Стройная женщина, удобно устроившаяся рядом с ним на диване в их каюте, поджав под себя ноги, подняла голову с его плеча, чтобы посмотреть на него.
— Ты не собираешься добавлять это в свой список «вещей, за которые я несу ответственность», — строго сказала она ему. — Харчонг — особенно Северный Харчонг — был катастрофой, которая должна была произойти еще до того, как на этой планете когда-либо родился кто-то еще, кроме тебя и Нимуэ,! Да, джихад, наконец, подтолкнул его к краю, но это все равно должно было произойти — позже, если не раньше, — и ты это знаешь.
— Ты права, любимая. — Он криво улыбнулся. — И обещаю не корить себя из-за этого. Во всяком случае, не так сильно. Однако это не меняет того, насколько все будет плохо.
— Не меняет, — признала Ниниэн Этроуз, и ее великолепные глаза потемнели. Очень немногие люди в истории когда-либо были более жесткими, чем Ниниэн Рихтейр Этроуз, но она не смогла заставить себя наблюдать за невыразимыми зверствами, творимыми в Харчонге.
— Я тоже не могу не согласиться, — сказал Мейкел Стейнейр из Теллесберга. Голос архиепископа Чариса был таким же сильным, как всегда, его взгляд таким же ясным, но скорбь на его лице была глубокой. — Знаю, что это глупо с моей стороны, но не могу не пожелать, чтобы любой, кто страдал так же сильно, как харчонгские крепостные, проявил хотя бы немного сострадания!
— Некоторые из них — горстка из них — проявили сострадание, ваше преосвященство, — тяжело произнес сэр Корин Гарвей. — Ожидать большего, чем это?
Его изображение пожало плечами на контактных линзах других, и стройная рыжеволосая женщина, сидевшая по другую сторону его стола, мрачно кивнула.
— Хотела бы я, чтобы у нас была волшебная палочка, которая могла бы все это остановить, но у нас ее нет. — Ее глаза — такие же темно-сапфировые, как у Мерлина, — были темными. — И знаю, что многие люди, с которыми это происходит, особенно дети, не заслуживают этого. Но некоторые из них заслуживают, Мейкел. — Ее лицо напряглось. — Некоторые из них заслуживают каждую чертову секунду этого.
— Конечно, заслуживают, но дело не в «воздаянии по заслугам», Нимуэ. — Стейнейр печально покачал головой. — Тот факт, что некоторые из них этого не заслуживают, ужасен, но я молюсь за людей, пытающих и убивающих их, так же сильно, как и за невинных жертв. Ничто другое в этом мире не может проклинать и уничтожать души так эффективно, как наша потребность отомстить и назвать это справедливостью.
— Возможно, ты прав, — признал граф Корис, — но я не вижу никакого способа изменить человеческую природу, Мейкел. Так что, полагаю, вопрос в том, можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы минимизировать его последствия. Если мы не можем остановить это, есть ли какой-то способ, которым мы можем хотя бы ограничить резню?
— Я пока не вижу ни одного. — Кэйлеб приподнял бровь, глядя на Шарлиэн, но его жена только печально покачала головой в знак согласия.
— Официально у нас все еще есть только слухи о том, что происходит, — продолжил император, переключая свое внимание на остальную часть группы. — Знаю, что подтверждение уже в пути, и нам придется сформулировать какую-то официальную политику, когда оно поступит, но пока этого не произойдет, мы ничего не могли бы сделать, даже если бы мы могли что-то придумать.
— На самом деле, думаю, у меня может быть какая-то надежда на инициативу барона Стар-Райзинга, — сказал князь Нарман из компьютера, в котором находились он и его виртуальная реальность.
— Ты действительно думаешь, что он сможет это провернуть? — В голосе Пайн-Холлоу звучал скептицизм, и созданное компьютером изображение Нармана пожало плечами.
— Я действительно думаю, что он может… если ему повезет больше, чем аду, простите за выражение, Мейкел. — Губы Стейнейра дрогнули, и Нарман ухмыльнулся. Затем его собственное выражение лица стало серьезным. — Травис, Сова и я не могли предсказать, что появится кто-то вроде него, или, скорее, мы намеренно отказались принимать желаемое за действительное и надеяться, что появится кто-то такой. Но я думаю, что он действительно собирается попробовать, а не бросать все и бежать со своей семьей, и доктор Джонсон был прав. Видит бог, у Стар-Райзинга достаточно ужасных примеров по соседству в Тигелкэмпе, чтобы сосредоточить чье-либо мышление! Мало того, крепостное право в западном Харчонге никогда не было таким жестоким, как в остальной части Северного Харчонга.
— Главным образом потому, что именно там сосредоточено так много ремесленников и мастеров Северного Харчонга, — отметила Ниниэн. — Особенно в Буассо и южном Чешире. Конечно, в Омаре и Паскуале их столько нет. А в провинции Бедар почти нет населения, если не считать нескольких рыбаков на побережье.
— Но в западном Харчонге гильдии были в такой же степени связаны с аристократией, как и где-либо еще, — возразил Эдуирд Хаусмин, герцог Делтак. — Они так же заинтересованы в старой системе, как и все остальные.
— Не совсем, — не согласился Нарман. — О, они замешаны, не думаю, что кто-то мог бы поспорить с этим, Эдуирд. Если уж на то пошло, знаю, что они не хотят видеть, как на их территорию вторгаются мануфактуры вашего стиля. Но сомневаюсь, что они также хотят видеть, как убивают их семьи. И учитывая, сколько еще мелких землевладельцев остается в Буассо и Чешире, даже интересы местной аристократии не так связаны с землей, как интересы крупных держателей власти, скажем, в Тигелкэмпе или Чьен-ву.
Делтак кивнул, хотя и с сомнением на лице. Некоторые из этих «мелких землевладельцев», такие как сам барон Стар-Райзинг, были одними из самых древних аристократических семей Харчонга, учитывая первоначальную модель человеческой колонизации, переселившейся в эти провинции из первоначальных анклавов вокруг Пекинского залива и бухты Ялу. Тем не менее, они также переехали туда до того, как знатным вельможам удалось монополизировать власть. Фактически, эти древние семьи были в значительной степени вытеснены с верхних мест харчонгской структуры власти более недавно облагороженными семьями, распространившимися на восток от их новой столицы в Шэнг-ми в Тигелкэмп и Чьен-ву.
Это, вероятно, помогло объяснить, почему в Буассо и Чешире крепостное право было менее репрессивным. Некоторые из крестьянских владений в этих двух провинциях были почти такими же древними, как титул Стар-Райзинга, а огромные поместья с сотнями, даже тысячами привязанных к земле крепостных были редкостью.
Это также было причиной того, что богатые семьи там вкладывали больше средств в торговлю, чем где-либо еще в Северном Харчонге. Южный Харчонг, конечно, был совсем другим делом, с меньшим количеством знати любого рода и гораздо более открытым взглядом на то, что касалось торговли. Но мало того, что Стар-Райзинг и его товарищи были лишены выгодных должностных привилегий более могущественными аристократами, которые монополизировали имперское правительство и бюрократию, они не могли получать достаточный доход от ведения сельского хозяйства в своих небольших поместьях, особенно учитывая его неэффективность в Северном Харчонге. Так что у них не было другого выбора, кроме как искать другие пути… что, конечно, позволяло знатным, богатым землями представителям аристократии презирать их как простых торговцев.
