Почти непробиваемого.
– Я его любила. – Голос Кати слабо прохрипел и чуть не утонул в тишине, но с каждым следующим словом её речь набирала силу и становилась всё громче. – Любила больше всех на свете и хотела… – Она тяжело вздохнула, после чего подняла взгляд и посмотрела прямо на Женю. Только сейчас он заметил, как покраснели её глаза и как много блестящих дорожек под ними собралось. – Я хотела воспитать его достойным мужчиной, а не мудаком, каким был его отец. Я хотела сына, понимаешь?! Сына! И его у меня забрали!
Катя закрыла лицо руками и отвернулась, уже не сдерживая сотрясающие тело всхлипы. Пара стонов пробилась через приглушённое рыдание, и только когда она отошла от Жени, от его грязных слов и от всего проклятого мира в целом, уткнулась головой в стену и тихо проговорила:
– К чёрту тебя. Тебя и всех остальных. Раз ты уже убил человека, то, пожалуйста, прошу тебя… – её шея повернулась, и из-под светлого занавеса волос блеснули яркие глаза. – Убей меня. Если ты и вправду желаешь мне добра, тогда это будет самый милосердный поступок. Ты поступишь как герой. Спасёшь меня, ты же этого хотел? Совершишь подвиг. Спасёшь от мучений в этом аду. И сделаешь меня счастливой.
Он молчал, тщательно обдумывая её слова. Каждый вдох обжигал пересушенные стенки горла, а сердце больно било по травмированным рёбрам, будто желало сломать их и вырваться на свободу. Покинуть тело и улететь туда, к чему зовёт душа.
– Убив тебя, я не сделаю тебя счастливой.
– Сделаешь, – она полностью повернулась к нему и убрала от лица руки, в котором сейчас не было ничего красивого. Лишь гримаса боли и маска вечного страдания, которую покрыли шрамы, оставленные жизнью. – Ещё как сделаешь. У меня на это не хватает духу. Здесь-то ты прав, – искренний, пробирающий до мурашек смех разнёсся по залу аптеки. – Я слишком слаба для этого. Поэтому и прошу тебя, Жень.
Катя впервые назвала его по имени, и грудь от этого непроизвольно сжалась, когда он увидел такую тёплую и невероятно уставшую улыбку на её лице. Но больше всего поражало то, как медленно и не спеша серый лёд превращался в серое море, тая в текущие слёзы.
– Я не стану тебя убивать, Кать. Даже не проси.
– Придётся. Ты обязан это сделать, и знаешь почему? Потому что ты и твой дружок отобрали у меня шанс увидеться с сыном. Ты думаешь, я бы не смогла дать отпор тем двум придуркам? Я не хотела, чтобы они трахнули меня, поэтому и взбесила их, чтобы они сначала прикончили меня, а потом уже делали с моим телом всё, что только захотят. Но тут вмешался ты! – Она подошла ближе. – И спас мою задницу, хоть я этого и не просила. Вчера, когда я ушла от тебя, я, наверное, была самым счастливым человеком на планете! И была бы им сейчас, если бы ты не вернул меня в ад.
– Ты врёшь, – Женя сам сделал шаг навстречу. Теперь они стояли чуть ли не вплотную друг к другу. – Я видел, как ты смотрела на меня после того, как я сказал, что волнуюсь за тебя. Видел твой взгляд, и даже не думай говорить, что ты в тот момент не хотела остаться.
– Не хотела, поэтому и ушла.
– А зачем же ты тогда остановилась и обернулась? Обычно когда люди уходят, они делают это быстро и без остановок, не пялясь друг на друга по полчаса.
– Как мой муж, да? Тоже свалил, оставив одну грёбанную записку на столе. И как ты вешал мне лапшу на уши и откровенно пиздел, что волнуется за меня и готов оберегать всю жизнь! И знаешь, что в итоге? – Она выдержала небольшую паузу, после чего искренне, но с такой заметной печалью в голосе рассмеялась. – Он нашёл сиськи получше моих и ушёл к ним, а меня оставил с Мишей одну. И оставил кое-что ещё. Уродливый шрам на моём теле. Показать?
– Не над…
Но она вздёрнула майку и слегка спустила вниз джинсы, оголив правое бедро. На светлой коже неровной линией простирался заживший порез, который будто бы тянулся к её промежность. И когда Катя сказала, что он был уродливым, то не пошла против истины, а даже наоборот – преуменьшила правду. Шрам был ужасен, и от одного взгляда на него Жене стало не по себе. Он отвёл глаза и чуть отошёл назад, стараясь не смотреть на противный отпечаток мужчины, пожизненно оставленный на таком красивом женском теле.
– Это он ножом, – Катя вернула джинсы на место. – Я устроила ему скандал после того, как узнала, что он кувыркается с моей подругой. Дружба же ведь, да? Ты же про это говоришь, Жень? – Никогда прежде он не видел, чтобы человек мог и плакать, и смеяться одновременно. – Максим вернулся домой, и я сразу накинулась на этого козла. Была готова выцарапать ему глаза и убить прямо там. Я знала, что буду в неадеквате, поэтому и заперла Мишу в комнате, чтобы он не видел ничего этого.
– Как давно это было?
Она молчала, явно думая, отвечать или нет. Но поток слов уже начал литься из неё рекой, и теперь его невозможно было остановить, так что Катя сглотнула свои сопли и, вытерев глаза ладонью, продолжила:
– Год назад. В июне. У меня как раз был отпуск, и я стала замечать аромат чужих духов в нашей квартире. Ну и в общем… Я бы его, наверное, и в правду убила бы, но он успел схватиться за нож и полоснуть им по мне. Я, должно быть, выглядела совсем безумной, потому что он с таким криком выбежал наружу, после того, как мои ногти впились ему в шею. Той ночью эта тварь так и не появилась, но зато пришла на следующую, извинился, нёс какую-то там херню про любовь и чувства и по итогу отвёз меня в больницу. И как только мне всё зашили, я харкнула этому ублюдку в лицо и сломала ему нос. И ушла, а он продолжал валяться и стонать на полу.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– А ты не понял? Мне становится легче. Всё равно я скоро умру, так что небольшое откровение мне не помешает.
– Я не стану тебя убивать.
– Ты спас мне жизнь, – Катя подошла вплотную и упёрлась своей грудью в его, глядя снизу вверх в омуты глубоких карих глаз. – Но на самом деле сделал только хуже – обрёк меня на мучения. Но ты можешь это исправить, если на самом деле хочешь совершить добрый поступок. Я прошу тебя, – она прошептала ему на ухо, – убей меня. Я сама не могу этого сделать, так хоть ты помоги мне. Пожалуйста.
Её волосы щекотливо коснулись его лица, и сейчас он ясно ощущал на своей шее обжигающее, горячее, неравномерное дыхание. Он чувствовал, как бьётся её сердце чуть ли не в унисон с его собственным, лишь слегка запаздывая. Слабый ток электрическим разрядом прошёлся по телу, возбудив и обострив все органы чувств. Мир разом стал ярче, и даже знакомая тишина показалась слишком громкой, слишком пугающей. И когда Катя чуть отпрянула от Жени, он уже не мог оторвать взгляда от её глаз. Потому что теперь они были полностью обнажены. Они светились искренностью и полыхали. Но вот только пламя, что разбавляло темноту внутри её зрачков, медленно потухало и стремилось вовсе исчезнуть, превратившись в осыпающийся пепел.
Он видел в её глазах непомерную усталость. Видел нарастающий призрак безумия, перемешанный с горьким привкусом пережитого горя. В них скрывалось сквозное отчаяние, и как только Женя заметил его, ему по-настоящему стало жалко эту женщину. Тоненькие красные ветви тянулись к радужкам, переплетаясь друг с другом. Крупные капли слёз продолжали вытекать одна за другой. И теперь никакой занавес, никакая пелена не застилала истинную Катю, сбросившую последнюю маску здесь, в опустевшем зале аптеки. Хоть на ней и была одежда, но она всё равно стояла обнажённой. Обнажённой в своих чувствах. Каждый шрам был на виду. Каждый порез и каждое пятно, что оставила ей жизнь. Всё это открылось в её глазах – таких покрасневших и ярко блестящих. Порой именно они говорят красноречивее любого языка и искреннее большинства слов, потому что являются зеркалом души человека.
