— Все в порядке, — пробормотала я, высвобождаясь из его объятий. Как всегда, прикосновение Алекса вызвало такой взрыв ощущений, что даже кровь к лицу прилила. Вообще это было нечто невероятное. Как азотная и соляная кислота, соединяясь вместе, образуют чудовищной силы смесь, способную растворить золото и платину, так и мы с Алексом: стоило посмотреть друг на друга, прикоснуться — как тут же вспыхивало пламя, которое мог выжечь землю на много километров вокруг. На уровне биохимии мы совпадали настолько, что даже страшно становилось. Да и на всех остальных уровнях тоже…
Алекс тяжелым сумрачным взглядом смотрел на меня. Ему явно приходилось несладко. Пряча глаза, я прошагала к столику и села рядом с ребенком. Алекс примостился напротив, между мамой и Мартышкой. Маленький инцидент остался незамеченным, благодаря обсуждению ужина.
— Мам, ты что хочешь? — подергал меня за рукав сын. — Я думаю, что лучше взять на всех большущую пиццу, а Мартышка хочет фрутти ди маре. Ма, фрутти — это всякие осьминоги и червяки? Тогда я не буду, я не люблю щупальца с присосками, фу, гадость!
И Шурка брезгливо передернулся.
— Шур, ну какая пицца? — сердито сказала мама. — Ты ее лопаешь каждый день, возьми себе что-нибудь другое. Салат, например. Стась, повлияй на ребенка!
— Да, Шурочка, бабушка права, — пробормотала я невпопад, смущаясь от Алексова взгляда.
Сделать бы так, чтобы все пропали, чтобы мы остались одни, запереться в номере… Я так давно его не видела, я так соскучилась по этой гладкой смуглой коже, по этим сильным рукам… Боже мой!
— Станислава! — мама пристально смотрела на меня.
— Да! — Я опомнилась. — Конечно, мам. Извини, я задумалась. Шурка, ты не будешь пиццу, ты будешь… Винегрет, картофельное пюре и рыбную котлету. А что, на ночь нельзя наедаться!
— Винегрет! — ребенок скорчил рожицу. — Ты еще скажи, овсяную кашу.
— Это будет на завтрак.
Наконец, утомительный выбор блюд был закончен, официант записал наш заказ и умчался. Я схватила бокал с водой и долго пила, лишь бы ни на кого не смотреть, ни о чем не говорить… Алекс смотрел на меня все с тем же сумрачным выражением, от которого мне хотелось схватить его за руку и потащить по лестнице в свой номер…
— Извините, я на минуточку, — не глядя в его сторону, я поднялась и направилась к выходу. Лицо пылало огнем. Выйти на веранду, подышать, остыть, прийти в себя…
Я стремительно вышла в темноту, продуваемую ледяным ветром. Море ровно и успокаивающе шумело, волны с плеском накидывались на берег. Я прислонилась к деревянным перилам и глубоко вздохнула, чувствуя, как наполняются холодным йодистым воздухом легкие…
— Стася, что происходит? — спросили у меня прямо над ухом.
Я нервно взвизгнула и сделала попытку сигануть через перила, но меня удержала твердая рука.
— Алекс, больше так никогда не делай! — прошипела я, высвобождая локоть из его сильных пальцев.
— Ты что, испугалась? Почему? Кого ты боишься, Стася?
Я молчала. Алекс стащил с себя свитер, набросил меня на плечи, сам остался в рубашке. Я недовольно повела плечом, но он повелительно сказал:
— Стой смирно. Заболеешь и умрешь, куда сын денется?
Высказав эту позитивную мысль, он достал из кармана джинсов сигареты и щелкнул зажигалкой. Краем глаза я смотрела, как огонь на мгновение осветил его четко вылепленное, красивое лицо, впадинку над верхней губой и сделал глубже тени вокруг глаз.
— Давай поговорим спокойно, без нервов, — предложил он. — Что происходит?
— Это я хотела бы узнать, что происходит.
— А что тебя смущает, я не понимаю? То, что я приехал без предупреждения? Мне просто захотелось с тобой увидеться.
— Если ты будешь врать, никакого разговора не получится, — предупредила я серьезно.
— Само собой, только я ведь не вру, — спокойно заметил он.
— То есть, ты соскучился, и потому приехал. И потому достал звонками Флоранс, и преследовал меня на каком-то неизвестном «Форде»? — взбеленилась я. — Просто потому, что соскучился? Оригинальная версия!
— Ну а как ты объяснишь свое поведение? — Алекс говорил так ровно, будто мы обсуждали просмотренный вчера скучнейший фильм.
— Я должна что-то объяснять?
Против воли мой голос сорвался на почти истерический вопль. Конечно, меня это не красило и выставляло полной дурой, которая не умеет держать себя в руках… Но сейчас это было именно так: я себя с трудом контролировала. Все произошедшее держало меня в беспрерывной панике, доводило до истерики, до состояния сжатой пружины, которая когда-нибудь обязательно должна была выстрелить.
— Ты должна объяснить, почему с тобой в машине ехал какой-то парень, и почему вы от меня сбежали, — сказал Алекс отчетливо. — Потому что мысли у меня напрашиваются самые что ни на есть черные.
Я помолчала, приходя в себя. О чем он спрашивает — о Егоре?
— Это… мой знакомый. Я его просто подвезла.
— Знакомый? Просто знакомый?
Мы не смотрели друг на друга, хотя и стояли бок о бок у перил. Меня начало трясти — не то от холода, не то от нервов. Алекс же был как каменная скала, которая не боится ни холода, ни отвратительных выяснений отношений.
— Послушай, я не понимаю, с каких пор я должна перед тобой отчитываться! Мы что, брали на себя какие-то обязательства? Может быть, ходили в ЗАГС? Или объяснялись в любви? Почему ты меня преследуешь, а потом требуешь каких-то дурацких объяснений?
Я почти орала, но мне уже было все равно. Пружина со свистом распрямилась, и я выплескивала с криком весь страх, всю тоску, всю панику, которая вот уже вторые сутки подряд душила меня, не давай вздохнуть.
— Потому что я не намерен отдать тебя первому встречному парню, которого ты сажаешь в машину из глупой детской мести.
— И кому же это я хочу отомстить?
— Наверное, мне!
— Делать мне больше нечего, — пренебрежительно протянула я. — У меня может быть своя жизнь или нет? Почему ты считаешь, что можешь меня контролировать? И не надо этих дурацких отмазок, придумай что-нибудь получше. И ответь, наконец, зачем ты преследовал меня? Потому что в ревность я, уж извини, не верю.
Он повернулся, долго смотрел на меня так, словно впервые увидел… А потом резко повернулся и ушел.
Мне хотелось сорвать с себя свитер, пропахший таким знакомым, таким чудесным запахом туалетной воды и дорогого табака, и зашвырнуть его в темноту, на мокрый просоленный песок. А потом убежать к себе в номер и не показываться никому не глаза. Но я сдержалась — ради Шурки. Ни к чему ему видеть истерики матери, учитывая, что он совсем недавно потерял отца. И вообще, ребенка специально привезли сюда, чтобы он отдохнул и восстановился, так что при нем никаких сцен не должно быть категорически.
