— Очевидно, что ни Стивин, ни я не в состоянии присоединиться к Жейкибу в предоставлении займов, генерал, — сказал Матиу Олсин. — Для членов палаты делегатов это было бы явным нарушением закона. Однако я уверен, что мы — и все ваши друзья на Западе — можем рассчитывать на то, что мы внесем щедрый вклад в расходы на кампанию.
— И мы с Маряно можем обещать вам поддержку гильдий, — вставил Аскар. Хиджинс посмотрел на него, и бумагоделатель пожал плечами. — У нас сейчас более чем достаточно безработных членов гильдии, чтобы обеспечить множество сотрудников кампании, — с горечью сказал он, — и наши люди знают сообщество. Я имею в виду настоящее сообщество, то, которое Миллир и чарисийцы душат до смерти. Мы заставим избирателей поддержать вас.
И разобьем головы избирателям, которые выступают против вас, — цинично подумал Фирнандиз, даже когда он кивнул в знак серьезного согласия.
— И я не единственный издатель, чья газета поддержит вас, — сказал Фейфир, снова вставая в строй так плавно, как будто Фирнандиз репетировал его роль. — На данный момент мы, возможно, в меньшинстве, но я обещаю вам, у вас все равно будут представители — страстные представители — для поддержки вашей платформы!
Хиджинс оглядел их лица, и Фирнандиз протянул руку, чтобы положить ее на плечо генерала.
— Мы не сможем сделать это без вас, генерал, — сказал он мягко, серьезно. — Каждый из нас может внести свою маленькую лепту, предложить нести свою маленькую часть груза, но в конце концов все сводится к вам. Вы — голос и лицо, которые могут донести борьбу до Миллира и его приспешников, как здесь, в республике, так и в Чарисе. Все, о чем мы просим, — это чтобы вы позволили нам поддержать вас в этих усилиях — в этой борьбе за душу республики. Окажите нам честь, позволив нам стоять за вашей спиной, пока вы ведете величайшую битву в своей жизни.
АПРЕЛЬ, Год Божий 915
I
КЕВ «Алфрид Хиндрик», пролив Джексон, и дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис, империя Чарис
— Сегодня я чувствую себя такой чарисийкой, — сказала Франческа Чермин.
— Что? — Дейвин Дейкин стоял очень близко к ней, но явно не слышал ее. Они стояли на носовой палубе КЕВ «Алфрид Хиндрик», прямо внутри прочного фальшборта, где палуба сужалась, чтобы встретиться с носом парохода, и ветер, дующий с прохода, ревел у них в ушах, когда он прокладывал себе путь через сильную волну. Этот ветер осыпал их регулярными брызгами от воды, вспыхивающей белым под ее резко изогнутым носом.
Это также взбило свободные концы конского хвоста Франчески таким образом, который он нашел невероятно привлекательным и более чем немного возбуждающим. И он знал, что это отнимает у нее и ее горничной по меньшей мере час работы, пока они снова распутывают узлы.
— Я сказала, сегодня я чувствую себя такой чарисийкой! — сказала она гораздо громче. — Все… морское и все такое!
— Ну, ты и есть чарисийка! — ответил он, и она покачала головой и сказала что-то еще, чего он не смог расслышать из-за рева ветра. Но это было прекрасно. Это дало ему повод придвинуться еще ближе и обнять ее, в то время как он демонстративно приблизил ухо к ее губам.
— Ты что-то говорила? — подсказал он, прижимая ее к себе и наслаждаясь ее упругим, стройным теплом, и она усмехнулась.
— Я сказала, что, возможно, родилась чарисийкой, но на самом деле я всегда думала о себе больше как о зибедийке, — сказала она.
— Что ж, справедливо, — ответил он с ответной улыбкой. — Ты была воспитана Зибедией — и к тому же довольно агрессивно. Что было действительно умно со стороны великого герцога. Я сомневаюсь, что кто-нибудь в Зибедии думает о нем как об «этом пересаженном иностранце», но даже если кто-то и думает, он, вероятно, не думает так о вас или ваших двоюродных братьях. С другой стороны, — его улыбка стала задумчивой, — я всегда считал себя корисандцем, но это стало почти… второстепенным. Теперь мы все чарисийцы.
Она посмотрела на него снизу вверх, в глубину его внезапно задумчивых глаз, в то время как палуба под ногами дрожала в такт мощным двигателям тройного расширения «Алфрида Хиндрика». Его чувство юмора и отказ воспринимать себя слишком серьезно были очень реальными чертами его характера, но у Дейвина Дейкина была более глубокая, гораздо более вдумчивая сторона. Та, которую он маскировал другими сторонами, когда это было возможно. Она до сих пор не поняла, почему это было, хотя и начала подозревать, что это была преднамеренная попытка отличить себя от своего отца. Подданные Гектора Дейкина называли его «Гектор Хитрый», но его враги использовали такие прилагательные, как «беспринципный», «скользкий», «неискренний» и «коварный», и она задавалась вопросом, сознательно ли он — или бессознательно, если на то пошло — стремился избежать подобного ярлыка. Или, что еще хуже, ярлыка «каков отец, таков и сын» в сердцах и умах тех, о ком он заботился. Но какова бы ни была его причина, она помнила, как потеплело ее сердце в тот день, когда она поняла, что больше не является одной из тех людей, от которых он пытался скрыть эту свою проницательную, аналитическую часть.
— Думаю, что это, возможно, самое замечательное, чего достигли Кэйлеб и Шарлиэн, — продолжал он, не подозревая о ее мыслях. — Я имею в виду, что вся империя моложе любого из нас, но они убедили всех в ней, что мы принадлежим ей и, что более важно, что она принадлежит нам.
— Вот что происходит, когда кучка глупых островитян восстает против всего остального мира… и побеждает, — сказала она ему. — Когда люди следуют за тобой в такую печь, а затем выходят с другой стороны рядом с тобой, это связь, которую никогда не сможет создать простой рожденный править.
— Ты права. — Он кивнул и легонько поцеловал ее в лоб, затем развернул ее перед собой, обняв обеими руками, в то время как она прислонилась спиной к его груди. — Но я думаю, может быть, ты просто указала пальцем на другую часть магии. — Она посмотрела через плечо и изогнула бровь, и он пожал плечами. — Мы все вышли из этой печи рядом с ними, а не по пятам. И я говорю не только о принцах, великих герцогах и графах. Я говорю о каменщиках и плотниках. О простых моряках и железнодорожниках, о фермерах и фабричных рабочих. Я не думаю, что в мире есть кто-то настолько глупый, чтобы бросить вызов им двоим, но это не причина, по которой никто этого не делает. Это потому, что та связь, о которой ты говоришь, является личной для всех их подданных. И это оставляет ужасно большие следы, которые остальные из нас должны попытаться заполнить.
Он посмотрел вперед, прищурив глаза от ветра, который они несли, и поджал губы, обдумывая это. А потом, внезапно, он рассмеялся.
— Что? — спросила она, и он покачал головой.
— Я просто думал о том, как впервые оказался на чарисийском корабле, — сказал он. — Это было сразу после того, как Мерлин и Гектор вытащили нас из Делфирака, и я подумал, что «Дестини» — самый большой корабль в мире. Во всяком случае, он был больше, чем все, что я когда-либо видел! И ты бы видела выражение их лиц после того, как мы поднялись на борт, и все они поняли, что никто не подумал предоставить Айрис горничную или компаньонку! — Он покачал головой. — Вот она, невинная, деликатно воспитанная девушка — ей только что исполнилось девятнадцать, ради Лэнгхорна! — совсем одна на корабле с тремя или четырьмя сотнями мужчин, большинство из которых были не из тех, с кем могла знаться любая уважаемая молодая леди, и все они застряли на борту, до этого даже не видя женщину в течение нескольких месяцев.
