– Мы тут снимаем фильм. По старинной детской повести «Старик Хоттабыч». Ты не читала такую?
– Нет.
– Этой повести больше ста лет. Написал ее писатель Лагин. Там рассказывается о том, как один мальчик, который жил у нас в первой половине двадцатого века, случайно нашел кувшин, где был спрятан джинн.
– Трудно поверить.
– Почему?
– Что джиннам у нас делать?
– Ну, это фантастическая повесть! Это сказка! Ее очень любили дети двадцатого века.
– И что же делал тот джинн? – спросила Алиса.
– Они с мальчиком очень подружились, и постепенно джинн настолько привык к нашей стране, что решил никогда ее не покидать. Он даже устроился работать радистом на полярную станцию.
– Зачем на полярной станции радист? – спросила Алиса.
– Все это происходило очень давно. Тогда даже телевизора не было. Но книжка получилась веселая. Старик Хоттабыч, так звали джинна, ходил в цирк, на стадион и всюду попадал в смешные истории. Фокуснику он решил показать, как делать настоящие чудеса, а футболистам подкинул на поле много мячей, чтобы им всем хватило. И вот, снимаем исторический фильм для детей о старике Хоттабыче.
– А зачем вам нужен мой Мустафа?
– Одного джинна мы нашли. Это пенсионер, чемпион мира по длине бороды. Добрейший старичок. Его теперь даже внуки Хоттабычем зовут. Но в фильме у нас должен быть еще один джинн, старший брат Хоттабыча по имени Омар Юсуф. Это отрицательный герой. Настолько отрицательный, что в конце концов от него отделались, запустив в космос. Как ты думаешь, твой джинн не согласится у нас сняться в такой роли?
– Мустафа никогда не согласится быть плохим джинном, – сказала Алиса. – Он думает, что все джинны хорошие.
– Вот именно! – рявкнул Мустафа, который незаметно вошел в комнату. – Кто решил, что я плохой джинн? Тогда он пускай готовится к смерти. От него останется порошок и мокрое место.
Герман Шатров смотрел на Мустафу, широко открыв глаза.
– Это чудо! – воскликнул он. – Второго такого джинна нам никогда не найти. Теперь я понимаю, почему джиннов так боялись дети!
– И не только дети, – поправил его Мустафа и почесал когтями волосатую голую грудь. – Меня боялись целые армии. Из-за меня убежал из Индии Александр Македонский. Ты его знаешь?
– Читал, – осторожно сказал Герман.
Алиса подмигнула Герману. Мустафа опять выдумывал – он только вчера посмотрел по телевизору исторический фильм об Александре Македонском и страшно завидовал славе древнего полководца.
– Чем ты мне заплатишь? – спросил Мустафа.
– Боюсь, что рубинов, алмазов и жемчуга у меня нет, – признался Герман.
– Этого добра у меня целые сундуки, – расхохотался джинн. – Ты меня соблазни чем-нибудь бесценным, чистым, как весенний цветок.
– Я обещаю тебе славу, – сказал Герман.
– Какую? Неужели ты дашь мне войско, чтобы победить твоего ничтожного соседа и стать славным полководцем?
– Нет. Я обещаю тебе аплодисменты зрителей, цветы поклонниц, наградные вазы и миллион писем от почитателей.
– Чепуха, – проворчал джинн, – я не умею читать и не намерен учиться. Пускай учатся слабые!
– Тебе даже не надо учиться, – сказал Герман. – Мы дадим тебе секретаря, который будет читать для тебя все вывески и объявления. Конечно, если тебе некогда играть в кино, то скажи – и мы найдем другого артиста.
– Только попробуй! – рассердился Мустафа. – Или я играю главную роль, или я разнесу на куски все твое кино.
– Просто уж и не знаю, что тебе сказать, – произнес Герман.
Но глаза у него были хитрые и смеялись. Он заманил к себе Мустафу, хоть Мустафа думает, что это он сам решил играть в кино.
Мустафа обернулся к Алисе и спросил:
– А что думает по этому поводу моя недостойная сестра?
– Я всю жизнь мечтала сняться в кино, – сказала Алиса, – чтобы потом все жители Земли и всей Галактики видели меня на экране или по телевизору и говорили: «Какая красивая девочка! Какая талантливая актриса!»
Мустафа знал, что такое кино и что такое телевизор. По вечерам его было не оттащить от экрана, особенно если показывали мультики. Поэтому слова Алисы ему были понятны. Но все же он продолжал сомневаться.
– А вдруг, – сказал он не очень уверенно, – они захотят посмеяться над несчастным доверчивым и добрым джинном!
– Если ты заподозришь что-то подобное, – удивилась Алиса, – неужели ты не сотрешь с лица Земли всю съемочную группу, а заодно и всю киностудию?
– Сотру, – согласился джинн и обернулся к экрану видеофона: – Я согласен сниматься в вашем ничтожном фильме. Но только попробуйте не заплатить мне аплодисментами и премиями!
Нужно ли говорить, что, когда Алиса привезла Мустафу на съемочную площадку, при виде настоящего дикого и злобного джинна все заверещали, а некоторые смертельно перепугались. Мустафе там понравилось.
Только старика Хоттабыча он не уважал. Он его щипал, дергал исподтишка за бороду и ругал по-арабски.
Так как снимали исторический фильм, то со всей Москвы, из всех театров и даже музеев на площадку свезли множество вещей и инструментов, которыми пользовались древние люди в середине двадцатого века. Когда Алиса пришла в первый зал, где подготавливали декорации, она там увидела вот что: трамвай, примус, галоши, чайник, железный утюг, гладильную доску, этажерку, покрытую кружевной салфеточкой, патефон, модель самолета-биплана, кровать с никелированными шариками на спинке, красный галстук, много портретов всяких забытых людей с усами и лысинами, в париках и шляпах, корыто, подкову, колесо от телеги, амбарный замок, эмалированную кастрюлю, шесть сковородок, валенки с заплатами, лапти изношенные и лапти новые, прялку, сани, ящик гвоздей и шурупов, костыли, шелковый веер, керосиновую лампу, связку толстых свечей, сундук, ножную швейную машинку, карету и еще массу вещей, которые Алиса не успела разглядеть.
Среди всего этого богатства стояла костюмерша, а может, реквизиторша Оксана с толстой белой косой и розовыми щеками. От нее пахло земляникой, и она казалась случайно залетевшей на свалку бабочкой.
– Что делать? – спросила она у Алисы.
– Что делать? – раздались голоса.
И тут Алиса увидела, что в глубине зала, за грудами вещей, стоят пожилые и даже старые люди. Человек десять.
Девушка-реквизитор заметила удивление Алисы и объяснила:
– А это наши консультанты. Мы позвали сюда самых ученых стариков и старушек, чтобы они объяснили нам, какие из этих вещей были в ходу в тысяча девятьсот тридцатом году, а какие еще раньше. Вот они и думают.
– Это очень сложно, – сказала Алисе одна бабушка. – Мне вот сто двадцать лет, и я совершенно забыла, в каком году по Пушкинской площади ходил трамвай, а в каком – троллейбус.
