* * *
— Это наверняка мои родственнички стараются, — хрипло сказал Егор и забулькал бутылкой мартини, разливая напиток в опустевшие стаканы. — Другие дети моего отца. Им не хочется делиться жирным кусочком, вот они и пытаются вывести меня из игры…
— Е-ру-нда, — веско произнесла я. — В твоей версии полно несуразностей. Во-первых, с чего ты взял, что отец тебе что-то завещал? Во-вторых, почему с твоей сестрой ничего не случилось, а за тобой натуральную охоту открыли? Или она по завещанию ничего не получает? В-третьих, существует ли вообще это завещание?
— Ну, родственничкам-то известно гораздо больше моего, я уверен, потому меня и устраняют. Значит, в завещании я и в самом деле упомянут. А Лика… Не знаю, может быть отец пообщался с ней полчасика, увидел ее корыстные глазки и решил ничего ей не оставлять. В назидание.
Егор говорил чрезвычайно убедительно и даже пафосно, но от выпитого мартини язык его слегка заплетался, отчего звучало это очень смешно. Я захихикала и снова глотнула волшебный напиток.
— Чего смеешься? — обиделся мальчишка. — Смешно ей… Мне, может, суждено умереть в двадцать лет, а она веселится!
— Да не обращ-щай внимания, это я просто слегка пьяная, — поведала я, пытаясь унять головокружение. — Не надо было столько пить. А мне еще з-завтра за руль садиться…
— Я сам поведу, — помахал он пальцем перед моим носом. — Так что пей сколько влезет.
— Р-разбежался! Тоже мне, джентльмен выискался!
Я его уже не боялась, забылись все подозрения. Возможно, мартини сыграл свою роль, возможно, искренний рассказ Егора — а я поверила каждому его слову, — но между нами возникла какая-то искорка, какая-то теплота, словно мы тысячу лет друг друга знаем. Я была в курсе его проблем, он — в курсе моих, мы вместе лежали в одной кровати, как давно и прочно женатая парочка, пили, болтали и нисколько друг друга не стеснялись.
Поэтому я почти не удивилась, почувствовав, как Егор осторожно забрал у меня из руки бокал с мартини и легко, едва касаясь, провел пальцами по моему плечу.
— Стаська, — завороженно прошептал он, прежде чем поцеловать меня.
Губы у него были мягкие, сладкие и очень нежные. Я проваливалась в этот поцелуй, голова у меня кружилась — а может быть это кровать кружилась, подхваченная каким-то смерчем? Я отвечала на поцелуй, а он торопливо, одной рукой сдирал с меня пижаму, а другой пытался вытянуть лежащий между нами плед — преграду…
Стоп.
Я вынырнула из лихорадочного поцелуя, оттолкнула от себя руку Егора, и он замер в темноте.
Я целуюсь с двадцатилетним мальчиком. Я пьяная. Мне очень хорошо сейчас, но у меня есть Алекс Казаков и я люблю его.
Остановись, Станислава, ты совершаешь гигантскую глупость, сказала я себе.
— Стася? — неуверенно позвал Егор и протянул ко мне руку. — Что случилось?
— Следуя своему обещанию, — сказала я хрипло и сама поразилась, насколько фальшиво это прозвучало, — я сейчас должна выгнать тебя из комнаты, а на улице плюс пять. Поэтому давай мы просто ляжем спать — и все. Только спать. Ничего больше.
— Я не могу.
— Что — не могу?
— Спать не могу.
— Тогда лежи и думай о приятном. Извини, мне завтра очень рано вставать.
— Я так и думал, что ты замужем, — буркнул Егор и вытянулся на кровати. В темноте я видела, как блестят его глаза, слышала, как он длинно и прерывисто дышит.
— Я не замужем, Егор, — мягко сказала я. — Но я люблю одного человека…
— Это к нему ты едешь?
— Да не к нему я еду! В Славино меня ждут сестра, мама и сын. И давай на этом остановимся, хорошо?
Этой ночью я почти не сомкнула глаз. Лежала, вытянувшись в струнку, ощущала плечом Егорово плечо, слушала его дыхание и знала — он сейчас тоже не спит. А под утро пошел мелкий, почти невесомый дождь.
* * *
Было еще темно, когда из тревожного неглубокого сна меня вырвал аккуратный стук в дверь. Ничего не соображая, я испуганно подняла голову от подушки и услышала, как за дверью негромко произнесли:
— Половина седьмого. Вы просили разбудить.
— Да, спасибо большое, — ответила я, приходя в сознание.
Рядом сопел Егор, с головой укрывшись одеялом. Я спустила на пол босые ноги, поежилась от утренней зябкой прохлады, встала и пошлепала в ванную. В голове шумело, морда была опухшей и похмельной. Какого черта я вчера столько выпила?.. С наслаждением я поплескала в лицо ледяной водой, потом горячей, потом опять ледяной. Физиономия покраснела, но зато взгляд стал более осмысленным. Зевая, я почистила зубы, причесалась, с грехом пополам накрасилась и стала похожа на человека.
Когда я вышла из ванной комнаты, Егор уже успел неумело застелить кровать и одеться. На макушке волосы примялись, на боку топорщились детские вихры, щека была в красную полосочку, да и вообще вид у парня был трогательный. На меня он упорно не смотрел, пряча глаза.
Я ходила по номеру как сомнамбула, собирая вещи, роняя вещи… Егор ушел в ванную и заперся там, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Да мне и самой было стыдно за то, что случилось между нами.
Вчерашнее, почти летнее тепло куда-то улетучилось, пришла настоящая осень. В открытую форточку сочился холодный сырой воздух, с крыши срывались капли и гулко шлепали по жестяному подоконнику. Было темно, пасмурно и тоскливо. Я натянула свитер, упаковала сумку, прошлась по номеру, проверяя, не забыла ли чего. Легкомысленная розовая пижамка — свидетель моего вчерашнего недостойного поведения — лежала в сумке на самом дне, погребенная под другой одеждой. Я надеялась, что сумею как можно быстрее обо всем забыть. Да, как можно быстрее!
Сняв телефонную трубку, я попросила принести в номер две чашки очень крепкого и очень горячего кофе. Потом покосилась на ботинки сорок шестого размера, сиротливо стоящие у двери, и добавила в заказ еще три горячих бутерброда с сыром.
Когда Егор вышел из ванной, на столике дымились чашки с кофе, а я, уже полностью одетая, сидела на краешке кровати и рассеянно смотрела телевизор, по которому шел какой-то древний черно-белый фильм.
— Доброе утро, — сказал Егор натянуто и сел в кресло. — Кофе принесли?
— Да, позавтракай, потому что мне пора ехать.
Мы в молчании, разбежавшись по противоположным углам комнаты, выпили кофе. К еде оба даже не притронулись. Пустую бутылку из-под мартини Егор, покраснев, унес в ванную и выбросил там в корзину для мусора.
— Ты не обидишься, если я скажу, что дальше поеду одна? — спросила я, избегая встречаться в ним взглядом.
Егор понимающе кивнул.
— Конечно, не обижусь.
— Доберешься сам до своего отца? Поймай попутку, ладно?
— Да не волнуйся за меня, все нормально, — сказал он и слегка улыбнулся, так что я узнала прежнего Егора. — И еще, прости за вчерашнее…
