Настроение у Алекса было каким-то странным: одновременно азартно-возбужденным, и в то же время чувствовалась в его лице какая-то мрачная решимость.
— Стась, у тебя к днищу машины был прикреплен маячок, — продолжал он. — Надо было сразу проверить, голова я садовая, ведь Девяткин попадался тебе на глаза с маниакальным упорством, а значит, они точно знали, где ты находишься.
— Маячок… — пробормотала я ошеломленно. — Какая гадость…
Было невыносимо сознавать, что за мной следили с таким размахом, но самое ужасное — если до этой минуты все мои рассуждения были лишь теоретическими, то теперь подозрения обрели под собой четкую вещественную основу.
— А где он, этот маячок? — с интересом спросил Егор. — Можно посмотреть?
— Рано вам еще, юноша, на такие штуки смотреть, — буркнул Алекс.
— Чего ты такой злой? — встрепенулась Мартышка. — Ребята, может вам что-то пересмотреть в своей жизни? Ну нельзя же так на людей кидаться…
— Алекс, где эта штуковина? — подняла я на него глаза. — И кстати, почему сигнализация не сработала, если ты под днище залезал?
— Я из твоей сумки, которая валяется в коридоре, взял ключи от машины. А радиомаяк в свой номер отнес. И на всякий случай в пакет убрал — отпечатки пальцев лучше сохранить.
— Великий детективщик сел на своего конька, — поддела я его. — Ты лучше скажи, откуда Разумовская узнала о моем существовании? Наверняка от тебя!
— Моя вина, признаю, — он опустил голову и стал похож на школьника, который притащил домой полный дневник двоек. — Мы были на одном литературном мероприятии, как раз после нашей с тобой размолвки из-за этой идиотской поездки… Настроение у меня было ужасное, а тут Разумовская подошла. Мы сначала перекинулись привычными полушутливыми гадостями, потом выпили по бокалу шампанского, и я почему-то разговорился. Рассказал о тебе, о том, как ты собираешься ехать одна в Питер, и плевать хотела на мое мнение…
При этих словах он странно посмотрел на меня сквозь ресницы, и от этого взгляда — совсем как раньше! — сердце мое сначала трепыхнулось, а потом замерло.
— А твои координаты, номер машины и прочие вещи она легко могла выяснить через справочники и пиратские базы данных, так же, как ты выясняла про Девяткина. Потом прилепили к днищу маячок — и привет, Игорь мог спокойно ехать за тобой, не боясь, что ты потеряешься.
— Так это он гнался за нами на джипе? — наивно спросил Егор.
— Этот самый джип ты можешь увидеть на гостиничной парковке, — сквозь зубы процедила я. — А еще ты только сегодня ехал в нем из коттеджного поселка.
Егор хлопнул себя по лбу и прикусил язык. На Алекса он больше не смотрел; впрочем, между нашими мужчинами и до этого не было особой приязни, а теперь и вовсе холодом повеяло. Но я не особенно обращала на них внимание, думая о своем. Слишком сильно и неотступно меня терзала мысль о том, что Разумовская прорабатывала свой план, искала жертву, писала сценарий и раздавала роли — как раз в тот момент, когда я буквально по молекулам собирала себя после смерти бывшего мужа, Архипова… Да, она умерла, но мне уже не было ее жаль. Не рой другому яму — очень верная пословица.
— Одного не могу понять, — сказала я после затянувшегося молчания. — Почему Девяткин застрелился? Ведь он умер, на самом деле умер. Неужели настолько увлекся своей ролью, что даже жизнью с легкостью пожертвовал? А Разумовская — пожертвовала собственным сыном?
— Думаю, все гораздо прозаичнее, — возразил Алекс. — Могли перепутать холостые патроны, предназначавшиеся для розыгрыша, с боевыми.
— Да, я помню историю, в новостях передавали, когда солдаты в армии на учениях перестреляли друг друга, потому что какой-то дурак перепутал патроны, — возбужденно добавила Мартышка.
— Точно! Я предполагаю, что у них по плану было гораздо больше так называемых «страшилок», которыми они тебя пугали, и пистолет не должен был стать последним. Я бы сделал так: надел под куртку бронежилет — все-таки если выстрелить холостыми в упор, можно получить неслабый ожог. Потом под куртку прикрепил бы пакет с искусственной кровью, которой пользуются киношники. Сейчас в Москве все можно купить, тем более, возможности у Разумовской были явно не ограничены. Но вмешался случай, патроны перепутали, а от выстрела в упор боевым не спас даже бронежилет, и Девяткин умер. От выстрела в сердце смерть наступает очень быстро, так что он вряд ли успел понять, что произошло.
— Бедолага, — пробормотала жалостливая сестрица.
— Вечно ты жалеешь тех, кого не следует, — сердито взглянула я на нее.
— Стаська, все-таки это был не совсем посторонний человек, а брат Егора…
— Кстати, о братьях. Стась, давай на этом остановимся поподробнее? — сказал побледневший Егор. — Ты уверена? Ну, что мой отец и эта писательница…
— Ты сам видел фотографию, — пожала я плечами. — И сам рассказывал мне историю своей матери. Если умеешь складывать два и два, то поймешь: именно к писательнице Разумовской ушел твой отец, и именно от него родился Игорь Девяткин.
— А почему ты сказала, что мне нужно срочно уходить из папиного дома? — продолжал он.
— Потому… Это очень некрасивая история, Егор, и я предупреждаю: тебе будет неприятно ее услышать.
Его глаза похолодели, губы плотно сжались. Рядом каменным изваянием замерла Мартышка.
— Твой отец — не инвалид. Он вполне может ходить, а также курить сигары, и пить виски, я сама видела.
— Что-о? — протянул он неверяще.
— Я случайно оказалась рядом с его кабинетом, в то время, как он там находился со своим адвокатом, — я старалась тщательно подбирать слова и говорить как можно мягче. Для парня это будет нешуточным ударом. — Твой отец ходил по комнате и говорил, что очень устал от своей роли инвалида. Еще он обсуждал, кого сделать главным наследником в новой версии завещания, и велел адвокату в этот раз вписать туда того парня, которого забрали менты. Чтобы остальные дети — вы, то есть, помучились и понервничали.
— Ты серьезно?
— Егор, сам подумай, могу ли я шутить такими вещами!
— Значит, папочка нас разыгрывал? — парень вскочил и нервно заходил по комнате. — Но зачем, зачем?
Ответа на этот вопрос я и сама не знала. Но вдруг промелькнула в голове мысль, от которой я попросту выпала в осадок: слишком уж похожи наши истории, моя и Егора, мы оба стали жертвами розыгрышей, причем со стороны двух людей, которые раньше были любовниками. Конечно, вся эта безумная карусель была полна совпадений… но часть из них оказалась никакими не совпадениями, а обыкновенным расчетом и злым умыслом. Так может…
— Они были в сговоре! — выпалила я. — Модестов и Разумовская, я имею в виду. Таких случайностей не бывает. Помнишь, Алекс, ты сказал, что все в этом мире делается для чего-то, и с какой-то целью?
— Это бессмысленно, — твердил бледный и потерянный Егор. — Это бессмысленно и жестоко.
