— Встряхнитесь, ребята, — сказал он им. — В святилище будет намного теплее, и все эти коленопреклонения, поклоны и пение скоро снова заставят вашу кровь двигаться!
— Мы знаем, ваше преосвященство, — сказал самый старший из трех скипетроносцев с ответной усмешкой. — И мы постараемся не стучать зубами, пока добираемся туда.
— Вот это дух! — Брейтан рассмеялся и сделал обеими руками прогоняющие движения, чтобы процессия построилась. Архиепископ занял свое место прямо за подсвечниками, Сэмсин и Трасхат стояли у его локтей, в то время как туриферы снимали чехлы со своих кадил и слегка покачивали ими, чтобы убедиться, что цепи были прямыми. Сладко пахнущий дым клубился, и ноздри Сэмсина раздулись, когда он вдохнул знакомый, успокаивающий аромат.
Затем служка, который наблюдал за происходящим, вошел через дверь вестибюля в собственно собор, и хормейстер, который наблюдал за ним, подал органисту сигнал, которого тот ожидал. Он кивнул в ответ, и прелюдия, которую он играл последние двадцать минут, плавно перетекла в мелодию, выбранную Сэмсином для сегодняшней мессы. Величественные вступительные аккорды «Лорд оф эдорейшн» наполнили собор, а затем хор разразился песней, когда носители скипетра — теперь их лица были торжественно радостными — прошли через двери, спустились по нефу и погрузились в эти великолепные волны музыки.
Сэмсин последовал за архиепископом, его собственный голос присоединился к голосу хора и других участников церемонии, и он почувствовал волну удовлетворения, когда понял, что оценка Трасхата была очень близка. Собор все еще был заполнен меньше чем наполовину, но это было намного лучше, чем в первый раз, когда он праздновал здесь Праздник Шулера.
После зверств джихада нетрудно было понять почему. Также было нетрудно обвинить мирян и мирянок в том, что им было сложно провести различие между действиями такого монстра, как Жэспар Клинтан, и порядком, который он использовал для совершения своих массовых убийств. Ежегодный День Искупления имел совершенно особое значение для ордена Шулера, и сам Шулер подвергся пристальному… изучению. Никто не мог отрицать слова книги архангела об ужасных наказаниях, которые он назначил еретикам и богохульникам. Некоторые люди пытались возразить, что Книгу Шулера следует читать в переносном смысле, но это было маргинальное движение, которому Мать-Церковь не потворствовала. Непогрешимость Священного Писания была абсолютной, засвидетельствованной самим святым Лэнгхорном и святой Бедар, и это означало, что святой Шулер написал эти слова, установил эти наказания.
Сэмсин хотел верить, что великий викарий Робейр был прав, когда утверждал, что Наказание Шулера, которое при всей его специфичности и ужасающей суровости составляло едва ли двадцатую часть всей Книги Шулера, было предназначено в первую очередь для устрашения и на самом деле должно было применяться только к тем, кто сознательно и с сердцем, наполненным со злым умыслом, пытался соблазнить невинного на службу к Шан-вей. Просто заблуждающиеся, искренне заблуждающиеся должны были быть возвращены к Свету, а не уничтожены и навеки обречены на Тьму. Такая судьба ожидала только по-настоящему невозрожденного, который сознательно отдал себя на службу Шан-вей и отказался отречься от своей адской любовницы.
Большую часть дней Сэмсин действительно верил в это, но все же иногда случались ночи, когда сон ускользал от него, поскольку он боролся с возможностью того, что даже великий викарий мог ошибаться. И все же в Книге Шулера было так много другого, так много указаний для воспитания детей Божьих. Да, она была суровой повсюду, суровой во многих местах, но в падшем мире, который Шан-вей оставила после себя сломленным и испорченным, такая суровость была необходима. Это была суровость отца, который хотел, чтобы его дети росли духовно сильными и нравственно прямыми, и только собственная духовная гниль Жэспара Клинтана позволила ему нанести массовое Наказание в результате холокоста, который сам святой Шулер никогда бы не санкционировал.
Эти знакомые мысли понесли его по нефу, сквозь музыку, мимо скамей, занятых прихожанами, которые бросили вызов холоду, ветру и мокрому снегу, чтобы быть здесь в этот великий праздник — Праздник святого Шулера, посвященный радостному дню, когда архангел вернулся на заслуженный отдых в славном присутствии Самого Бога, оставив позади изношенное смертное тело, в котором так долго жила его душа. Это бренное тело было похоронено в склепе этого самого собора, который был возведен с особой целью — охранять и освящать его могилу. Эта служба, проходящая здесь сегодня, была эпицентром всех других торжественных месс, проводимых по всей территории Сейфхолда в память о святом Шулере в этот его день.
Сердце Сэмсина воспрянуло, наполняясь простой радостью и беспрекословной верой, которые слишком часто испытывались памятью о джихаде. Как бы ему хотелось цепляться за эту радость, за эту простую, проясняющую веру каждый день в году! Что мстительный, суровый Шулер, гнев которого Жэспар Клинтан смог исказить и извратить в своих собственных целях, мог каким-то образом превратиться в Шулера-учителя, Шулера-хранителя. Если бы только…
Арналд Сэмсин пошатнулся, вскрикнув, когда его руки поднялись, чтобы защитить глаза от внезапной, невыносимой вспышки света. Он никогда не видел — никогда не представлял себе — такого взрыва блеска, и он услышал другие голоса, испуганные, некоторые из них кричали, в шоке, замешательстве и внезапном страхе. Органная музыка умерла диссонирующей смертью, массовая гармония хоров распалась на отдельные крики тревоги, а затем заговорил голос, более глубокий, чем любой, который когда-либо слышал Сэмсин, более мощный, чем любая буря, которую он когда-либо испытывал.
— Не бойтесь, дети мои! — Его величие заполнило собор, скатываясь с высокого купола, растекаясь по нефу, как стена звука, и Сэмсин опустил руки, моргая, пытаясь разглядеть. Он не мог вполне…
Его зрение прояснилось, глаза вспыхнули, и он в благоговейном страхе бросился на колени, увидев могучую фигуру, возвышающуюся в святилище его собора.
Внутренний купол этого собора парил в сотне футов над полом; фигура, стоявшая под ним, возвышалась по меньшей мере на половину этой высоты. Она возвышалась, как титан, свет струился от него колышущимися волнами, и он знал это лицо. Он знал его!
— Не бойтесь, — повторил архангел Шулер. — Здесь вы в безопасности, потому что стоите на земле, освященной верой, посвященной надежде. В погруженном во тьму мире вы — маяк надежды и света, и я призываю вас быть сильными, всегда стоять за правду.
Сэмсин задрожал под суровым, но полным сострадания взглядом могущественного архангела. Он не мог отвести взгляд, хотя и слышал, как архиепископ шепчет слова Катехизиса Шулера, тоже преклонивши колени у ног архангела.
— Вы пережили темные времена, — продолжил архангел. — Ужасные, злые дела были совершены от моего имени. Поступки, которые любой благочестивый человек должен отвергнуть как грязное извращение, которым они были. Прошло достаточно времени, чтобы вы осознали эту правду, обдумали ее и поняли, что, хотя от моего имени совершались ужасные вещи, на это никогда не было моего одобрения.
