовящегося к броску хищника и грозно зарычал, смотря прямо на Женю. Но зрачки в обрамлении оранжевых радужек говорили о другом. Они смотрели за него. Будто бы в пустоту. И на секунду в них проскочило пугающее осознание.
Рэндж сорвался с места и выбежал из арки, выпрыгнув на тротуар. Женя, не думая, мгновенно вскочил и кинулся за ним, чуть не споткнувшись о чьё-то распластавшееся тело. Чёрные лапы с бешеной скоростью перепрыгивали через мёртвых людей и не останавливались. Немецкая овчарка, место которой теперь занял одичавший зверь, невероятно быстро проносилась сквозь улицы и переулки, пока за ней еле успевал молодой юноша, белая футболка которого полностью облепила торс.
– Рэндж! – Но как только он произнёс это имя, пёс остановился и предупреждающе зыркнул на него. И как только блеснули оранжевые кольца вокруг этих глубоких, таких бездонных ям, в голове яркой вспышкой сверкнула мысль: «Лучше молчать
Остановившийся зверь отвернулся и продолжил бежать, но уже медленнее и иногда оглядываясь посмотреть, успевает ли за ним Женя. Он успевал, но начинал чувствовать лёгкое жжение внутри лёгких и скатывающиеся вниз крупные капли пота.
Они бежали ещё около пяти минут, пока Рэндж (уже Рэндж, а не тот дикий зверь) не перешёл на шаг и не стал передвигаться тише, будто от кого-то скрываясь. Интуитивно Женя последовал его примеру и поступил правильно, потому что вскоре…
Он услышал голоса.
И среди них был голос Кати.
Рэндж остановился у самого угла здания и принюхался. Женя также замер и увидел припаркованный на другой стороне улицы мотоцикл, и позади него – ещё один. Прислонившись к стене, он краешком глаза выглянул из-за неё.
Через дорогу, у входа в магазин спортивной одежды, спиной к ним стояло двое мужчин и чуть дальше от них, прислонившись к двери и смотря им в глаза снизу вверх, сидела Катя, по лицу которой ручьями стекала кровь. Левый был одет в простую белую майку, открывающую вид на внушительные мышцы обеих рук. В одной из них он сжимал оторванный кусок железной трубы, то и дело стукая им по бедру. Низ его штанов залила кровь, и она была точно такого же оттенка, что и на лице Кати.
Орёл напряг крылья.
На правом висела великоватая ему по размеру бордовая футболка с жёлтым воротником. И она именно висела на нём. Его узкие плечи подрагивали, когда сам он смеялся своим на удивление высоким голосом. Джинсы нуждались в постоянном подтягивании, потому что не могли удержаться на такой тощей заднице.
И да, их низ тоже окрасила алая кровь.
Катя громко стонала, хоть и пыталась подавить стоны сквозь стиснутые, обливаемые кровью зубы. Ноги ещё больше загоняли её в тупик, ещё сильнее вжимали в закрытую дверь, и даже с такого расстояния Женя увидел в её глазах ужас. Страх за свою жизнь. Страх перед надвигающейся, жуткой смертью – дикий и первобытный, какой бывает в последние минуты жизни.
Орёл щёлкнул клювом.
Внезапно он вспомнил, как точно так же стоял в тёмном, освещаемом лишь бледной луной переулке и выглядывал из-за угла. Мялся и не решался. Сомневался и искал оправдания. Его страхи душили и душили, пока трусость набирала силу в разуме, в трепещущем сердце.
Но он сделал это. Взял и заступился за ту девушку, как и хотел поступить. Он оседлал смелость и стал её хозяином, так что ему мешает сейчас сделать то же самое? Выйти на ринг и принять бой! Что ему мешает сейчас?!
Вот именно.
Ничего.
Не зная что делает, Женя вышел из-за угла, и, мягкая ступая на лапы, вслед за ним последовал Рэндж. Не было никакого плана, никаких продуманных действий и даже чёртовых образов. Была только уверенность и всё. Её было достаточно.
