Сумасшедшая часть этого циклического самореферентного процесса – глубинное миметическое принуждение, из-за которого появляющиеся патологические убийцы, включая серийных, фантазируют и имитируют не только реальность прошлых убийств, но и воображаемые трактовки этой реальности в культурной и развлекательной индустрии, отражаемые множеством зеркал СМИ.
Когда психиатр спросил у убийцы-каннибала Дэвида Харкера, который в 1998 году убил, обезглавил и расчленил женщину, а куски плоти затем приготовил и съел с макаронами и сыром, вдохновлялся ли тот вымышленным серийным убийцей-каннибалом Ганнибалом Лектером из фильма «Молчание ягнят», Харкер ответил: «Такие, как я, не подражают фильмам. О таких, как я, их снимают» [27].
Синдром Пого заключается в следующем: враг – это мы сами. Мы сами как организованный вид натравливаем серийных убийц на себя.
Вероятно, лучшая аналогия для описания культурно-исторической среды серийных убийств, о которой я рассказываю, – это наш текущий кризис саморадикализации в терроризме. Двадцать лет назад мысль о том, что какой-нибудь молодой американец или даже недавно прибывший в Нью-Йорк, Детройт, Лос-Анджелес, Майами или Бостон иммигрант решит совершить массовое убийство во имя какой-нибудь заграничной нехристианской радикальной религиозной программы, была бы невообразимой. Существование джихадистских террористических группировок, интернета, радикальной исламской пропаганды, иностранных военных вмешательств, отчуждения и маргинализации в семье, психических заболеваний и доступного огнестрельного оружия – каждый из этих элементов сам по себе не создавал существующее явление саморадикализованных террористов, терзающих западное общество. Только когда девятый вал из всех этих вещей смешался с некой темной энергией исторического синхронизма, diabolus in cultura, его волны захлестнули цивилизованное общество.
Саморадикализованные, массово убивающие террористы наших дней происходят оттуда же, откуда и буйствующие почтовые работники в 1980-х (с 1983 по 1993 год в одиннадцати перестрелках в почтовых отделениях было убито тридцать пять человек) [28] и затравленные инициаторы массового убийства в школе «Колумбайн» 1999 года Эрик Харрис и Дилан Клиболд.
Если бы Харрис и Клиболд жили в наше время, то вместо затравленных псевдоготов-неудачников они стали бы затравленными псевдосаморадикализованными неудачниками, приняли бы ислам и завербовались в ИГИЛ. И одежда у них была бы подходящая. Наше новое поколение массовых убийц-зомби – лишь нетерпеливые подражатели, которые жадно пытаются совершить все и сразу одним махом и не имеют терпения на последовательное убийство по одной жертве зараз.
То же самое можно сказать и о серийных убийцах, которые в некотором смысле являются саморадикализированными, эволюционно-патологическими социальными террористами, питающимися своими личными несчастьями и травмами, а также уязвимостью и маргинализацией своих жертв в среде, которая прославляет и превозносит их как контркультурных знаменитостей-монстров, а совершаемые ими жестокие убийства и сексуальное насилие – как основные продукты индустрии развлечений и культурное выражение мужской доблести и силы.
Посчитайте, сколько современных детей впитывают все это еще с молоком матери, и через двадцать лет лучше пригнитесь и спрячьтесь в укрытие.
Со времен Джека Потрошителя и вплоть до появления Джеффри Дамера огромное количество документально-криминалистической литературы, театр, кино и телевидение создали сложный и обширный жанр серийных убийств, привлекающий серийных убийц, которые иногда подражают его героям и учатся на их примере. Но серийные убийцы не главные потребители этого жанра – если бы данной формой медиаразвлечения пользовались только маньяки, он не был бы финансово жизнеспособным. О притягательности этих мрачных сюжетов и их культурной значимости свидетельствует огромная аудитория из людей, не склонных к совершению убийств, вроде нас с вами. Правдивые истории ужасов – такие же знакомые, как сказки братьев Гримм.
Почему вы – да, именно вы – дочитали книгу до этого момента? Как уж тут разобраться! Но ведь вы читаете, вот поэтому-то я и почувствовал желание ее написать.
Возможно, про тех из нас, кто не относится к убийцам, еще 2350 лет назад все пояснил Платон, когда описал древнегреческую трагедию как «удовольствие, рыдания и тоску, примешанные к страданиям». Вот почему люди сбавляют шаг, проходя мимо места преступления или дорожной аварии, – ими движет своего рода примитивный рефлекс, выражаемый профанно-сладострастной формулировкой: «Слава богу, это было не со мной» или же более близкой сакрально-любовному полюсу: «Пронесло, милостью Божией».
Мы любим и убиваем, сочетая жертвенно-сакральное с эгоистично-профанным, – эта парафилийная двойственность неотступно сопровождает существование человека западной цивилизации.
Существует тревожная, зловещая, зеркальная синхронность – diabolus in cultura – между ростом числа убийц-оборотней, зарождающимися разногласиями между представителями элиты западноевропейского общества во время Великой охоты на ведьм с 1450 по 1650 год и религиозными войнами; между эпохой индустриальной революции, когда царил хаос и поколения людей лишались собственности, и тем, что именно в этот период заявили о себе серийные убийцы вроде Мартина Дюмойяра и Джека Потрошителя; между гедонистическим богатством и алчностью 1920-х, между социальными катаклизмами, последовавшими за Великой депрессией 30-х годов, между жестокостью войны, на которую наших предков призвали сражаться в 1940-х, между сорвавшейся попыткой ухватиться за иллюзию нормальной жизни в 1950-х, с последующими небывалыми революционными, культурными и политическими преобразованиями в шестидесятые годы, вместе с возрождением гедонизма – и зародившимся в 1970-х и 1980-х вирусным всплеском серийных убийств: «золотым веком» серийных убийц.
Оглядываясь назад из второго десятилетия нового тысячелетия, я вижу, что за нами, подобно клубам дыма от работающего двигателя, тянутся вновь появившаяся алчность и быстрорастущее изобилие «нормальности» нового мирового порядка 1990-х, установившегося по завершении холодной войны, шока и трепета 11 сентября, разрухи в социальной сфере после финансового кризиса 2008 года и жестокости нового врага, с которым теперь призывают сражаться не только отцов, но и матерей Америки, вовлекая их во все еще пылающую катастрофическую войну против терроризма – апокалиптическое «столкновение цивилизаций», предсказанное Сэмюэлем Хантингтоном еще в 1993 году [29].
История действительно повторяется, но не так, как утверждал Карл Маркс – «первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса». Нет, повторяется одно: наша неспособность представить, насколько все будет плохо и как чертовски быстро это случится. Примерно с той же скоростью, с какой в американской политической системе внезапно появился опасный раскол не только среди своего народа, но и среди элиты. Примерно так же быстро, как мы начнем задумываться о том, не выжечь ли дотла население Северной Кореи, – возможно, уже к моменту выхода этой книги.
Где и как скоро мы разобьемся? Если история нас чему-то и научила, так это тому, что, как бы ни было нам плохо, может стать еще хуже. Я беспокоюсь о том, что́ наше недавнее поколение солдат принесло домой детям, которые сейчас воспитываются во вновь травмированном и расколотом западном обществе. Если моя гипотеза «Вторая мировая война + 20 лет» хоть сколько-нибудь годится для объяснения эпидемии убийств с 1970 по 1990 год, то, учитывая недавние события, если мы не будем лучше воспитывать наших детей сейчас, можем легко столкнуться с еще одной вирусной эпидемией серийных убийств.
