И именно поэтому он беспокоился о Ричирде. Мальчик любил книги и поэзию и жил больше в своей голове, чем в мире за ее пределами. Возможно, что еще хуже, он провел годы пребывания своей семьи в Чарлзе, слушая, как его родители с тоскливой ностальгией говорят о доме и друзьях, которых они оставили позади. Его видение республики сформировалось из этих разговоров — основанное на хороших воспоминаниях его родителей, а не на плохих, — и он не был таким прагматичным, как его старший брат Арин.
Держи ухо востро, парень, — подумал книготорговец, когда первые капли дождя застучали по окнам магазина. — Не все такие добросердечные, как ты.
* * *
— Дерьмо, — пробормотал Ричирд Томис, когда первая холодная капля упала ему на макушку. Он действительно не ожидал, что дождь начнется до того, как он вернется домой, но его отец всегда подшучивал над ним по поводу его склонности советоваться со своими надеждами, а не с опытом.
Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы поймать еще три или четыре капли прямо в лицо. Несмотря на темноту, уличного движения было достаточно, чтобы скрежет окованных железом колесных дисков по каменной мостовой заглушал любой звук, который мог издавать дождь, но поднялся ветер, трепеща пламенем в уличных масляных фонарях, раскачивая висящие вывески.
Дождь собирался пойти не только раньше, чем он ожидал, но и гораздо сильнее, чем он ожидал.
Он остановился, оглядываясь по сторонам, держа драгоценный сверток в руках. Он был тяжелым, но гораздо легче того, что в нем находилось: Мир. Печатная продукция. Поэзия, история, четыре самые известные пьесы драматурга Антана Шропски. Он запасался месяцами, с тех пор как понял, что его отец серьезно относится к возвращению в баронство Чарлз. В Лейк-Сити было много сельского колорита, но он все еще оставался столицей провинции республики Сиддармарк, и со времен джихада он быстро восстанавливался. По сравнению с холмами Чарлза его книжные магазины были сокровищницей для любого читателя. На самом деле они были единственной вещью в возвращении семьи Томис в Сиддармарк, которая действительно превзошла мечты Ричирда.
И он был близок к тому, чтобы потерять их. Его мать и отец собирались отвезти его обратно в Симберг, крошечный городок в девяноста милях от ниоткуда (иначе известный как Мартинсберг), где четвероюродный брат его матери приветствовал бы их возвращение со смешанными чувствами. Уиллим Стирджес принял их с распростертыми объятиями, когда они бежали из хаоса западного Сиддармарка. Он был послушным сыном Матери-Церкви и нашел место на своей ферме для всех них. Его посетители отплатили ему за щедрость, приняв участие в бесконечной работе преуспевающего фермера и почти удвоив его производство до джихада. Но ему было всего за сорок, у него быстро росла собственная семья, а ферма просто не была такой уж огромной. Его облегчение, когда Клинтан Томис забрал свою семью обратно в Сиддармарк, было ощутимым, и трудно было винить его за то, что он хотел, чтобы Томисы остались там.
Ричирд желал того же.
Дождь начал барабанить по его плечам, оставляя темные пятна на коричневой оберточной бумаге его книг, и он распахнул тунику, запихивая в нее три тома и наклоняясь вперед, чтобы защитить их своим телом. Ему оставалось пройти больше трех кварталов, если он пойдет по главным улицам, и он обещал матери, что сделает это. Но он не понимал, как он мог сохранить свои книги сухими во время такой долгой прогулки, особенно при таком плохом освещении. Тротуары Лейк-Сити были в хорошем состоянии, но так далеко на севере всегда были каменные плиты, которые вздымались из-за чередующихся зимних заморозков и оттепелей. Если бы он попытался ускорить шаг, то в полутьме обязательно зацепился бы носком за одну из них.
Но был и другой путь…
Ричирд поколебался еще мгновение, затем повернулся и направился к ближайшему входу в переулок. Здания по обе стороны стояли так близко друг к другу, что балконы верхних этажей нависали над переулком, превращая его в своего рода туннель. В его «крыше» было много щелей, но между промежутками он действительно был бы вне дождя, и это позволило бы ему сократить путь на целый квартал.
К сожалению, освещение было еще более проблематичным. Случайные пятна света там, где чьи-то окна выходили на аллею, перемежались гораздо более широкими пропастями чернильной черноты, где не было окон, а балконы над головой перекрывали любой свет, который мог просочиться внутрь.
Эти участки темноты были излюблены жителями Лейк-Сити, которые предпочитали не беспокоить городскую стражу своими деловыми операциями. Ричирд был молод и мал для своего возраста, но не настолько молод, чтобы помешать нескольким из этих граждан выкрикивать знойные приглашения, когда он спешил мимо, и он с улыбкой покачал головой. Его реальный опыт общения с «прекрасным полом», как всегда выражался его отец, отсутствовал, если не считать нескольких неуклюжих поцелуев. Однако, учитывая некоторые книги, которые он прочитал, у него было очень проницательное представление о том, что предлагали эти приглашающие голоса, и часть его — не самая умная — испытывала искушение принять приглашения. Они, вероятно, захотят больше, чем он мог себе позволить, но не похоже, чтобы он мог бы намного дольше тратить свои марки на книги. А его старший брат Арин всегда настаивал на том, что реальный жизненный опыт важнее всего, что он может почерпнуть из книги!
Улыбка Ричирда превратилась при этой мысли в смешок. Арин был всего на пять лет старше его, но иногда эти годы казались целой вечностью. Арин никогда не хотел возвращаться в республику; на самом деле, он боролся с решением своих родителей. Разница в их возрасте означала, что ему было двенадцать, когда семья Томис сбежала в Чарлз. Ричирду было всего семь лет — восемь ему исполнилось в том же году, в Чарлзе, — и его воспоминания о республике и о хаосе, охватившем Тарику еще до их отъезда, сильно отличались от воспоминаний Арина. Если уж на то пошло, он пришел к пониманию, что «его» воспоминания на самом деле были отголосками рассказов его родителей о республике, которая никогда не знала «Меча Шулера». О республике, которая умерла навсегда, когда реформисты и безумие инквизиции разорвали мир на части. Он построил свое собственное видение Сиддармарка на основе этих рассказов… только для того, чтобы обнаружить, насколько далека от видения его реальность во многих отношениях.
Он перестал хихикать и наклонил голову, когда дождь усилился. Вдали от главных улиц практически не было шума уличного движения — гул, доносившийся из-за массивных блоков зданий, окружавших переулок, был больше похож на шум далекого моря, недостаточно громкий, чтобы заглушить стук дождя, хлеставшего по балконам над ним. Он обнаружил, что петляет от темного пятна к темному пятну, прячась под островными крышами, чтобы как можно дольше держаться подальше от ливня.
Это были сторонники Сиддара, — подумал он. — Их не волновало, что Клинтан Томис всегда считал себя верным Сиддармарку, что он отказался записываться в ополчение или армию баронства Чарлз даже в разгар джихада. Их не волновало, что он сбежал с огромной фермы, на которой его семья работала более двух столетий, только потому, что у него была жена и двое маленьких сыновей, и он был полон решимости уберечь их от окружающего его безумия. Он вернулся из одного из Пограничных штатов, даже не из земель Храма, но это не имело значения. Он ушел «в час нужды республики», и это сделало его предателем.
