— Жироми, я понимаю, о чем ты говоришь, — сказал теперь великий викарий. — Возможно, ты даже прав. Но я не могу не помочь людям, детям Божьим, я должен помогать им как Божий управляющий и пастырь в этом смертном мире. Священное Писание подчеркивает эту ответственность в каждой главе Книги Бедар и Книги Лэнгхорна. У нас нет выбора — нам не дана возможность ничего не делать для наших братьев и сестер в Боге, пока они и их дети голодают. — Его глаза загорелись, когда он вспомнил, сколько миллионов других родителей и детей уже голодали, в то время как Мать-Церковь стояла рядом. — Если единственный способ, которым мы можем это сделать, — это… координировать свои действия с Церковью Чариса, тогда я думаю, что это то, что Бог и Лэнгхорн говорят нам делать.
Внутренняя борьба Остина отразилась в его глазах, и Симкин протянул руку и положил ее на его предплечье.
— Я разделяю многие твои опасения, Жироми, — тихо сказал он. — Честно говоря, если бы я действительно понимал, с какими решениями мы столкнемся, когда нас призовут к оранжевым, я бы остался простым солдатом и побежал в другую сторону! Но мы здесь, и его святейшество прав. У нас нет другого выбора, кроме как делать все, что в наших силах.
Остин посмотрел на канцлера. Затем он медленно кивнул. Не в согласии, а в принятии.
— В то же время, — продолжил Симкин, снова поворачиваясь к Робейру, — я должен сказать, что, думаю, архиепископ Мейкел также поймет наши опасения, ваше святейшество. Я могу не сходиться с ним во взглядах по каждому вопросу, но вы не можете читать проповеди этого человека или переписываться с ним так часто, как я, и не почувствовать глубину и искренность его личной веры. Он был бы более чем человеком, если бы не видел возможности вторгнуться Церковью Чариса, но я верю, что он был бы более чем готов публично, твердо и искренне признать, что это совместная экуменическая инициатива Матери-Церкви и Церкви Чариса. Что мы вместе реагируем на гуманитарный кризис, а не ищем новообращенных… или чтобы помешать кому-либо обратиться в другую веру.
— Уверен, что он так и сделает, — сказал Робейр и грустно улыбнулся Остину. — И я в равной степени уверен, что независимо от того, что мы провозглашаем, что делаем, Церковь Чариса утвердится в Харчонге, Жироми. Нам просто нужно будет сделать все возможное, чтобы в свое время вернуть некоторые из этих душ.
— Конечно, ваше святейшество, — сказал Остин.
— Тем временем, ваше святейшество, — сказал Мейгвейр, — думаю, нам также нужно подумать о более светской тетиве для нашего лука.
— Почему-то я не удивлен, — сказал Робейр, немного криво улыбаясь своему старому союзнику. — Должен ли я предположить, что это как-то связано с графом Рейнбоу-Уотерсом?
— Конечно, вы должны. — Мейгвейр улыбнулся в ответ, затем выражение его лица стало серьезным. — Думаю, что нам с Густивом нужно с ним поговорить. С вашего разрешения, я предлагаю сказать ему, что Мать-Церковь готова предоставить ему средства и оружие, чтобы он организовал отряд из ветеранов могущественного воинства. Если то, что происходит в Харчонге, продолжит распространяться, это только вопрос времени, когда это коснется их восточных провинций, и это прямо по другую сторону нашей границы. Одному Богу известно, как это может перекинуться на западные епископаты, особенно с учетом того, что там обосновалось так много ветеранов воинства. По крайней мере, нам нужно организовать достаточно мощное «местное ополчение», чтобы иметь дело со всем, что пересекает границу. И, если ситуация продолжит ухудшаться, думаю, мы также должны очень тщательно рассмотреть возможность фактического использования его и его ветеранов для обеспечения максимально возможной безопасности в Лэнгхорне, Мэддоксе и Стене. Он никак не сможет найти людей, чтобы «усмирить» остальную часть Северного Харчонга, но, может быть — может быть — нам удастся, по крайней мере, свести к минимуму резню в этих провинциях. И думаю, что было бы гораздо разумнее использовать харчонгцев Рейнбоу-Уотерса вместо того, чтобы добавлять в эту смесь армию Бога. Только Шан-вей знает, чем закончилась бы отправка армии Матери-Церкви в вооруженный конфликт с собственными, «истинными» епископами Матери-Церкви — именно так эти ублюдки представят себя, если мы пошлем наши собственные войска.
Робейр посмотрел на него, размышляя об этом. Затем, наконец, он кивнул.
— Вы правы, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы это было не так, но это так. И вы с Густивом определенно лучшие люди, чтобы обсудить это с ним.
VI
Императорский дворец, город Черейт, империя Чарис, и Северный Харчонг
— Мне действительно следовало приехать в Мэнчир, — сказала глубоко беременная Шарлиэн Армак, когда сержант Эдуирд Сихэмпер открыл дверь комнаты для частных аудиенций и с поклоном пропустил через нее жилистого молодого человека. За ним последовала молодая женщина, выше его ростом, с карими глазами, но с таким же решительным подбородком, хотя и в несколько более изящной версии.
— О нет, вам не стоит этого делать, императрица Шарли, — сказал молодой человек с широкой улыбкой, махая ей в ответ, когда она начала подниматься. — Не в таком состоянии!
Он пересек комнату быстрыми, пружинистыми шагами, склонился над ее удобным мягким креслом, обнял ее и поцеловал в щеку. Она протянула руку и погладила его по щеке в ответ, затем вздохнула и откинулась на подушки.
— Не буду притворяться, что мне не стало легче, когда ты настоял, чтобы я осталась здесь, — призналась она. — И, по крайней мере, Кэйлеб лично приехал, чтобы доставить тебя на «Алфрид». Может быть, ваши подданные простят нас за то, что мы вынесли ваше официальное посвящение из Мэнчирского собора. Я действительно хотела, чтобы мы приехали для этого в Мэнчир. Действительно, я так и сделала бы, Дейвин, но на этот раз….
Она покачала головой.
— Все дома понимают, — сказал ей князь Дейвин Дейкин, устраиваясь на оттоманке рядом с ее креслом. — Думаю, что они просто в порядке.
— Уверена, что так и есть, — сказала его сестра, княжна Айрис Эплин-Армак, герцогиня Даркос. — В Корисанде нет ни одной души, которая хотела бы, чтобы ты рисковала своим здоровьем, Шарли. С другой стороны, нет смысла притворяться, что Дейвин не стал бы настаивать, даже если бы они так не чувствовали, — добавила она, подходя к креслу Шарлиэн.
Она двигалась более степенно, чем обычный стремительный бег ее брата, и Шарлиэн покачала головой.
— Он знает, что я не единственная, кто беременна, не так ли? — спросила она, довольно многозначительно взглянув на удивительно плоский живот Айрис, прежде чем раскрыть объятия своей невестке.
— Верно, но мне всего два месяца, мама, — скромно ответила Айрис. — В отличие от некоторых людей, которые выглядят готовыми взорваться в любую минуту.
— Я уже не такая большая, какой была с мальчиками! — Шарлиэн запротестовала. — И это была ваша вина, юная леди!
— Моя вина? — Айрис коротко обняла ее, затем выпрямилась. — Если не ошибаюсь, сложно поверить, что я вообще имею отношение к этому деторождению.
