– А потом?
– Я знала, что Джон Каллендер был в номере прямо напротив по
коридору. Знала, что он посылал за моим братом Джаспером, что он пытался
шантажировать Джаспера и хотел через него выйти на меня.
– Продолжайте.
– Ну, я вышла из номера Артура, посмотрела на дверь номера
пятьсот одиннадцать и вдруг сообразила, что если бы я дала понять Джону, что,
как бы он ни старался, ему никогда не заполучить меня назад, то он, возможно,
прекратит преследовать Джаспера. Это был один из тех внезапных импульсов,
которым иногда поддаются женщины и…
– Можете не отчитываться, – перебил Мейсон. – Дайте мне
факты, и побыстрей. У меня мало времени.
– Я прошла через коридор к номеру пятьсот одиннадцать, –
сказала она. – Очень тихо постучала. Джон открыл дверь. Я вошла и все ему
выложила. Я заявила, что, если он попытается сделать Джасперу какую-то пакость,
я с ним никогда больше не заговорю до конца жизни. Сказала, что прошло то
время, когда он мог заставить меня вернуться, шантажируя Джаспера, что я с ним
покончила навеки, насовсем, раз и навсегда.
– Что было дальше?
– Я вышла из номера. Он, сардонически ухмыляясь, распахнул
передо мной дверь. Я думаю, он мог попытаться помешать мне уйти, но именно
тогда мимо по коридору проходила горничная, поэтому он сказал: «В таком случае
прощай». Я ничего не ответила и направилась к лифту. Он закрыл дверь, и вдруг я
поняла, что боюсь его. Мне показалось, что до лифта идти очень долго. Я
вспомнила, что недалеко от его номера видела дверь с табличкой «Выход на
лестницу». Вернулась назад, рванула на себя эту дверь и помчалась вниз по
ступенькам. Я сбежала по лестнице на четвертый этаж, затем на третий и на
второй. Дальше лестница вышла на балкон бельэтажа вокруг холла. Там есть
комната, где можно писать письма, и я села за один из столов, как будто
собиралась тоже что-то написать, взяла лист бумаги, сложила его, положила в
конверт, сошла вниз по лестнице, огромной, как жизнь, опустила конверт в
почтовый ящик и вышла из отеля.
– Что вы делали потом?
– Пыталась найти своего брата.
– Где вы его искали?
– В разных местах. Заглянула в некоторые ночные заведения,
где, как я думала, он мог быть.
– А теперь я хочу получить честный ответ на свой вопрос. Я
хочу, чтобы вы ответили мне, не виляя. Вы возвращались в отель хоть раз после
этого?
– Вы имеете в виду «Ричмелл»?
– Да.
– Нет. Точно нет.
– Вы не возвращались, чтобы зайти к Каллендеру примерно в
два двадцать?
– Нет.
Мейсон поднялся, походил взад-вперед по комнате,
остановился, резко повернулся и внезапно спросил:
– Вы не возвращались в холл отеля примерно двадцать минут
третьего ночи, не шли к лифту, никто вас не задерживал?
Она покачала головой.
– Этот человек – гостиничный детектив. Он спросил вас, куда
вы направляетесь, и вы ответили, что идете к одному из постояльцев; он
потребовал, чтобы вы ему сказали, к кому именно, и вы в результате сообщили,
что к Джону Каллендеру.
– Нет. Совершенно точно. Ничего подобного.
– Вы не подходили вместе с гостиничным детективом к
телефону, он не звонил в номер Каллендеру, тот ему не ответил, детектив не
передал вам трубку, чтобы вы сказали Каллендеру, что находитесь в холле и
хотите, чтобы он предложил вам подняться к нему?
– Ничего подобного.
– Когда вы заходили к Каллендеру, у вас был в руках
скрипичный футляр?
– Нет.
– А у вас есть скрипка?
– Да.
– Есть от нее футляр?
– Да.
– Где он?
– Среди личных вещей в багажнике моей машины. Понимаете,
когда я ушла от Джона, я, в общем, торопилась и решила, что сама буду
зарабатывать себе на жизнь. Я взяла то немногое, что у меня было, действительно
мои личные вещи, положила их в багажник своей старой машины и попросила, чтобы
Джаспер отвез эту машину в город. Сама же взяла лошадь. Я знала, что в
Вэлли-клубе в Броули требуются артисты. Я направилась туда и получила там
работу.
– И пока вы там были, вашу лошадь украли?
– Или украли, или она заблудилась. Я всегда думала, что ее
украли. Она была оседлана и взнуздана. Я ездила верхом. Обычно перед заходом
солнца. Вы же знаете, там очень жарко и днем невозможно ездить верхом. Я, как
правило, выезжала вечером. В тот день я каталась, пока не наступило время идти
на работу, и когда я кончила кататься, то уже сомневалась, успею ли к первому
акту. Я попросила человека, который ходил за лошадью, подождать пару часов,
прежде чем расседлывать и разнуздывать ее.
– Почему?
– Потому что, во-первых, лошадь была взмылена и я не хотела,
чтобы она входила в воду, пока не остынет, ну и, кроме того, я думала, что
захочет покататься и мой брат.
– А он спрашивал вас, нельзя ли ему будет покататься в тот
вечер?
– Да. Была лунная ночь, и он знал, конечно, что я буду
работать у себя в ночном клубе.
– Ну и что произошло?
– Больше я не видела лошади. Когда я наутро спросила конюха,
расседлал и разнуздал ли он ее, он сказал, что нет. Он предположил, что мой
брат взял лошадь и не привел ее назад. Я знала, разумеется, что это ерунда.
Нашла Джаспера и спросила его об этом. Оказалось, он приходил, чтобы взять
лошадь, но ее не было. Он думал, что конюх расседлал ее, поэтому повернулся и
ушел.
– Вы обычно привязывали лошадь?
– Нет. Просто закидывала вожжи на раму у яслей. Мне и в
голову никогда не приходило, что она может уйти.
– А вы думаете, она ушла?
– По правде говоря, мистер Мейсон, я думаю, что лошадь
украли. Практически каждый, кто проходил мимо и у кого хватило бы смелости, мог
сделать это.
– Хорошо, – сказал Мейсон, – теперь вернемся к вашей работе
в Империал-Вэлли. Что вы делали после того, как уехали из Броули?
– Это долгая история, – ответила она.
– Я хочу услышать ее.
– С первого дня, как стала танцевать с веерами, я имела
большой успех. Я стремлюсь быть грациозной и стараюсь, чтобы мое выступление
всегда было символом изящества и раскованности. Я не расхаживаю по сцене, сняв
с себя все, что можно, как многие другие. Я действительно стараюсь делать то,
что имеет какой-то смысл. Можете смеяться, но это так. Я свободна от
условностей. Люди не любят всегда быть рабами условностей, и, ну, в общем, это
трудно выразить словами… Там была девушка, сложенная почти в точности как я,
она хотела стать танцовщицей с веерами. Я познакомилась с ней, пока выступала
там. Она была в кордебалете. Это, в общем, невеселая жизнь для девушки. Им все
перепадает – и шишки, и тяжелая работа, и развлекаются с ними тоже. Конечно, во
многих заведениях такое не допускается, но если ты девушка из кордебалета, то и
к этому приходится быть готовой – ну, в общем, это зависит от того, где
работаешь. Во всяком случае, эта девушка не стала продаваться за деньги. Она
была сама по себе. И естественно, хотела расти. И вот как-то раз, когда я уже
выходила замуж, эта девушка, Айрин Килби, зашла ко мне и сказала, что я сделала
себе имя и что у меня все выступления расписаны вперед, что не стоит их
отменять. Почему бы ей не взять мое имя и не продолжить выступления в тех
представлениях, которые уже запланированы? Она бы начала выступать под именем
Лоис Фентон, но использовала бы сценический псевдоним Шери Чи-Чи, и постепенно
люди привыкли бы именно к этому имени, и тогда она – как только публика
привыкнет – постепенно вообще перестала бы использовать мое настоящее имя.
