— Ты слишком перепуганная. Успокойся. Я своё слово держу: если сказал, что не буду к тебе приставать, значит, не буду.
— Никогда-никогда? — спрашиваю в слепой надежде. Как же хочется верить, что Дамир передумал и переключился на другую девушку.
— Только во время поездки, — усмехается он.
— Жаль, что вашего благородства хватает всего на двадцать минут, — совершенно искренне говорю я, и Дамир снова обжигает меня коротким взглядом.
Невольно ёжусь в кресле, откидываю непослушную прядь волос, упавшую на лоб, и поправляю рубашку. Рядом с Гордеевым мне некомфортно, будто одним махом взрываются все предохранители, и я остаюсь без малейшей защиты. От его пронзительного взгляда бешено колотится сердце, от дурманящего древесного аромата во рту собирается слюна, а по телу пробегает лёгкая дрожь.
Не понимаю своей реакции. Перед Назаром я не робела в начале нашего знакомства, воспринимала его как хорошего товарища и всегда чувствовала укол вины, когда он звал меня на свидания и раз за разом получал отказ. Волнение появилось намного позже, перед первым поцелуем и, конечно же, первым сексом. Тогда я нервничала, места себе не находила, тряслась, как осиновый лист, и боялась того, что будет дальше. Целоваться мне нравилось, а вот всё остальное… Нужно было привыкнуть.
Рядом с Назаром мой пульс не частит и ладошки не потеют. Я боюсь его подвести, опозорить, не дотянуть до стандартов высшего общества, но это не имеет ничего общего с волнением. Мне хорошо с ним, в большинстве случаев, и я рада, что моё сердце остаётся спокойным. Вот только оно не должно рваться из груди в присутствии другого мужчины.
Мой взгляд снова падает на Дамира. Красивые длинные пальцы, уверенно обхватывающие руль, вены, оплетающие крепкие руки, часы на левом запястье, расстёгнутая пуговица рубашки.
Дыхание учащается. Я просовываю ладони между своих сомкнутых ног и сглатываю застрявший ком. Нужно отвлечься, придумать тему для разговора.
— Как поживает Альвина?
Отличный вопрос, просто замечательный! Вот сейчас Дамир спросит, а почему я сама ей не позвоню и не заведу дружеский разговор.
— Да нормально, развлекается. Сейчас, скорее всего, в клубе отдыхает, — небрежно бросает Гордеев.
— И вы спокойно отпускаете её?
Назар никогда не разрешит мне ходить в клубы без него. Он считает, что это плохое место для молодой красивой девушки, и я полностью его поддерживаю.
— Конечно. Альвина не моя собственность, чтобы что-то ей запрещать.
— Дело не в собственности, а в её безопасности. Мало ли, что может случиться в таких злачных заведениях.
— Тебе точно двадцать? — удивлённо выгибает бровь Дамир. — Повторяешь фразы закостенелых стариков. Ну или ревнивых собственников, — он недовольно поджимает губы.
— Ничего подобного! — вспыхиваю я. Как он смеет оскорблять Назара?
— Хватит, — грубо обрывает меня Дамир, сверкнув стальным взглядом. — Эту тему я обсуждать не желаю.
— Но вам всё равно стоило бы больше внимания уделять своей девушке! Счастливые не ходят по клубам.
Я складываю руки на груди и смотрю на светофор, который загорается красным светом. Целых шестьдесят секунд. Вечность.
Машина плавно тормозит, щека и шея начинают покалывать от того, что Дамир опять меня разглядывает.
— У меня нет девушки. Альвина — моя сестра.
Тело странно вибрирует, в груди становится горячо и щекотно. Я поворачиваюсь к Дамиру, зачем-то улыбаюсь и переспрашиваю:
— Точно? Почему же вы никак её не представили?
— Было любопытно, — он всем своим видом показывает, что не намерен объясняться передо мной. Что ж, не больно-то и хотелось. Зато теперь я знаю, что Гордеев — не козлина в превосходной степени, который перед носом у любовницы пристаёт к другой девушке.
— Вы невыносимы, — бурчу я, старательно скрывая улыбку. Нельзя, чтобы Дамир догадался о моей радости.
Спина мягко вжимается в кресло, сигнализируя о том, что светофор загорелся зелёным. До квартиры Назара остаётся несколько минут, и я уже чувствую себя гораздо спокойнее.
— У тебя есть загранпаспорт?
— Да. А что?
Я вижу очертания новостройки, в которой живёт Назар. Почти приехали.
— На этих выходных я лечу в Германию на встречу с бизнес-партнёром. Ты, естественно, должна меня сопровождать.
Нет! Нет! Нет! Только не в эти выходные!
— Когда? На сколько дней? — шелестящим голосом спрашиваю я.
— Вылет в пятницу вечером. Возвращаемся в понедельник.
Машина останавливается на парковке возле дома Назара. Я дрожащими пальцами отстёгиваю ремень безопасности, провожу ладонями по лицу, быстро мотаю головой.
— Я не смогу, Дамир Александрович. Простите.
— Почему?
— У моей мамы операция в субботу. Я должна быть с ней. Нельзя оставлять её одну, — тараторю, захлёбываясь отчаянием.
Вдруг случится непоправимое, а меня не будет рядом? Риск минимальный, но это всё же операция, и довольно сложная.
Тяжёлый вздох и долгая пауза.
— Что ж, поздравляю, Илана, с первым серьёзным испытанием. До вечера пятницы ты должна отменить встречу с Вебером и перенести её на следующие выходные.
— Спасибо вам огромное! — мой голос взлетает вверх, меня трясёт от радости и облегчения. — Я всё сделаю, Дамир Александрович. Я больше вас не подведу.
В порыве благодарности я дотрагиваюсь до ладони Дамира, а затем, наплевав на правила, крепко сжимаю его руку. Она тёплая, приятная на ощупь, слегка шероховатая. Я случайно касаюсь его запястья там, где бьётся пульс.
Поднимаю голову и сдерживаю ошеломлённый возглас. Карие глаза Дамира опасно блестят, зрачки расширены.
А его свободная рука тянется к моим волосам.
15
Я затаиваю дыхание, будто в замедленной съёмке наблюдаю, как рука Дамира приближается к моим волосам, как его длинные пальцы, которыми я любовалась всю дорогу, находятся в каких-то считанных сантиметрах от моей горящей кожи. В этот момент я отчаянно мечтаю, чтобы он дотронулся до моего лица, погладил по щеке, коснулся подбородка. Дикое, нерациональное, совершенно неуместное и запретное желание острой вспышкой пронзает тело, я не успеваю толком его опознать и проанализировать, поэтому не отшатываюсь от Гордеева. Рвано и поверхностно дышу, когда он пропускает сквозь пальцы мои локоны, тихонько всхлипываю, когда его запаха становится слишком много, а потемневший взгляд окончательно затягивает в опасный омут.
Это наваждение, безумие, сумасшествие. Так нельзя, я должна отвернуться, сбежать.
Поздно. Дамир меня касается. Его шероховатые подушечки скользят по чувствительной коже, задевают висок, скулу, щеку, двигаются ниже. Я плотно сжимаю губы и дёргаю головой, без слов показывая, что он должен остановиться.
