– Мишенька, положи это, оно тебе не нуж…
Но Миша её не послушал. Еле справляясь со скатывающимися слезами, он сжал кулачки и начала мять пачку, не отрывая глаз от своей мамы. Его губы дрожали точно так же, как и её. Его всхлипы прорывались сквозь зубы, хоть их так хотелось заглушить! Катя почувствовала во всём теле неконтролируемую дрожь, и пока эмоции окончательно не взяли над ней верх, она строгим голосом произнесла:
– Миша, положи пачку на место. Сейчас же! Или я…
– НЕТ! – Его крик разбил её сердце. На всю квартиру прогремели слова маленького мальчика, чей голос скакал от нарастающего волнения: – НЕТ, МАМА! ЭТО ВРЕДНО! ТЫ НЕ ДОЛЖНА ЭТОГО ДЕЛАТЬ, ТЫ ЖЕ ЛЮБИШЬ НАС! НАС С ПАПОЙ!
Катя услышала, как сминаются сигареты под детскими пальцами. Услышала, как воздух поцарапал горло при следующем вдохе. Всё это казалось кошмаром. Но в кошмарах же не бывают такие реальные всхлипы, заставляющие тебя задыхаться? Нет? Или всё-таки бывают? Может в кошмарах так сильно болеть грудь, пока сама ты смотришь в такие родные, полные слёз глаза? Может?! Или это происходит на самом деле?
Катя развернулась и с размаху выкинула сигарету в окно, на миг увидев, как один раз блеснув, с ней попрощался оранжевый огонёк. Её ноги подогнулись, рухнули на пол, а сама она отобрала у Миши пачку. Попыталась отобрать. Его пальцы крепко вцепились в синюю коробочку и никак не собирались её отпускать.
На полу кухни, стоя на коленях, рыдали мама и сын, оба держащие полупустую пачку сигарет.
– Миша, отпус… пожалуйста, отпусти её. Пойдём спать, ляжешь рядом со мной. Мы заснём вместе.
– Нет, – всё те же нотки настойчивости, слышимые в ещё совсем детском голосочке. – Тебе плохо, мама. И мне тоже. Не надо это курить. Давай убьём это вместе.
Убьём. Господи, он сказал «убьём».
Катя и Миша одновременно сжали пачку, разламывая последние сигареты, что ещё остались целыми. Они оба склонились над ней, прижавшись друг к другу головами. На улице проревел автомобильный гудок, но Катя его не заметила – она слышала лишь свои всхлипы, всхлипы Миши и биение его сердца. Сердца, что вышло из неё чуть больше трёх лет назад.
– Я люблю тебя, мама. Я всегда буду любить тебя.
Она молча прижала его к себе и облокотилась об кухонный шкафчик, так и оставшись лежать на полу. Миша обнял её, поцеловав в щёчку – так, как умеют это делать только дети. И именно в тот момент, когда их лица соприкоснулись, а ручейки слёз смешались друг с другом, где-то рядышком раздался мужской кашель.
В двери провернулся ключ. Через секунду она открылась.
* * *
Катя резко открыла глаза и мигом подняла голову, не в силах сделать хоть один вдох. Она попыталась втянуть внутрь себя воздух, но смогла лишь открыть и закрыть рот. Всё вокруг поглощала темнота, и именно она заполнила собой лёгкие, сделав их невероятно тяжёлыми. Кисти сжались, пальцы схватили что-то похожее на простынь, и только когда тьма стала ещё ближе, воздух волной ворвался в грудь, заставив Катю шумно вдохнуть.
Она понимала, что лежит полностью голая, непонятно где, непонятно в каком времени. Ещё не до конца проснувшись, она вскочила с кровати и рванула вперёд, пока не врезалась в невидимую стену. Кто-то ударил её по ключицам, поставил подножку, и ноги Кати тут же заплелись, оторвавшись от земли. Тело ударилось об пол, но боли не было; Катя до сих пор не понимала, продолжается ли сейчас сон или он уже закончился. Понятным было лишь одно – воздух в лёгких накалялся и начал обжигать их.
Перед глазами появилось лицо Максима – омерзительное и тупое, запечатлённое в памяти в тот момент, когда он узнал, что его предательство больше не является тайной. Сознание взорвалось красками, осветившими тот поздний вечер – тот роковой вечер, – во время которого произошёл скандал. Крики, ругательства, плач Миши за закрытой дверью, драка, нож, удары в живот… Окутанная тьмой, Катя вспомнила, как сильно кричала на своего мужа, сорвавшись со всех цепей. Она не раз переживала эти минуты в кошмарах: вот она рыдает перед Максимом, еле-еле держась на дрожащих ногах, а после того, как он начинает оправдываться (глупо, просто глупо оправдываться!), она кидается на него и…начинается драка. Даже сейчас, спустя год, воспоминания о ней пробирали до самых костей.
До самых, мать их, костей.
Вот Максим заходится криком, потому что в его шею уже впиваются острые ногти. Через несколько секунд он хватает Катю за волосы и пытается отдёрнуть от себя, но та вцепилась так крепко, что даже три грузовика не смогли бы оторвать её. И она рычала. О да, Катя это помнила так ясно, будто весь этот дурдом произошёл вчера. Максим был раза в два крупнее своей жены, но именно это и сыграло против него: Катя двигалась невероятно быстро, принося в каждое движение все эмоции, что только бурлили в крови.
Но даже с таким раскладом ей нехило досталось. Она вспомнила, как мужской кулак расквасил ей нижнюю губу, как половина плиты окрасилась кровью, как резко скрутило живот, когда по нему ударили коленом, и как громко, как чертовски громко всё это время кричал Миша! Память предательски, будто специально хотела сделать больно, вытаскивала пережитый ужас наружу. Он был реальным, не простым воспоминанием. Хоть вокруг и была темнота, Катя поняла, что она в своей квартире. В своей старой квартире. Сейчас она пойдёт прямо, свернёт направо и попадёт в комнату Миши, где он, наверное, уже спит. Надо пожелать ему спокойно ночи и…
Катя взвыла, вцепившись пальцами в правое бедро. Шрам, оставленный Максимом, резко воспламенился. Там, где он прорезал кожу ножом, теперь бушевал пожар. Эта уродливая линия, тянущаяся от бедра к промежности, горела как чёртов бензин! Казалось, кто-то влил туда плавящийся металл, и теперь он прогрызал кожу изнутри, пытаясь вырваться наружу! Боль была невыносимой, за гранью возможной, но Катя всё равно не теряла сознание, хотя чувствовала, что сгорает заживо.
Она вжалась в стену и закричала, пока шрам продолжал нагреваться. И его жар распространялся по всему телу. В сосудах начала вскипать кровь, растворяя их тонкие стенки. В вены ворвалась магма, и мчалась она по организму с такой скоростью, что шумным потоком отдавалась у самых висков. Кате казалось, она видит каждую частичку тьмы, её зрение обострилось как у антилопы, заметившей поблизости льва. С каждым выдохом воздух становился всё горячее и горячее, но даже боль в лёгких не могла перекрыть жжение шрама, раскалявшегося как мягкая сталь.
Так вот как сгорают люди. Вот, что они чувствуют.
Как только эта мысль пронеслась в голове, жар внутри усилился. Катя подняла правую руку и впилась в кисть зубами, стараясь перекрыть одну боль другой. В рот тут же мерно потекла кровь – горячая, обжигающая язык. Безумно захотелось вонзить ногти в шрам и разорвать его, выпустить наружу ту лаву, что протекала под самым порезом! Катя хотела разорвать своё правое бедро, расцарапать его до крови, лишь бы шрам перестал так пульсировать! Если бы к ней подтащили ртутный градусник, он бы тут же лопнул от такой температуры. Пот пытался охладить тело, скатывался по нему сотнями капель, но жар так и не проходил. Начали плавиться зубы. Катя чувствовала, как они горячим соком вливаются в дёсны, и закричала, не в силах терпеть эту боль. Кровь, вытекающая из прокусанной кисти, вскипела во рту, так что пришлось её мигом выплюнуть, чтобы окончательно не обжечь язык.
