К глазам подступают слёзы, губы и подбородок начинают дрожать. Нет, он не увидит, как сильно меня ранили его слова!
— Мне нет никакого дела до ваших философских рассуждений, — деланно пожимаю плечами, стараюсь, чтобы голос звучал безразлично, сухо. — Я получила то, что хотела. А теперь пора спать. Как вы помните, Дамир Александрович, завтра у нас тяжёлый день.
Разворачиваюсь и медленно иду к своему номеру. Слёзы беззвучно катятся по щекам, но моя походка при этом идеальная — спокойная, выверенная, грациозная. Знаю, что Дамир провожает меня взглядом, поэтому до конца играю свою роль. Открываю дверь, захожу в свой номер и, спрятавшись от жестокого мира, сползаю по стеночке, заходясь в долгих рыданиях.
20
— Прости, телефон был на беззвучном режиме. Я обо всём забыла, как только оказалась в Берлине.
Я укрываюсь тёплым одеялом, но продолжаю немилосердно дрожать. Интересно, когда мне полегчает? Глаза пекут от пролитых слёз, в груди — устрашающая пустота, а в голове полный сумбур. Я до сих пор не осознаю масштаб случившейся катастрофы. Моя жизнь превращается в хаос, а я лежу на кровати и разговариваю с Назаром.
— Это очень на тебя похоже, Илана, — звучит из динамика его раздражённый голос. Снова он мною недоволен. Неужели так будет всегда? Что если я зря стараюсь завоевать его любовь и уважение?
— Да, знаю. Я совсем потеряла голову, впервые оказавшись за границей.
Чем ещё объяснить моё сумасшедшее желание поцеловать Дамира? Я не смогу больше на него работать, не после того, как он назвал меня продажной девкой, доказав тем самым свою правоту. Что он за человек такой? Упивается чужими недостатками, ищет во всём подвох, делает поспешные выводы. Но я сама виновата. Согласилась же на поцелуй, значит, тем самым приняла его предложение. Вскоре Назар откроет свой ресторан в отеле Гордеева, а я уже завтра вечером получу свободу. Меня ожидает фитнес, низкоуглеводная диета и восстановление в университете. Даже если Назар будет против, я всё равно пойду учиться. Всего полгода потерпеть — и я вновь окунусь в студенческие будни. Всё будет хорошо.
— Ладно, малыш, я сейчас занят. Созвонимся позже, окей?
— Да, конечно. Я прилетаю в воскресенье в десять утра. Ты меня встретишь? — крепко сжимаю телефон в ладони, надеясь услышать положительный ответ. Поддержка необходима мне, как воздух.
— Не знаю, детка. Посмотрим. Всё, давай, пока.
Обнимаю подушку руками и чувствую, как слёзы вновь подкатывают к горлу. Я жестоко ошиблась, поддавшись мимолётным желаниям. Ни при каких условиях нельзя было целовать Гордеева. Я познала вкус его губ, жар его прикосновений, но эти знания обошлись мне слишком дорогой ценой. Без них можно было прожить, а вот без интересной работы и чувства собственного достоинства будущее кажется мне мрачным, бесперспективным. Я снова и снова пытаюсь убедить себя в том, что никакой катастрофы не случилось, но тупая боль в левой половине груди кричит об обратном.
Я всё потеряла.
Но, как ни странно, особой вины перед Назаром я не чувствую. Почему он не может поговорить со мной в одиннадцать ночи? Чем таким важным он занят? Развлекается с той, которая написала ему смс-ку с незнакомого номера? Назар изменился за эти две недели. Он больше не требует секса и постоянно с кем-то общается по телефону. Мы совсем отдалились друг от друга.
А мы были когда-нибудь близки?
Я встаю с кровати, открываю мини-бар и с интересом разглядываю его содержимое. Здесь есть вино. Можно выпить совсем чуть-чуть. Хуже не будет.
Наливаю рубиновую жидкость в стакан, делаю первый глоток. Почему я отказываюсь от простых житейских радостей: аппетитной еды, вкусного алкоголя, дружеского общения? Разве два-три лишних килограмма сделают меня страшной толстухой? Сомневаюсь. До встречи с Назаром я ела всё, что душа пожелает, и была вполне обычной девушкой. Не идеальной худышкой, конечно, но и о весе никогда не задумывалась.
Никогда не думала, что буду так сильно зависеть от мнения другого человека. Да, Назар — мой мужчина и я очень благодарна ему за оказанную помощь, но это не значит, что мой мир должен вертеться только вокруг него.
Из губ вырывается сдавленный смешок, потом ещё один, и ещё, пока я наконец не начинаю смеяться в полную силу. Безумный поцелуй с Дамиром так сильно шандарахнул мне по мозгам, что я впервые задумалась о влиянии Назара на свою жизнь. Я его безмерно уважаю и ценю, но за две недели работы внутри меня расцвели новые чувства: самоуважение, жажда признания, интерес к людям, стремление преодолевать и побеждать.
Разве после этого я смогу вернуться к прошлой жизни?
Правильного ответа нет. Придётся полагаться на собственные ощущения.
Допиваю вино и снова ложусь в постель. Алкоголь помогает: через несколько минут я перестаю дрожать, а спустя полчаса наконец засыпаю.
***
Утром, кое-как замазав отвратительные синяки под глазами, я спускаюсь на первый этаж и жду своего начальника. Даже в мыслях мне сложно называть его по имени. Лучше босс или Гордеев. Звучит нейтрально, и ничто не напоминает о вчерашнем поцелуе. Я смогу не думать об этом. Зачем лишний раз бередить душу и тело? Всё равно мы расстанемся завтра утром. Навсегда.
— Здравствуй, — Гордеев даже не удостаивает меня взглядом, лишь сухо и небрежно кивает. Этого стоило ожидать. Мне не больно. Всё хорошо.
— Доброе утро, Дамир Александрович, — растягиваю губы в предельно вежливой, я бы даже сказала, слащавой улыбке.
Всего один день. Я смогу изображать безразличие несколько часов подряд. Это не сложно.
А дальше нас засасывает рабочая суматоха. Даже город толком разглядеть не могу, одна встреча сменяется другой, от деловых разговоров на английском и немецком языке пухнет голова. Гордеев меня не замечает и почти не смотрит в мою сторону. Я больше ему не интересна. Наше общение вежливое, сухое до такой степени, что на зубах скрипит песок.
В какой-то момент мне хочется завыть от боли, но я, конечно же, до конца играю роль вежливой старательной помощницы, которая ничуть не страдает после вчерашнего разговора. Пусть Гордеев думает, что он прав: я продалась и тот поцелуй совершенно ничего не значил. Хотя на самом деле…. Так, стоп, я запрещаю себе думать об этом!
— На этом всё. Ты свободна, — произносит Гордеев с каменным выражением лица.
Я растерянно смотрю сначала на Вебера, обаятельного седого немца в очках, потом на своего босса. Их встреча ещё не закончилась, но меня просят уйти. Что ж, это даже хорошо. Я успею прогуляться по городу.
Вежливо прощаюсь с Вебером, а затем, устав от дневного лицедейства, поворачиваюсь к Гордееву. Безразличный, чужой, хмурый. Карий взгляд направлен куда-то сквозь меня, красивые губы плотно сжаты. Губы, которые умеют целовать так, что земля плавится под ногами.
Вебер не знает русского языка, поэтому я спокойно обращаюсь к боссу:
