Кажется, что Бенедикт говорит о Джеке Потрошителе, но на самом деле речь идет совсем о другом человеке. Случай этот произошел почти за сто лет до появления Джека, когда во Франции закончился старый порядок с его модой на пышные парики и платья а-ля «посмотри, какой зад» и все наследие прошлого было задушено революцией. В течение двух лет, с 1788 по 1790 год, начинающий серийный «оборотень» преследовал в Лондоне красиво одетых женщин. Пока они возились с ключами у входной двери дома, преступник подкрадывался к ним или внезапно набрасывался сзади, прижимался головой к плечу, бормотал на ухо непристойности, а потом жестоко колол и резал ножом их ягодицы прямо через шелковые платья.
Позже прокурор по этому делу скажет, что власти Лондона были в высшей степени потрясены и сбиты с толку происходящим: «Почти в каждом преступлении мы можем проследить мотив его совершения, но не в этот раз. Что же могло побудить подсудимого к таким варварским и жестоким бесчинствам? У него не было мотива склонить к чему-либо, не было жажды мести, требующей удовлетворения; он надругался над самым красивым, что есть у прекрасного пола»
{302}.
И действительно. Эротический парафилийный парциализм к ягодицам смешался у преступника с формирующимся садистским и разрушительным фетишем на шелковые платья дам высшего класса. Что-то подобное было у Бихеля и Дюмойяра, с которыми мы познакомились в седьмой главе.
О нападениях именно этого преступника заявило более пятидесяти женщин. Некоторых он ударил кулаком по затылку, кого-то лишь оскорбил словами, а части женщин повезло избежать ранений: из-за моды на многочисленные пышные нижние юбки, корсеты и широкие панталоны нож застревал в одежде и просто не доходил до тела. Но не все жертвы оказались столь удачливы.
Две сестры возвращались с бала в честь дня рождения королевы. Когда они подошли к входной двери своего лондонского особняка, преступник подбежал к ним и, зажав одну девушку между перилами и дверью, начал бормотать непристойности, а потом вонзил в нее нож прямо через вечернее платье. Лечащий врач заявил, что рана от нижней части спины до ягодиц была почти двадцать три сантиметра в длину, а ее глубина в определенных местах доходила до десяти сантиметров. Если бы не корсет, изменивший траекторию удара, то нож бы вошел в брюшную полость
{303}. Преступнику потребовалось усилие, чтобы вытащить холодное оружие, и, по словам очевидцев, в некоторых случаях мужчина становился на одно колено, чтобы протолкнуть лезвие глубже. Нападения были яростными, свирепыми и могли привести к летальному исходу.
Эти необычные и необъяснимые события потрясли и встревожили Лондон точно так же, как будет сто лет спустя с Джеком Потрошителем. Газеты и журналы подняли шумиху. За поимку монстра было предложено вознаграждение в сто фунтов (5600 фунтов, или 8000 долларов по современному курсу).
Нападения участились. Теперь к женщинам на улице подходил мужчина с маленьким букетом искусственных цветов и предлагал его понюхать. В букете был спрятан острый предмет, и, когда дама к нему наклонялась, преступник резал ей лицо.
В июне 1790 года одной из жертв и ее спутникам показалось, что они узнали нападавшего. Его задержали, доставили свидетелям, которые опознали злоумышленника, и арестовали. Им оказался тридцатипятилетний уроженец Уэльса по имени Ренвик (Ринвик) Уильямс. Вопреки всем ожиданиям, Ренвик выглядел вовсе не безобразным свирепым чудовищем, а вполне симпатичным джентльменом, пользовавшимся популярностью у женщин (как Тед Банди в свое время). На суде некоторые девушки, выступающие в качестве свидетельниц, говорили о его добропорядочности и мягком характере. Ренвик работал подмастерьем на изготовлении искусственных цветов у французского мастера декоративной флористики и обладал андрогинной и миловидной, типично британской внешностью – нам бы он напомнил Мика Джаггера. Родился он в семье зажиточного уэльского фармацевта с Броад-стрит и был в юности таким грациозным, что великий итальянский танцмейстер Джованни Андреа Баттиста Галлини (сэр Джон Галлини) взял его учеником в свою школу. Также Уильямс имел талант к музыке и был второй скрипкой на концертах в Вестминстерском аббатстве и лондонском театре «Пантеон»
{304}.
Но в прошлом Ренвика имелись и темные моменты. Галлини обвинил его в краже часов и уволил из балетной труппы. Уильямс нашел работу клерком у адвоката, баллотирующегося в парламент, но потом потерял ее по не зависящим от него причинам. Когда у Ренвика начались трудности с деньгами, он устроился к мастеру по изготовлению искусственных цветов. Тонкие пальцы скрипача творили так умело, что его быстро повысили до подмастерья. Но по неизвестным причинам незадолго до ареста Уильямс потерял и эту работу. Поступали жалобы, что он чрезмерно одержим противоположным полом.
Когда Ренвика задержали, никто не понимал, в чем конкретно его обвинять. Сторона обвинения заявляла о «преступлении, столь новом в летописи человечества, деянии, столь необъяснимом и противоестественном, что его следовало бы считать невозможным из уважения к человеческой природе». Судья по этому делу жаловался: «Законодатели никак не ожидали, что кто-то совершит преступления столь дьявольского характера, жесточайше нападет на подданных Его Величества с одной лишь целью – ранить, без какой-либо провокации со стороны пострадавших».
Пресса и толпы, собравшиеся у тюрьмы, громогласно призывали повесить монстра, но, согласно уголовному кодексу того времени, нападение, даже с намерением убить, считалось лишь правонарушением. Однако общественность, которую держали в страхе целых два года, требовала для преступника сурового наказания.
Суд вынудили найти подходящий для этого состав преступления, чтобы предъявить Ренвику Уильямсу обвинение. Поначалу они обратились к Акту Ковентри, согласно которому подстерегать человека с целью покалечить или изуродовать считалось тяжким преступлением. Однако тому, что «Монстр» поджидал своих жертв, не было никаких доказательств. «Черный акт» парламента провозглашал преступлением ношение оружия в маске либо иным образом скрывая лицо, но Уильямс, очевидно, особо не скрывался. Наконец, обвинение обнаружило акт от 1721 года с неясными формулировками, который был принят парламентом, когда английские ткачи в знак протеста против ввоза ткани из Индии резали одежду из импортной ткани на всех, кого в ней видели. Данный закон квалифицировал в качестве уголовного деяния «нападение на любое лицо на общественных улицах с намерением порвать, испортить, порезать, сжечь или изуродовать ткань или одежду такого лица при условии, что это деяние совершается во исполнение такого намерения», наказуемого ссылкой на каторгу (обычно в Австралию) на семь лет.
Уильямсу вменили обвинение согласно Акту и признали виновным, но его адвокаты подали апелляцию, и ее удовлетворили: вышестоящий суд отменил обвинительный приговор, постановив, что он не относится к делу. По мнению Верховного суда, порча одежды происходила в результате нападения, а не была изначально целью преступления Уильямса. Суд признал его виновным по трем пунктам обвинения в совершении правонарушения и приговорил к шести годам тюремного заключения – по два года за каждое нападение.
